Глава 457. Человек в зеркале •
Ширли, бросив через плечо нервный взгляд на Пса, скользнула за дверь. Ванна и Моррис вышли следом, и капитанская каюта погрузилась в глубокую, почти осязаемую тишину. Остались лишь Дункан, Элис и голубь, который, казалось, мирно спал, убаюканный тишиной.
Элис, вся в домашних заботах, сновала по каюте. Она протирала полированные поверхности, смахивала пыль с резных украшений мебели, старательно отмывала окна до блеска. Дункан же сидел за массивным столом, от которого веяло древностью, и смотрел вдаль, погруженный в глубокую задумчивость.
Внезапно искусно вырезанная голова козла, покоившаяся на столе, еле слышно скрипнув, повернулась к Дункану.
— Все размышляете о Лахеме, Боге Мудрости? — осведомился Козлиноголовый, и голос его, низкий и гулкий, словно поднимался из неведомых глубин.
Дункан откинулся на спинку кресла, и лицо его приняло задумчивое выражение.
— Не только о Лахеме, — медленно проговорил он, — обо всех богах я думаю. Об их истинной роли в мироздании, об их связи с нашим миром…
Козлиноголовый словно бы склонился набок, вслушиваясь.
— Разные школы в своих писаниях называют их творцами и хранителями мирового порядка, — произнес он после недолгой паузы. — А некоторые еретики, напротив, считают их исказителями реальности, присвоившими себе славу творцов. Моррис в «Книге богохульства» натолкнулся на любопытную мысль: он предположил, что нынешние боги — это не кто иные, как «забытые короли» из древних текстов. Быть может, все эти теории несовершенны, но крупица истины есть в каждой из них.
Козлиноголовый, помолчав, добавил:
— Хотя лично я склонен считать богов чем-то эфемерным. Ни существенных улучшений, ни катастрофических разрушений в наш мир они не привносят.
Дункан выслушал, а затем, лениво возразил:
— И все же для большинства обитателей нашего мира божественное покровительство вполне осязаемо. Эта вера дает им силы жить дальше, не сдаваться.
— Выживание — это лишь сохранение текущего положения вещей, — медленно проговорил Козлиноголовый. — Как с Фростом последние пятьдесят лет. Пока равновесие не нарушено, никто и не подозревает о катастрофе, зреющей под поверхностью. Но люди хотя бы живы.
Дункан задумался, обдумывая его слова. Наконец, он проговорил:
— Когда Пес размышляет, на него устремляется взор Лахема. История знает случаи, когда люди неожиданно оказывались «благословленными богами», и их жизни круто менялись, они становились проводниками воли Четырех Богов. Возможно, эти боги создали некую систему «слежения» или «сканирования» людей? Через определенные точки фокусировки или узлы они оценивают состояние мира. То есть, их участие и понимание нашего мира на самом деле весьма опосредованы и ограничены.
— Ортодоксальным служителям такое механистичное сравнение пришлось бы не по вкусу, — отозвался Козлиноголовый после недолгого молчания. — Вы говорите о богах так, словно изучаете устройство машины, без должного благоговения.
— Почитание мешает пониманию, — спокойно возразил Дункан. — Я не хочу почитать богов, я хочу их постичь. Тем более что нам уже дважды пришлось расхлёбывать последствия их деяний.
***
В длинном каменном коридоре, ведущим к величественному собору, раздавались шаги. Эхо ритмично отскакивало от древних стен, словно каждый шаг ступал по пластам истории, пробуждая тайны прошлого.
Агата, закутанная в струящееся черное платье, словно ночная тень, скользила по лабиринту коридоров величественного собора. Ее шаги беззвучно ложились на каменные плиты, не потревожив тишины. Никто из слуг не осмеливался сопровождать ее — лишь собственная тень следовала за ней по пятам. И хотя в ее теле не было жизни, двигалась она с непоколебимой решимостью. Газовые фонари, расставленные вдоль стен, мерцали, отбрасывая причудливые блики, а в небольших нишах трепетали огоньки свечей, рождая на полу причудливую игру теней.
Лишь очутившись в своей комнате и плотно притворив за собой дверь, Агата позволила себе расслабиться. Она прислонилась спиной к холодному дереву и тихо, протяжно вздохнула. Дышать ей, по сути, не требовалось, но эта привычка осталась с тех пор, когда у нее было человеческое тело. Теперь же вздох стал для нее символическим жестом, означавшим, что она позволяет себе немного передохнуть, — слабая попытка не превратиться окончательно в бездушный труп.
Последние события несколько облегчили ее ношу. Порядок в Соборе был восстановлен, а небольшие церкви, разбросанные по всему городу-государству, постепенно возвращались к нормальной жизни. После вмешательства флота «Морского Тумана» закон и порядок в городе стали стремительно восстанавливаться. Несмотря на хаотичное распределение ресурсов и неизбежные жертвы, ситуация менялась к лучшему. Флоту «Морского Тумана» удалось привлечь в город специалистов по административному управлению. Заняв ключевые посты в мэрии, эти люди быстро освоились и начали восполнять острую нехватку кадров, от которой страдали городские службы.
Кроме того, шла подготовка к официальному вступлению в должность нового мэра — адмирала Тириана Эбномара. Разрабатывались планы по объединению остатков городского флота с силами флота «Морского Тумана». И хотя новый мэр еще не был представлен официально, его влияние уже ощущалось во всех сферах городской жизни.
При жизни Агата пришла бы в ужас от подобных стремительных перемен, но для Агаты в ее нынешнем состоянии это было благом. Она чувствовала, что может позволить себе небольшую передышку. Пусть труп и не ведал физической усталости, но ее дух отчаянно нуждался в отдыхе.
Простояв еще несколько минут у двери, Агата тряхнула головой, словно отгоняя непрошеные мысли. Затем она подошла к туалетному столику и опустилась в кресло. Ее взгляд невольно упал на зеркало.
И тут ее пронзило тревожное чувство — безошибочное ощущение чьего-то незримого присутствия. Она быстро осмотрела комнату, но не заметила ничего подозрительного и не почувствовала присутствия чужой энергии.
Однако ощущение слежки не проходило, оно было слишком реальным.
Слепая священница подняла голову. Ее глаза, скрытые под повязкой, были незрячи, но она чутко улавливала каждый звук, каждое изменение воздуха в комнате. Ее взгляд, казалось, ощупывал каждый угол, и наконец остановился на зеркале напротив. Что-то было не так, она это точно знала, но вот что именно — оставалось загадкой.
Неживая обстановка комнаты рисовалась в ее воображении зыбкими тенями, каждая из которых веяла холодом, словно надгробные плиты на кладбище.
А потом, внезапно, ощущение слежки исчезло.
В отражении зеркала глаза фигуры словно бы моргнули. Агата, сидевшая перед туалетным столиком, замерла. Движимая странным предчувствием, она медленно протянула руку к зеркалу. Ее пальцы коснулись холодной, твердой поверхности стекла.
Когда кончики их пальцев соприкоснулись, холод пронзило неожиданное тепло. В то же мгновение в кромешной тьме, царившей перед глазами Агаты, вспыхнул новый узор из света и тени — в глубине безжизненного зеркала возник тонкий светящийся контур.
Обе Агаты замерли, глядя друг на друга сквозь зеркальную гладь. Комнату окутала звенящая тишина.
Наконец Агата, находившаяся в комнате, нарушила молчание.
— Ты здесь? — спросила она, и в ее голосе послышалось сдержанное любопытство.
— Да, — раздался голос, и казалось, он звучит прямо у нее в голове, проникая в самые глубины сознания. — Я здесь.
— Когда… когда ты появилась? — спросила Агата.
— С того момента, как ты получила ключ, — спокойно ответил голос в ее голове, — я всегда была рядом.
Агате понадобилось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. Ощущения были до странности непривычными. Она отчетливо понимала, что голос в ее голове — это ее собственный голос, со всеми интонациями и эмоциями, которые она могла бы вложить в свои слова, но в то же время ей казалось, что она разговаривает с кем-то другим. Это не было ни игрой воображения, ни раздвоением личности, это было нечто совершенно иное.
— Невероятно, — произнесло ее отражение в зеркале, словно вторя ее мыслям, — можно подумать, что это похоже на симптомы диссоциативного расстройства личности, но мы обе знаем, что это не так.
— Даже самые опытные психиатры города-государства пришли бы в замешательство от такого случая, — задумчиво проговорила Агата.
— Давай не будем усложнять им жизнь, — отозвалось отражение. — У них и без нас забот хватает.
Агата потерла виски. Разговор с тем, кто казался ее «вторым я», сбивал с толку. На протяжении всего их диалога ее не покидало тревожное ощущение, что она вот-вот перестанет понимать, какая из версий себя — «настоящая». И хотя до когнитивного диссонанса пока не дошло, Агата чувствовала, что ей нужно взять паузу и собраться с мыслями.
Спустя мгновение она подняла голову и снова посмотрела в зеркало.
— Этот ключ… он стал вместилищем для твоей души? А потом, воспользовавшись связью между нами, ты смогла… переселиться в меня?
Существо, которое так сильно напоминало ее саму — было ли это плодом ее воображения, проекцией ее собственного сознания или чем-то гораздо более реальным?
Обе Агаты задумались над этой загадкой, не в силах постичь природу своего странного, взаимосвязанного существования.
— Я не знаю, — признался голос в голове Агаты. — Понятия не имею, есть ли у меня душа или как вообще все это произошло. И как в этом замешан ключ, я тоже не понимаю. Мое сознание долгое время пребывало в хаосе, и только в последние дни я начала что-то понимать.
Голос на мгновение умолк, словно перебирая обрывки воспоминаний, а затем добавил:
— Насколько я могу судить, ключ обладает уникальной способностью хранить и передавать воспоминания. Но как именно он работает и на что еще способен, вероятно, известно только самой Королеве Фроста.
— Королева Фроста… — прошептала Агата, словно обращаясь к пустоте. — Кажется, мне нужно рассказать об этом капитану.
— Но разве не Верховному Собору Смерти следует сообщить об этом в первую очередь? — мягко напомнило ей отражение в зеркале.
Агата, сидевшая за туалетным столиком, на мгновение задумалась, и на ее лице отразилась борьба противоречивых чувств. Немного помолчав, она ответила:
— Ты права. Но Собор Смерти сейчас находится на самом краю цивилизации, в неизведанных водах. Вряд ли им стоит беспокоиться о том, что можно считать моими личными делами.
Остановившись, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, она подняла глаза на свое отражение.
— Ну, что скажешь? — беззвучно спросила она.
На мгновение Агата в зеркале задумалась, словно незримая нить связывала их мысли и чувства, заставляя резонировать два мира, разделенных гладью стекла.
Затем, в ее глазах вспыхнул огонек, похожий на крошечное изумрудное пламя.
— Да, ты права, — кивнула она, словно подводя итог их диалогу. — Нужно рассказать обо всем капитану. Он, как никто другой, знаком с природой зеркал и, возможно, сможет пролить свет на эту тайну.