Глава 2122 - Божественный Чиновник, вступающий в ученичество •
Хуа Цайли сделала шаг вперёд и с полным ожиданием спросила: — Ну, как вкус? Покорил~ ли он тебя? Дядюшка Люсяо, ты ведь самый почтенный Божественный Чиновник, тебе нельзя упрямиться и говорить неправду.
Люсяо не произнёс ни слова, его старые глаза медленно теряли фокус. Затем его редкие волосы стали подниматься с видимой скоростью, пока не встали дыбом.
— Ах? — эта странная картина заставила Хуа Цайли приоткрыть свои розовые губы от удивления.
Юнь Чэ слегка дёрнул её за рукав, давая понять, что не нужно ничего говорить. Но в ответ нежные пальцы Хуа Цайли легко коснулись его ладони, украдкой передавая близость прямо на глазах у Божественного Чиновника.
Божественный Чиновник Люсяо медленно закрыл глаза и издал долгий дрожащий стон.
Когда он вновь открыл их, его взгляд всё ещё был прикован к ледяной чаше в руке. Его старые глаза словно затянуло лёгкой ледяной дымкой. Он долго не двигался, словно не решаясь… или не желая сделать второй глоток.
Потому что в его понимании кулинарного пути это было творение, равного которому во всём мире не найти, и, если выпить его до конца, оно исчезнет навсегда, словно чудесный сон.
Его старческая рука слегка толкнула ледяную чашу, и она оказалась запечатана тонким слоем глубокой энергии. Повернувшись, он уставился на Юнь Чэ, в глубине его старческих глаз вспыхнул ослепительный, почти пугающий свет.
— Парень, кто же такой твой наставник на пути кулинарии? Я прожил миллионы лет, но никогда не знал, что в мире есть такой старый монстр!
Юнь Чэ поспешно ответил: — Почтенный Люсяо, мой наставник — отшельник, живший вне мира. Он никогда не хотел иметь ничего общего с миром смертных. Перед своей кончиной он наказывал мне никому о нём не рассказывать, так что…
— Ладно, ладно, тогда не надо, — отмахнулся Божественный Чиновник Люсяо, в его голосе не было ни капли принуждения. Неожиданно, свет в его глазах не только не потускнел, а стал ещё ярче: — Старый монстр исчез, но остался ты, маленький монстр!
Не успел Юнь Чэ и глазом моргнуть, как фигура высохшего старика уже мелькнула у него перед лицом. Морщинистая рука схватила его за руку с такой скоростью, что он не успел даже отреагировать. Старик держал крепко, словно боялся, что тот сбежит, а взгляд его пылал жгучим жаром: — Парень, как ты приготовил этот суп «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», а также «Суп из Четырёхцветных Облачных Лепестков» и «Слоёную луну над облаками»? Быстрее, научи меня…
— Ах! — воскликнула Хуа Цайли, поспешно шагнув вперёд и схватив чиновника за рукав. В её голосе звучала тревога: — Ты… ты так резко схватил его! Как бы не поранил братца Юня! И кроме того… кулинарный путь, как и глубокий путь, имеет свои законы передачи. Разве можно так легко учить других?
Глаза старика широко распахнулись, он отдёрнул руку и с громким «пах!» влепил себе пощёчину.
— Верно, верно, верно, верно! — после пощёчины Люсяо засеменил на месте с досадой: — Вот ведь старый дурак! Взял и чуть не нарушил запрет. Нельзя так, ай, никак нельзя!
Сделав круг на месте, он вдруг что-то вспомнил и снова поднял взгляд на Юнь Чэ, волнение в его глазах полностью превратилось в жар: — Точно! Я могу стать твоим учеником! Тогда ты сможешь меня учить!
Не дав Юнь Чэ и Хуа Цайли отреагировать, он «рванул» вперёд, на этот раз схватив Юнь Чэ обеими руками. Волнение и жажда на его старческом лице почти материализовались и готовы были выплеснуться наружу: — Парень… тьфу! Маленький монстр… тьфу! Учитель! Я сейчас же стану твоим учеником, ты обязательно должен принять меня… Ах, да, подношение учителю, подношение учителю!
Во время речи его тело начало опускаться — очевидно, он собирался преклонить колени.
Такой неожиданный поворот шокировал Хуа Цайли, а затем поверг в ужас. Она поспешно попыталась поднять Божественного Чиновника Люсяо, но вдруг услышала свист ветра и одновременно с ним — испуганный вопль:
— Хозяин, нельзя!
Божественный Слуга Юаньин с вихрем появился перед Божественным Чиновником Люсяо в крайне панической и неприглядной позе, подставив своё тело под его колени, едва остановив поклон.
— Хозяин, вы ведь Божественный Чиновник Чистой Земли, во всём мире лишь Император Бездны достоин вашего поклона! Как вы можете склоняться перед младшим из Божественного Царства? Никак нельзя, нельзя!
Он поднял руки, изо всех сил поддерживая верхнюю часть тела Божественного Чиновника, его крик был лишён всякого достоинства, голова покрылась потом, остался лишь ужас.
Люсяо закатил глаза и отшвырнул Юаньина ногой.
Один из четырёх Божественных Слуг Чистой Земли, горделивое существо с культивацией уровня божественной границы, покатился, как мячик, и с ещё более хриплым воплем полетел в воздухе: — Юнь… Чэ…
Люсяо даже не взглянул на него: — Терпеть не могу, когда этот болван начинает нести чушь про «нельзя то, нельзя это».
Бам!
Божественный слуга Юаньин вылетел через стену и неизвестно как далеко врезался в землю.
По сравнению с испугом Хуа Цайли и ужасом Юаньина, Юнь Чэ был удивительно спокоен. Он смотрел прямо на пламенный, почти вышедший из-под контроля взгляд Люсяо и неторопливо произнёс: — Как говорится, на Пути нет старших и младших — лишь познавший совершенство становится учителем. Почтенный Люсяо обладает обширными познаниями и проницательным взглядом, и если вы готовы стать учеником такого младшего, как я, это доказывает, что я действительно имею достижения в кулинарном пути.
Хуа Цайли широко раскрыла глаза, поражённая его словами, но она слишком верила в Юнь Чэ — и потому не осмелилась остановить его.
Глаза Люсяо вспыхнули, черты его лица буквально ожили, будто увядший цветок вдруг распустился: — Ха-ха-ха-ха! Хорошо сказано, просто прекрасно сказано! Ты, парень, просто… тьфу! Язык старый заплетается! Юный учитель с каждым взглядом становится всё приятнее. Значит, ты готов принять этого старика в ученики?
Юнь Чэ покачал головой: — Нет.
— Э-э… — старик замер, голос и лицо застыли одновременно.
Юнь Чэ почтительно поклонился и медленно произнёс: — Необузданная душа почтенного Люсяо и его преданность кулинарному пути вызывают у этого младшего огромное восхищение. Однако, почтенный, будучи Божественным Чиновником Чистой Земли, обладает бесконечным почтением и славой. И такая слава иногда может стать оковами, как сейчас: если вы, будучи Божественным Чиновником, станете учеником младшего из Божественного Царства, это непременно нанесёт урон высшему достоинству Чистой Земли. Для меня, младшего, и Божественного Царства Плетения Снов это станет не только величайшей честью — но и величайшим бедствием.
Он снова поклонился чуть ниже:
— Посему, сколь бы велика ни была для меня такая честь, прошу почтенного Люсяо не одаривать меня столь тяжёлым благодеянием.
— Да, да, — Хуа Цайли скользнула и встала рядом с Юнь Чэ, будто жена, вторящая мужу: — Если ты действительно станешь учеником братца Юня, даже такой мягкий человек, как дядюшка Император, скорее всего, разозлится, а дядюшка Мэн и вовсе не найдёт себе места. Поэтому, дядюшка Люсяо, просто признай поражение, а идею быть учеником оставь позади.
— К тому же, если братец Юнь станет твоим учителем, разве его статус не станет намного выше моего? Я этого не хочу.
Она стояла совсем близко к Юнь Чэ — так, что их одежды почти соприкасались — и говорила без малейшего смущения, будто это были самые естественные вещи в мире.
Божественный Чиновник Люсяо скривил губы, затем взмахнул рукой, и неразборчиво проворчал себе под нос: — Ладно, ладно, ну что за дурацкий титул… даже учителя выбрать нельзя… м-да… м-да… тьфу!
Поднявшийся с земли Юаньин, услышав эти слова, наконец облегчённо выдохнул и вытер пот со лба.
Будучи личным слугой Божественного Чиновника Люсяо, он как никто другой знал его характер: тот никогда не дорожил званием или славой Божественного Чиновника, презирал все церемонии и иерархии, поступал лишь по собственному настроению — и нередко совершал поступки, от которых у других дух захватывало.
И всё же, даже привыкнув к его безумным выходкам, сегодня Юаньин был на волосок от того, чтобы лишиться чувств — от страха его до сих пор пробирала дрожь.
Хуа Цайли тоже тайно вздохнула с облегчением, а затем сразу спросила: — Тогда… дядюшка Люсяо должен признать поражение, верно?
— Признаю, признаю, всем сердцем, всей душой!
Божественный Чиновник Люсяо сдался без тени колебания — ведь он уже дошёл до того, что захотел стать учеником, не считаясь со своим статусом. Что уж тут говорить о простом признании поражения?
Он насмешливо покосился на Хуа Цайли: — Маленькая хитрюга, вся эта возня — чтобы старик согласился помочь тебе расторгнуть помолвку с тем молокососом Дянь Цзючжи, да?
Глаза Хуа Цайли засияли, полные восхищения: — Вау! Как и ожидалось от дядюшки Люсяо, я ещё не произнесла ни слова, а вы уже всё понял.
— Тьфу! — Божественный Чиновник язвительно фыркнул: — И слова не сказала, говоришь? А эти твои взглядики, всякие томные движения — да ты же всё это нарочно перед моим взглядом строила! Ты не сказалa ни слова, но твои мысли так и норовят прилипнуть к моему лицу!
— Ни… ничего подобного! — Хуа Цайли состроила самую невинную и милую улыбку, будто сама чистота во плоти: — Просто такая неопытная девушка, как я, как бы ни старалась скрыть, всё равно не сможет обмануть глаза дядюшки Люсяо.
— Неопытная девушка? Хм…
Божественный Чиновник Люсяо покосился, усмехнулся и сказал: — Раньше, возможно, и была. Да вот только теперь твой взгляд буквально пожирает этого парня. Сдается мне, вы уже успели… как бы это сказать… уже вовсю побаловаться, и маленькая девчонка давно стала замужней женщиной.
Юнь Чэ: «…»
Лицо Хуа Цайли мгновенно залилось румянцем, и она отпрянула на шаг, вспыхнув от возмущения: — Дядюшка Люсяо, вы… грубиян!
Божественный Чиновник фыркнул, скривив нос: — Что было, то было, чего бояться признавать? Мужчина и женщина — всего лишь два куска мяса, нет в их переплетении никакого изящества. Вот еда — совсем другое дело, в ней есть настоящий вкус и утончённость.
— Почтенный… совершенно прав, — Юнь Чэ слегка вспотел.
Люсяо перевёл взгляд на Юнь Чэ, в глубине его глаз всё ещё читалась досада от невозможности стать учеником: — Ты, парень… Юнь Чэ, тот самый из Божественного Царства Плетения Снов, что вернулся из мёртвых, Мэн Цзяньюань?
Хуа Цайли вовремя подольстилась: — Как и ожидалось от дядюшки Люсяо, сразу догадался…
— Тьфу ты, да чего тут угадывать! За последние два года кто ещё, кроме Юнь Чэ из Божественного Царства Плетения Снов, смог прославиться с фамилией Юнь! И смерть преодолел, и имеет совершенную божественность… даже я, старый чудак, не выходивший из Чистой Земли последние восемьдесят тысяч лет, слышал об этом раз восемь.
— Однако, — тон Люсяо изменился, взгляд стал более спокойным: — Хотя эта авантюра с девчонкой Цайли дерзка до крайности, вкус у неё неплохой. Этот парень… хоть и зелёный ещё, но во всём превосходит Дянь Цзючжи. Хм… а в кулинарном пути он и вовсе заткнёт того за пояс, вместе с его отцом, в восемь миллионов раз!
Это, без сомнения, были самые приятные слова, которые Хуа Цайли услышала сегодня от Божественного Чиновника Люсяо. От радости и нетерпения она спросила: — Значит, дядюшка Люсяо обязательно поможет нам, правда?
— Помочь? — Люсяо наполовину отвернулся, бережно убирая в своё пространство чашу с супом «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», из которого он сделал лишь один глоток: — Я человек слова: если проиграл, помогу. Однако, масштабы этого дела, боюсь, ты, девчонка, понимаешь от силы на треть.
— И даже эту треть ты, пожалуй, осмелилась рассказать только такому старому чудаку, как я. Что до помощи… у меня нет таких возможностей.
— Ничего страшного, — Хуа Цайли радостно улыбнулась: — То, что дядюшка Люсяо согласился помочь, уже само по себе огромная удача, и я бесконечно благодарна.
— Я бесконечно благодарен, — Юнь Чэ поклонился.
Божественный Чиновник открыл рот, словно хотел что-то сказать, но после сложных изменений во взгляде лишь взмахнул рукой и, повернувшись спиной, произнёс: — Ладно, вы ведь уже добились, чего хотели. Ступайте, ступайте.
Мысли его, однако, целиком занимал суп «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных» — ему не терпелось попробовать воссоздать блюдо по памяти, следуя смутному замыслу Юнь Чэ.
Цель визита была достигнута, и как поведение Юнь Чэ, так и реакция Люсяо намного превзошли ожидания. У Хуа Цайли, конечно, не было причин оставаться здесь дальше, и она поспешно ответила: — Хорошо, тогда больше не будем мешать дядюшке Люсяо. После аудиенции у дядюшки Императора мы с братцем Юнем снова навестим вас.
Но тут Юнь Чэ внезапно произнёс: — Почтенный Люсяо, можно мне задержаться ещё ненадолго?
— Хм? — Божественный Чиновник покосился, но не отказал.
Юнь Чэ не стал больше говорить, под взглядами двоих он достал нефритовую табличку, сжал пальцы, и свет глубокой энергии принялся быстро вырезать на ней надписи.
В тишине лишь сверкали пробегающие по воздуху всполохи и звучал негромкий треск резца.
Долгое время спустя Юнь Чэ прекратил действия, закрыл табличку и почтительно подал её Люсяо: — Я пришёл без подарка, что очень беспокоит. Пусть это возместит упущение, прошу не счесть недостойным.
Старые глаза Божественного Чиновника заблестели, в сердце мелькнула догадка. Он без церемоний схватил табличку, бросил взгляд, и в одно мгновение его тело дёрнулось, а затем он подпрыгнул на три чи: — Это… это же…
Юнь Чэ неторопливо произнёс: — Не беспокойтесь, эти рецепты… включая «Суп из Четырёхцветных Облачных Лепестков» и «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», не переданы наставником, а созданы мной лично, и не связаны запретами передачи.
— Тогда больше не буду вам мешать, прошу прощения.
Количество рецептов, выгравированных на этой нефритовой табличке, достигало более двухсот.
В глазах обычного человека они, возможно, не стоили и взгляда. Но для Божественного Чиновника Люсяо… особенно после знакомства с кулинарным мастерством Юнь Чэ, это было абсолютным сокровищем среди сокровищ.
— Постой!
Его остановил Люсяо. Он держал нефритовую табличку обеими руками, десять его иссохших пальцев слегка дрожали: — Юный Юнь, что ты хочешь получить в обмен на это?
Люсяо не произнёс ни слова, его старые глаза медленно теряли фокус. Затем его редкие волосы стали подниматься с видимой скоростью, пока не встали дыбом.
— Ах? — эта странная картина заставила Хуа Цайли приоткрыть свои розовые губы от удивления.
Юнь Чэ слегка дёрнул её за рукав, давая понять, что не нужно ничего говорить. Но в ответ нежные пальцы Хуа Цайли легко коснулись его ладони, украдкой передавая близость прямо на глазах у Божественного Чиновника.
Божественный Чиновник Люсяо медленно закрыл глаза и издал долгий дрожащий стон.
Когда он вновь открыл их, его взгляд всё ещё был прикован к ледяной чаше в руке. Его старые глаза словно затянуло лёгкой ледяной дымкой. Он долго не двигался, словно не решаясь… или не желая сделать второй глоток.
Потому что в его понимании кулинарного пути это было творение, равного которому во всём мире не найти, и, если выпить его до конца, оно исчезнет навсегда, словно чудесный сон.
Его старческая рука слегка толкнула ледяную чашу, и она оказалась запечатана тонким слоем глубокой энергии. Повернувшись, он уставился на Юнь Чэ, в глубине его старческих глаз вспыхнул ослепительный, почти пугающий свет.
— Парень, кто же такой твой наставник на пути кулинарии? Я прожил миллионы лет, но никогда не знал, что в мире есть такой старый монстр!
Юнь Чэ поспешно ответил: — Почтенный Люсяо, мой наставник — отшельник, живший вне мира. Он никогда не хотел иметь ничего общего с миром смертных. Перед своей кончиной он наказывал мне никому о нём не рассказывать, так что…
— Ладно, ладно, тогда не надо, — отмахнулся Божественный Чиновник Люсяо, в его голосе не было ни капли принуждения. Неожиданно, свет в его глазах не только не потускнел, а стал ещё ярче: — Старый монстр исчез, но остался ты, маленький монстр!
Не успел Юнь Чэ и глазом моргнуть, как фигура высохшего старика уже мелькнула у него перед лицом. Морщинистая рука схватила его за руку с такой скоростью, что он не успел даже отреагировать. Старик держал крепко, словно боялся, что тот сбежит, а взгляд его пылал жгучим жаром: — Парень, как ты приготовил этот суп «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», а также «Суп из Четырёхцветных Облачных Лепестков» и «Слоёную луну над облаками»? Быстрее, научи меня…
— Ах! — воскликнула Хуа Цайли, поспешно шагнув вперёд и схватив чиновника за рукав. В её голосе звучала тревога: — Ты… ты так резко схватил его! Как бы не поранил братца Юня! И кроме того… кулинарный путь, как и глубокий путь, имеет свои законы передачи. Разве можно так легко учить других?
Глаза старика широко распахнулись, он отдёрнул руку и с громким «пах!» влепил себе пощёчину.
— Верно, верно, верно, верно! — после пощёчины Люсяо засеменил на месте с досадой: — Вот ведь старый дурак! Взял и чуть не нарушил запрет. Нельзя так, ай, никак нельзя!
Сделав круг на месте, он вдруг что-то вспомнил и снова поднял взгляд на Юнь Чэ, волнение в его глазах полностью превратилось в жар: — Точно! Я могу стать твоим учеником! Тогда ты сможешь меня учить!
Не дав Юнь Чэ и Хуа Цайли отреагировать, он «рванул» вперёд, на этот раз схватив Юнь Чэ обеими руками. Волнение и жажда на его старческом лице почти материализовались и готовы были выплеснуться наружу: — Парень… тьфу! Маленький монстр… тьфу! Учитель! Я сейчас же стану твоим учеником, ты обязательно должен принять меня… Ах, да, подношение учителю, подношение учителю!
Во время речи его тело начало опускаться — очевидно, он собирался преклонить колени.
Такой неожиданный поворот шокировал Хуа Цайли, а затем поверг в ужас. Она поспешно попыталась поднять Божественного Чиновника Люсяо, но вдруг услышала свист ветра и одновременно с ним — испуганный вопль:
— Хозяин, нельзя!
Божественный Слуга Юаньин с вихрем появился перед Божественным Чиновником Люсяо в крайне панической и неприглядной позе, подставив своё тело под его колени, едва остановив поклон.
— Хозяин, вы ведь Божественный Чиновник Чистой Земли, во всём мире лишь Император Бездны достоин вашего поклона! Как вы можете склоняться перед младшим из Божественного Царства? Никак нельзя, нельзя!
Он поднял руки, изо всех сил поддерживая верхнюю часть тела Божественного Чиновника, его крик был лишён всякого достоинства, голова покрылась потом, остался лишь ужас.
Люсяо закатил глаза и отшвырнул Юаньина ногой.
Один из четырёх Божественных Слуг Чистой Земли, горделивое существо с культивацией уровня божественной границы, покатился, как мячик, и с ещё более хриплым воплем полетел в воздухе: — Юнь… Чэ…
Люсяо даже не взглянул на него: — Терпеть не могу, когда этот болван начинает нести чушь про «нельзя то, нельзя это».
Бам!
Божественный слуга Юаньин вылетел через стену и неизвестно как далеко врезался в землю.
По сравнению с испугом Хуа Цайли и ужасом Юаньина, Юнь Чэ был удивительно спокоен. Он смотрел прямо на пламенный, почти вышедший из-под контроля взгляд Люсяо и неторопливо произнёс: — Как говорится, на Пути нет старших и младших — лишь познавший совершенство становится учителем. Почтенный Люсяо обладает обширными познаниями и проницательным взглядом, и если вы готовы стать учеником такого младшего, как я, это доказывает, что я действительно имею достижения в кулинарном пути.
Хуа Цайли широко раскрыла глаза, поражённая его словами, но она слишком верила в Юнь Чэ — и потому не осмелилась остановить его.
Глаза Люсяо вспыхнули, черты его лица буквально ожили, будто увядший цветок вдруг распустился: — Ха-ха-ха-ха! Хорошо сказано, просто прекрасно сказано! Ты, парень, просто… тьфу! Язык старый заплетается! Юный учитель с каждым взглядом становится всё приятнее. Значит, ты готов принять этого старика в ученики?
Юнь Чэ покачал головой: — Нет.
— Э-э… — старик замер, голос и лицо застыли одновременно.
Юнь Чэ почтительно поклонился и медленно произнёс: — Необузданная душа почтенного Люсяо и его преданность кулинарному пути вызывают у этого младшего огромное восхищение. Однако, почтенный, будучи Божественным Чиновником Чистой Земли, обладает бесконечным почтением и славой. И такая слава иногда может стать оковами, как сейчас: если вы, будучи Божественным Чиновником, станете учеником младшего из Божественного Царства, это непременно нанесёт урон высшему достоинству Чистой Земли. Для меня, младшего, и Божественного Царства Плетения Снов это станет не только величайшей честью — но и величайшим бедствием.
Он снова поклонился чуть ниже:
— Посему, сколь бы велика ни была для меня такая честь, прошу почтенного Люсяо не одаривать меня столь тяжёлым благодеянием.
— Да, да, — Хуа Цайли скользнула и встала рядом с Юнь Чэ, будто жена, вторящая мужу: — Если ты действительно станешь учеником братца Юня, даже такой мягкий человек, как дядюшка Император, скорее всего, разозлится, а дядюшка Мэн и вовсе не найдёт себе места. Поэтому, дядюшка Люсяо, просто признай поражение, а идею быть учеником оставь позади.
— К тому же, если братец Юнь станет твоим учителем, разве его статус не станет намного выше моего? Я этого не хочу.
Она стояла совсем близко к Юнь Чэ — так, что их одежды почти соприкасались — и говорила без малейшего смущения, будто это были самые естественные вещи в мире.
Божественный Чиновник Люсяо скривил губы, затем взмахнул рукой, и неразборчиво проворчал себе под нос: — Ладно, ладно, ну что за дурацкий титул… даже учителя выбрать нельзя… м-да… м-да… тьфу!
Будучи личным слугой Божественного Чиновника Люсяо, он как никто другой знал его характер: тот никогда не дорожил званием или славой Божественного Чиновника, презирал все церемонии и иерархии, поступал лишь по собственному настроению — и нередко совершал поступки, от которых у других дух захватывало.
И всё же, даже привыкнув к его безумным выходкам, сегодня Юаньин был на волосок от того, чтобы лишиться чувств — от страха его до сих пор пробирала дрожь.
Хуа Цайли тоже тайно вздохнула с облегчением, а затем сразу спросила: — Тогда… дядюшка Люсяо должен признать поражение, верно?
— Признаю, признаю, всем сердцем, всей душой!
Божественный Чиновник Люсяо сдался без тени колебания — ведь он уже дошёл до того, что захотел стать учеником, не считаясь со своим статусом. Что уж тут говорить о простом признании поражения?
Он насмешливо покосился на Хуа Цайли: — Маленькая хитрюга, вся эта возня — чтобы старик согласился помочь тебе расторгнуть помолвку с тем молокососом Дянь Цзючжи, да?
Глаза Хуа Цайли засияли, полные восхищения: — Вау! Как и ожидалось от дядюшки Люсяо, я ещё не произнесла ни слова, а вы уже всё понял.
— Тьфу! — Божественный Чиновник язвительно фыркнул: — И слова не сказала, говоришь? А эти твои взглядики, всякие томные движения — да ты же всё это нарочно перед моим взглядом строила! Ты не сказалa ни слова, но твои мысли так и норовят прилипнуть к моему лицу!
— Ни… ничего подобного! — Хуа Цайли состроила самую невинную и милую улыбку, будто сама чистота во плоти: — Просто такая неопытная девушка, как я, как бы ни старалась скрыть, всё равно не сможет обмануть глаза дядюшки Люсяо.
— Неопытная девушка? Хм…
Божественный Чиновник Люсяо покосился, усмехнулся и сказал: — Раньше, возможно, и была. Да вот только теперь твой взгляд буквально пожирает этого парня. Сдается мне, вы уже успели… как бы это сказать… уже вовсю побаловаться, и маленькая девчонка давно стала замужней женщиной.
Юнь Чэ: «…»
Лицо Хуа Цайли мгновенно залилось румянцем, и она отпрянула на шаг, вспыхнув от возмущения: — Дядюшка Люсяо, вы… грубиян!
Божественный Чиновник фыркнул, скривив нос: — Что было, то было, чего бояться признавать? Мужчина и женщина — всего лишь два куска мяса, нет в их переплетении никакого изящества. Вот еда — совсем другое дело, в ней есть настоящий вкус и утончённость.
— Почтенный… совершенно прав, — Юнь Чэ слегка вспотел.
Люсяо перевёл взгляд на Юнь Чэ, в глубине его глаз всё ещё читалась досада от невозможности стать учеником: — Ты, парень… Юнь Чэ, тот самый из Божественного Царства Плетения Снов, что вернулся из мёртвых, Мэн Цзяньюань?
Хуа Цайли вовремя подольстилась: — Как и ожидалось от дядюшки Люсяо, сразу догадался…
— Тьфу ты, да чего тут угадывать! За последние два года кто ещё, кроме Юнь Чэ из Божественного Царства Плетения Снов, смог прославиться с фамилией Юнь! И смерть преодолел, и имеет совершенную божественность… даже я, старый чудак, не выходивший из Чистой Земли последние восемьдесят тысяч лет, слышал об этом раз восемь.
— Однако, — тон Люсяо изменился, взгляд стал более спокойным: — Хотя эта авантюра с девчонкой Цайли дерзка до крайности, вкус у неё неплохой. Этот парень… хоть и зелёный ещё, но во всём превосходит Дянь Цзючжи. Хм… а в кулинарном пути он и вовсе заткнёт того за пояс, вместе с его отцом, в восемь миллионов раз!
Это, без сомнения, были самые приятные слова, которые Хуа Цайли услышала сегодня от Божественного Чиновника Люсяо. От радости и нетерпения она спросила: — Значит, дядюшка Люсяо обязательно поможет нам, правда?
— Помочь? — Люсяо наполовину отвернулся, бережно убирая в своё пространство чашу с супом «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», из которого он сделал лишь один глоток: — Я человек слова: если проиграл, помогу. Однако, масштабы этого дела, боюсь, ты, девчонка, понимаешь от силы на треть.
— И даже эту треть ты, пожалуй, осмелилась рассказать только такому старому чудаку, как я. Что до помощи… у меня нет таких возможностей.
— Ничего страшного, — Хуа Цайли радостно улыбнулась: — То, что дядюшка Люсяо согласился помочь, уже само по себе огромная удача, и я бесконечно благодарна.
— Я бесконечно благодарен, — Юнь Чэ поклонился.
Божественный Чиновник открыл рот, словно хотел что-то сказать, но после сложных изменений во взгляде лишь взмахнул рукой и, повернувшись спиной, произнёс: — Ладно, вы ведь уже добились, чего хотели. Ступайте, ступайте.
Мысли его, однако, целиком занимал суп «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных» — ему не терпелось попробовать воссоздать блюдо по памяти, следуя смутному замыслу Юнь Чэ.
Цель визита была достигнута, и как поведение Юнь Чэ, так и реакция Люсяо намного превзошли ожидания. У Хуа Цайли, конечно, не было причин оставаться здесь дальше, и она поспешно ответила: — Хорошо, тогда больше не будем мешать дядюшке Люсяо. После аудиенции у дядюшки Императора мы с братцем Юнем снова навестим вас.
Но тут Юнь Чэ внезапно произнёс: — Почтенный Люсяо, можно мне задержаться ещё ненадолго?
— Хм? — Божественный Чиновник покосился, но не отказал.
Юнь Чэ не стал больше говорить, под взглядами двоих он достал нефритовую табличку, сжал пальцы, и свет глубокой энергии принялся быстро вырезать на ней надписи.
В тишине лишь сверкали пробегающие по воздуху всполохи и звучал негромкий треск резца.
Долгое время спустя Юнь Чэ прекратил действия, закрыл табличку и почтительно подал её Люсяо: — Я пришёл без подарка, что очень беспокоит. Пусть это возместит упущение, прошу не счесть недостойным.
Старые глаза Божественного Чиновника заблестели, в сердце мелькнула догадка. Он без церемоний схватил табличку, бросил взгляд, и в одно мгновение его тело дёрнулось, а затем он подпрыгнул на три чи: — Это… это же…
Юнь Чэ неторопливо произнёс: — Не беспокойтесь, эти рецепты… включая «Суп из Четырёхцветных Облачных Лепестков» и «Шесть улыбок, взирающих на мир смертных», не переданы наставником, а созданы мной лично, и не связаны запретами передачи.
— Тогда больше не буду вам мешать, прошу прощения.
Количество рецептов, выгравированных на этой нефритовой табличке, достигало более двухсот.
В глазах обычного человека они, возможно, не стоили и взгляда. Но для Божественного Чиновника Люсяо… особенно после знакомства с кулинарным мастерством Юнь Чэ, это было абсолютным сокровищем среди сокровищ.
— Постой!
Его остановил Люсяо. Он держал нефритовую табличку обеими руками, десять его иссохших пальцев слегка дрожали: — Юный Юнь, что ты хочешь получить в обмен на это?
Закладка