Глава 2123 - Вечная Ночь, приближающаяся к Юню •
Юнь Чэ с изумлённым лицом поспешно ответил: — Почтенный Люсяо, это преувеличиваете. Рецепты сами по себе ничего не стоят. Один и тот же рецепт, одни и те же ингредиенты в руках разных людей могут раскрыться совершенно разными цветом, ароматом и вкусом. Хотя они подарок от меня, младшего, но попасть в руки почтенного — без сомнения, величайшая удача для них.
С этими словами он отступил на шаг, поклонился и сказал: — Прошу прощения.
Божественный Чиновник Люсяо смотрел им вслед со сложным выражением. Лишь когда они удалились, его взгляд снова опустился на нефритовую табличку, и в нём вновь вспыхнула не скрываемая страсть.
Божественный Слуга Юаньин в аккуратной одежде вошёл внутрь и с горьким выражением на лице сказал: — Мой хозяин, у меня до сих пор трясётся печень, пожалуйста, больше не делайте таких пугающих вещей.
Люсяо полностью проигнорировал его, взгляд его по-прежнему прикован к табличке, словно он погрузился в сон, из которого не хотел просыпаться.
— Однако… — Слуга Юаньин, очевидно, привык к этому, а потому продолжил говорить сам с собой: — Эта история с Цайли… может быть только большой, но никак не маленькой. Как только она откроется, спокойного исхода точно не будет.
Люсяо наконец отреагировал. Он поднял голову и тихо пробормотал: — Юнь Чэ, Мэн Цзяньюань… Этот парень — явно не из простых.
— О? — Юаньин сильно заинтересовался: — Впервые слышу, чтобы хозяин так хвалил младшего. Полагаю… дело не только в кулинарии?
— Конечно, не только.
— Когда наследники Божественных Царств впервые встречаются с Божественными Чиновниками, они всегда напряжены и почтительны. Если кому-то удаётся сохранить внешнее спокойствие и умеренность между почтительностью и достоинством, это уже редкость. А этот парень… его безмятежность идёт изнутри, и даже каждое лестное слово попадает точно в цель.
Он поднял нефритовую табличку: — Эту вещь он достал после того, как я согласился помочь, а не до… Разница между этими двумя ситуациями огромна.
— Только что я спросил его, чем мне заплатить. Его ответ был почтительным и вежливым, каждое слово выражало уважение и лесть ко мне, словно если я не приму, это осквернит её. Но на самом деле он не отрицал слово «обмен».
Он прищурился: — Необходимо знать, что в этом мире самое дорогое часто то, что обходится «бесплатно».
Юаньин задумался, а затем сказал: — Раз хозяин всё понимает, почему не отказался?
Люсяо бросил на него взгляд: — Отказаться, как же! Сколько лет ты за мной таскаешься — а ума всё нет и нет! Этот мальчишка Юнь куда проницательнее, чем ты. Разве я могу отказаться от такой вещи! Это же божественная вещь, настоящая божественная вещь!
Юаньин потер кончик носа, не зная, что ответить.
— Интересно, что это за старый монстр был его наставником? Всего за сто лет смог воспитать такого маленького монстра… А ведь его после этого подобрал Мэн Кунчань. Тьфу! Видимо, этому поколению Плетения Снов невероятно повезло, ц-ц-ц.
— Едва ли это возможно, — медленно произнёс Юаньин: — Помолвка Цайли и Дянь Цзючжи была лично одобрена Его Высочеством Императором Бездны, об этом знает и свидетельствует весь мир. Вспыльчивый характер Дяня Лохоу тоже всем известен. А что самое серьёзное… пусть у господина Императора широкая, как бездна, душа, однако величайшим и, пожалуй, единственным его табу является неверность.
(П/п: здесь интересный момент. При обращении к Императору Бездны, персонаж называет его «殿下» (Дянь Ся, в переводе Его/Её Высочество, при обращении к принцам и принцессам). Суть этого обращения в том, что оно по этике может быть адресовано только тому, стоит ниже Верховной Власти («陛下» Би Ся, в переводе Его/Её Величество, при обращении к верховному монарху), но выше власти князей и политических элит («阁下» Гэ Ся, Его/Её Превосходительство, при обращении к верховным сановникам, канцлерам, генералам, послам, князьям). Конечно, это может быть и ошибкой, но, скорее всего, является замыслом автора.
Хотя, честно говоря, не помню, как там раньше было в оригинале. Мог тогда этого и не заметить или не обратить внимание.)
Он покачал головой: — Тяжёлое это дело. Неужели это то, что называют «удача и несчастье переплетаются»?
— Какое тебе дело, катись отсюда! — Люсяо наскучило его слушать, он прямо отшвырнул его ладонью: — Не мешай мне изучать эту божественную вещь.
— Э-э, ещё кое-что, — Юаньин поспешно сказал: — Хозяин наверняка тоже заметил, что способность Юнь Чэ управлять огнём крайне странная. Такие аномалии даже госпожа Линсянь…
— Пшёл вон!
Люсяо нетерпеливо пнул его, и перед глазами Юаньина всё поплыло. Он мгновенно оказался в тысяче чжанов оттуда, в ушах у него всё ещё звенел яростный окрик: — Сколько раз повторять! Не вмешивайся в мирские дела! Освободи свой разум от суеты! Какая тебе разница, что в нём странного? Пусть он хоть реинкарнация Бога Творения — к тебе это не имеет никакого отношения!
Юаньин поднялся, первым делом тщательно отряхнул пыль с одежды, и только тогда неспешно произнёс: — Да, да, следую наставлениям хозяина.
Он посмотрел в направлении, куда удалились Юнь Чэ и Хуа Цайли, ощущая изменения в энергии Чистой Земли, и тихо пробормотал сам себе: — На этом Собрании Чистой Земли, похоже, будет на что посмотреть.
В своей обители Люсяо, сгорбившись, снова и снова изучал нефритовую табличку, что-то бормоча себе под нос.
— Ха! Этот юноша даже названия придумывает такие вычурные, словно вкус у него, как у женщины.
— У этого юноши взгляд глубок, как бездна, и сердце ясное, как огонь, но в одном он ошибся: заточенный в этом пустом мире, как он может рассуждать о свободе… лишь еда никогда не предаёт, ха-ха-ха-ха… ИК!
…………
— Братец Юнь, ты и правда такой удивительный! Я думала, ты всего лишь немного превзошёл дядюшку Люсяо, но не ожидала, что дядюшка будет настолько ошеломлён, что чуть не сдуреет и даже захочет стать твоим учеником, хи-хи-хи!
Её радостный смех был даже более чистым и безмятежным, чем свет небесного купола Чистой Земли, и даже лёгкий ветерок, украдкой коснувшись изгиба её губ, казалось, смягчался от этого смеха.
Юнь Чэ невольно отвёл взгляд от её улыбки и произнёс, глядя вперёд: — Так вот зачем ты водила меня знакомиться с Божественными Чиновниками. Разве ты не боишься, что из-за этого наша тайна раскроется слишком рано, и твой отец и Почтенное Божество Умэн окажутся застигнутыми врасплох?
Хуа Цайли без всякого беспокойства ответила: — Дядюшка Люсяо целиком поглощён кулинарным искусством и категорически не желает вмешиваться в какие-либо мирские дела. Пусть даже перед ним раскроют тайну хоть в десять раз страшнее, ему будет лень пророчить лишнее слово. Единственное, что может тронуть его сердце, — это Путь Кулинарии, как раз то, в чём братец Юнь сильнее всего. Так что я и подумала: нужно попробовать. Даже если бы мы потерпели неудачу, он всё равно не захотел бы вмешиваться.
— А бабушка Линсянь любит меня больше всех на свете и точно не сделает того, что мне навредит. Да и потом… — она украдкой взглянула на Юнь Чэ, голос стал чуть тише: — Когда дядя Император даровал нам помолвку, бабушка Линсянь сказала, что я тогда ничего не знала о любви — и раз помолвка заключена в неведении, неясно, обернётся ли это благом или бедой. Она боялась, что однажды я пожалею, и если это сожаление родится, оно может тянуться за мной всю жизнь.
Юнь Чэ: «…»
— Тогда я была несмышлёной, но встретив братца Юня, я наконец поняла слова бабушки Линсянь. . Думаю, раз бабушка Линсянь предчувствовала всё это заранее, то именно она лучше всех поймёт, как я себя чувствую сейчас — и будет больше других готова помочь. Жаль только, что как раз сейчас у неё обострилась старая болезнь… надеюсь, она скоро поправится.
Юнь Чэ мягко улыбнулся, в его взгляде мелькнула искренняя благодарность: — Всё это случилось из-за меня. На самом деле, именно я должен был…
— Между нами не должно быть никаких «я» и «ты», — перебила его Хуа Цайли, наполовину шутливо, наполовину серьёзно.
Юнь Чэ замолчал, затем твёрдо кивнул: — Верно! Между нами уже давно нет границ. К тому же, за нашей спиной стоят твой отец и Почтённый Умэн, а теперь и Почтенный Люсяо согласился помочь. В будущем всё обязательно будет гораздо более гладко, чем мы ожидали.
— Конечно, — девушка расплылась в лёгкой, радостной улыбке, в глазах её заиграли нежные отблески света.
Её тело невольно прильнуло к Юнь Чэ, но она сразу же благоразумно отстранилась. Для неё радость и отсутствие сожалений от встречи и любви с Юнь Чэ значили гораздо больше, чем беспокойство о будущем.
Божественный Чиновник Ваньдао управляет ключевыми ресурсами Чистой Земли, он чрезвычайно осторожен и непреклонно честен, поэтому Хуа Цайли, естественно, не стала пытаться искать у него помощи.
А уж о Великом Божественном Чиновнике и говорить нечего, он единственный, перед кем Хуа Цайли испытывала страх на территории Чистой Земли.
Получив обещание помощи от Люсяо, она была безмерно рада. После долгой, чуть затянувшейся прогулки рядом с Юнь Чэ она, неохотно расставшись, вернулась к Хуа Фучэню.
Шаги Юнь Чэ по-прежнему были медленными, его взгляд спокоен, он ощущал изменения каждой частички энергии вокруг, но направлялся он не туда, где располагалась Божественное Царство Плетения Снов.
— О чём ты думаешь? — внезапно заговорила Ли Суо, ощущая настроение Юнь Чэ.
Юнь Чэ не остановился, тихо пробормотав: — Смеюсь над другими, смеюсь над собой, смеюсь над древними и современными, смеюсь над небом, смеюсь над землёй, смеюсь над буддами.
— Смеюсь над другими, смеюсь над собой, смеюсь над небом, смеюсь над землёй, смеюсь над древними и современными — всё это пронизано свободомыслием и отрешённостью от всего. Но вот «смеюсь над буддами»… когда Цайли впервые рассказала мне об этом, я почувствовал необъяснимую странность, или, скорее, несоответствие.
— Сегодня, встретив Люсяо, я примерно понял, что значит «смеюсь над буддами».
Ли Суо молча ждала ответа.
Но Юнь Чэ не стал объяснять прямо, а сказал несколько загадочных слов: — «Усмешка, взирающая на мир смертных» вовсе не всегда рождается из просветлённого равнодушия… быть может, она рождается из полного разочарования и бегства от мира.
— … — Ли Суо долго размышляла, затем тихо произнесла: — Ты хочешь сказать, что характер Люсяо — это не свободолюбие, а разочарование и уход в себя? Но ведь он почитаемый Божественный Чиновник, взирающий на небо и презирающий мир, у него, кажется, не должно быть причин для этого… и кроме того, как это связано с тремя словами «смеюсь над буддами»?
Юнь Чэ мягко улыбнулся: — Три слова «смеюсь над буддами», звучащие наиболее загадочно и необъяснимо, возможно, являются самыми прямыми, их значение буквально. Конечно, я могу ошибаться — ведь наше знакомство было лишь поверхностным, не мне выносить суждения.
Ли Суо, однако, сказала: — Если бы это действительно было просто «поверхностное суждение», твои мысли не были бы так поглощены этим. Очевидно, ты почти уверен в своей догадке… и, похоже, видишь в ней нечто, что может тебе послужить.
— О-о… — Юнь Чэ слегка прищурился, не скупясь на похвалу: — Маленькая Ли Суо, я уж и не пойму: ты становишься умнее или просто всё лучше меня понимаешь.
— … — Ли Суо испустила слабый, неземной вздох, не отвечая. Спустя некоторое время она вновь зазвучалa своим сказочным, словно из сна, голосом: — По крайней мере, не пытайся слишком рано использовать существ уровня Истинного Бога. Игра с огнём может и обжечь. Для человека уровня Божественного Чиновника ты — всего лишь лёгкая соломинка. Им не нужно даже огня — достаточно одной случайной искры, чтобы безвозвратно обратить тебя в пепел.
— Не беспокойся, я всё понимаю, — голос Юнь Чэ был наполнен редкой серьёзностью, которую Ли Суо могла ясно ощутить: — Я скажу это ещё раз… уверяю тебя, я очень дорожу своей жизнью.
В этот момент лёгкий ветер Чистой Земли внезапно затих, и мир впереди внезапно потемнел.
Это было не угасание света, а внезапное прерывание восприятия.
Юнь Чэ поднял голову, пристально глядя на ряд фигур, медленно проплывающих вдалеке.
Это была уникальная божественная аура Божественного Царства, но на него ложилась тяжёлая подавленность, которой определённо не было у Божественных Царств Разрушения Небес и Плетения Снов.
Хотя они были далеко, Юнь Чэ с одного взгляда определил, что все эти сто человек — женщины.
Название одного конкретного Божественного Царства мгновенно возникло в его сознании.
То самое, которое можно было назвать самым особенным, самым загадочным, самым зловещим среди шести Божественных Царств, и о котором Мэн Кунчань, Хуа Цайли и Хуа Цинъин все предупреждали, что к нему нельзя легко приближаться:
Божественное Царство Вечной Ночи!
С этими словами он отступил на шаг, поклонился и сказал: — Прошу прощения.
Божественный Чиновник Люсяо смотрел им вслед со сложным выражением. Лишь когда они удалились, его взгляд снова опустился на нефритовую табличку, и в нём вновь вспыхнула не скрываемая страсть.
Божественный Слуга Юаньин в аккуратной одежде вошёл внутрь и с горьким выражением на лице сказал: — Мой хозяин, у меня до сих пор трясётся печень, пожалуйста, больше не делайте таких пугающих вещей.
Люсяо полностью проигнорировал его, взгляд его по-прежнему прикован к табличке, словно он погрузился в сон, из которого не хотел просыпаться.
— Однако… — Слуга Юаньин, очевидно, привык к этому, а потому продолжил говорить сам с собой: — Эта история с Цайли… может быть только большой, но никак не маленькой. Как только она откроется, спокойного исхода точно не будет.
Люсяо наконец отреагировал. Он поднял голову и тихо пробормотал: — Юнь Чэ, Мэн Цзяньюань… Этот парень — явно не из простых.
— О? — Юаньин сильно заинтересовался: — Впервые слышу, чтобы хозяин так хвалил младшего. Полагаю… дело не только в кулинарии?
— Конечно, не только.
— Когда наследники Божественных Царств впервые встречаются с Божественными Чиновниками, они всегда напряжены и почтительны. Если кому-то удаётся сохранить внешнее спокойствие и умеренность между почтительностью и достоинством, это уже редкость. А этот парень… его безмятежность идёт изнутри, и даже каждое лестное слово попадает точно в цель.
Он поднял нефритовую табличку: — Эту вещь он достал после того, как я согласился помочь, а не до… Разница между этими двумя ситуациями огромна.
— Только что я спросил его, чем мне заплатить. Его ответ был почтительным и вежливым, каждое слово выражало уважение и лесть ко мне, словно если я не приму, это осквернит её. Но на самом деле он не отрицал слово «обмен».
Он прищурился: — Необходимо знать, что в этом мире самое дорогое часто то, что обходится «бесплатно».
Юаньин задумался, а затем сказал: — Раз хозяин всё понимает, почему не отказался?
Люсяо бросил на него взгляд: — Отказаться, как же! Сколько лет ты за мной таскаешься — а ума всё нет и нет! Этот мальчишка Юнь куда проницательнее, чем ты. Разве я могу отказаться от такой вещи! Это же божественная вещь, настоящая божественная вещь!
Юаньин потер кончик носа, не зная, что ответить.
— Интересно, что это за старый монстр был его наставником? Всего за сто лет смог воспитать такого маленького монстра… А ведь его после этого подобрал Мэн Кунчань. Тьфу! Видимо, этому поколению Плетения Снов невероятно повезло, ц-ц-ц.
— Едва ли это возможно, — медленно произнёс Юаньин: — Помолвка Цайли и Дянь Цзючжи была лично одобрена Его Высочеством Императором Бездны, об этом знает и свидетельствует весь мир. Вспыльчивый характер Дяня Лохоу тоже всем известен. А что самое серьёзное… пусть у господина Императора широкая, как бездна, душа, однако величайшим и, пожалуй, единственным его табу является неверность.
(П/п: здесь интересный момент. При обращении к Императору Бездны, персонаж называет его «殿下» (Дянь Ся, в переводе Его/Её Высочество, при обращении к принцам и принцессам). Суть этого обращения в том, что оно по этике может быть адресовано только тому, стоит ниже Верховной Власти («陛下» Би Ся, в переводе Его/Её Величество, при обращении к верховному монарху), но выше власти князей и политических элит («阁下» Гэ Ся, Его/Её Превосходительство, при обращении к верховным сановникам, канцлерам, генералам, послам, князьям). Конечно, это может быть и ошибкой, но, скорее всего, является замыслом автора.
Хотя, честно говоря, не помню, как там раньше было в оригинале. Мог тогда этого и не заметить или не обратить внимание.)
Он покачал головой: — Тяжёлое это дело. Неужели это то, что называют «удача и несчастье переплетаются»?
— Какое тебе дело, катись отсюда! — Люсяо наскучило его слушать, он прямо отшвырнул его ладонью: — Не мешай мне изучать эту божественную вещь.
— Э-э, ещё кое-что, — Юаньин поспешно сказал: — Хозяин наверняка тоже заметил, что способность Юнь Чэ управлять огнём крайне странная. Такие аномалии даже госпожа Линсянь…
— Пшёл вон!
Люсяо нетерпеливо пнул его, и перед глазами Юаньина всё поплыло. Он мгновенно оказался в тысяче чжанов оттуда, в ушах у него всё ещё звенел яростный окрик: — Сколько раз повторять! Не вмешивайся в мирские дела! Освободи свой разум от суеты! Какая тебе разница, что в нём странного? Пусть он хоть реинкарнация Бога Творения — к тебе это не имеет никакого отношения!
Юаньин поднялся, первым делом тщательно отряхнул пыль с одежды, и только тогда неспешно произнёс: — Да, да, следую наставлениям хозяина.
Он посмотрел в направлении, куда удалились Юнь Чэ и Хуа Цайли, ощущая изменения в энергии Чистой Земли, и тихо пробормотал сам себе: — На этом Собрании Чистой Земли, похоже, будет на что посмотреть.
В своей обители Люсяо, сгорбившись, снова и снова изучал нефритовую табличку, что-то бормоча себе под нос.
— Ха! Этот юноша даже названия придумывает такие вычурные, словно вкус у него, как у женщины.
— У этого юноши взгляд глубок, как бездна, и сердце ясное, как огонь, но в одном он ошибся: заточенный в этом пустом мире, как он может рассуждать о свободе… лишь еда никогда не предаёт, ха-ха-ха-ха… ИК!
…………
— Братец Юнь, ты и правда такой удивительный! Я думала, ты всего лишь немного превзошёл дядюшку Люсяо, но не ожидала, что дядюшка будет настолько ошеломлён, что чуть не сдуреет и даже захочет стать твоим учеником, хи-хи-хи!
Её радостный смех был даже более чистым и безмятежным, чем свет небесного купола Чистой Земли, и даже лёгкий ветерок, украдкой коснувшись изгиба её губ, казалось, смягчался от этого смеха.
Юнь Чэ невольно отвёл взгляд от её улыбки и произнёс, глядя вперёд: — Так вот зачем ты водила меня знакомиться с Божественными Чиновниками. Разве ты не боишься, что из-за этого наша тайна раскроется слишком рано, и твой отец и Почтенное Божество Умэн окажутся застигнутыми врасплох?
Хуа Цайли без всякого беспокойства ответила: — Дядюшка Люсяо целиком поглощён кулинарным искусством и категорически не желает вмешиваться в какие-либо мирские дела. Пусть даже перед ним раскроют тайну хоть в десять раз страшнее, ему будет лень пророчить лишнее слово. Единственное, что может тронуть его сердце, — это Путь Кулинарии, как раз то, в чём братец Юнь сильнее всего. Так что я и подумала: нужно попробовать. Даже если бы мы потерпели неудачу, он всё равно не захотел бы вмешиваться.
— А бабушка Линсянь любит меня больше всех на свете и точно не сделает того, что мне навредит. Да и потом… — она украдкой взглянула на Юнь Чэ, голос стал чуть тише: — Когда дядя Император даровал нам помолвку, бабушка Линсянь сказала, что я тогда ничего не знала о любви — и раз помолвка заключена в неведении, неясно, обернётся ли это благом или бедой. Она боялась, что однажды я пожалею, и если это сожаление родится, оно может тянуться за мной всю жизнь.
Юнь Чэ: «…»
— Тогда я была несмышлёной, но встретив братца Юня, я наконец поняла слова бабушки Линсянь. . Думаю, раз бабушка Линсянь предчувствовала всё это заранее, то именно она лучше всех поймёт, как я себя чувствую сейчас — и будет больше других готова помочь. Жаль только, что как раз сейчас у неё обострилась старая болезнь… надеюсь, она скоро поправится.
Юнь Чэ мягко улыбнулся, в его взгляде мелькнула искренняя благодарность: — Всё это случилось из-за меня. На самом деле, именно я должен был…
— Между нами не должно быть никаких «я» и «ты», — перебила его Хуа Цайли, наполовину шутливо, наполовину серьёзно.
Юнь Чэ замолчал, затем твёрдо кивнул: — Верно! Между нами уже давно нет границ. К тому же, за нашей спиной стоят твой отец и Почтённый Умэн, а теперь и Почтенный Люсяо согласился помочь. В будущем всё обязательно будет гораздо более гладко, чем мы ожидали.
— Конечно, — девушка расплылась в лёгкой, радостной улыбке, в глазах её заиграли нежные отблески света.
Её тело невольно прильнуло к Юнь Чэ, но она сразу же благоразумно отстранилась. Для неё радость и отсутствие сожалений от встречи и любви с Юнь Чэ значили гораздо больше, чем беспокойство о будущем.
Божественный Чиновник Ваньдао управляет ключевыми ресурсами Чистой Земли, он чрезвычайно осторожен и непреклонно честен, поэтому Хуа Цайли, естественно, не стала пытаться искать у него помощи.
А уж о Великом Божественном Чиновнике и говорить нечего, он единственный, перед кем Хуа Цайли испытывала страх на территории Чистой Земли.
Получив обещание помощи от Люсяо, она была безмерно рада. После долгой, чуть затянувшейся прогулки рядом с Юнь Чэ она, неохотно расставшись, вернулась к Хуа Фучэню.
Шаги Юнь Чэ по-прежнему были медленными, его взгляд спокоен, он ощущал изменения каждой частички энергии вокруг, но направлялся он не туда, где располагалась Божественное Царство Плетения Снов.
— О чём ты думаешь? — внезапно заговорила Ли Суо, ощущая настроение Юнь Чэ.
Юнь Чэ не остановился, тихо пробормотав: — Смеюсь над другими, смеюсь над собой, смеюсь над древними и современными, смеюсь над небом, смеюсь над землёй, смеюсь над буддами.
— Смеюсь над другими, смеюсь над собой, смеюсь над небом, смеюсь над землёй, смеюсь над древними и современными — всё это пронизано свободомыслием и отрешённостью от всего. Но вот «смеюсь над буддами»… когда Цайли впервые рассказала мне об этом, я почувствовал необъяснимую странность, или, скорее, несоответствие.
— Сегодня, встретив Люсяо, я примерно понял, что значит «смеюсь над буддами».
Ли Суо молча ждала ответа.
Но Юнь Чэ не стал объяснять прямо, а сказал несколько загадочных слов: — «Усмешка, взирающая на мир смертных» вовсе не всегда рождается из просветлённого равнодушия… быть может, она рождается из полного разочарования и бегства от мира.
— … — Ли Суо долго размышляла, затем тихо произнесла: — Ты хочешь сказать, что характер Люсяо — это не свободолюбие, а разочарование и уход в себя? Но ведь он почитаемый Божественный Чиновник, взирающий на небо и презирающий мир, у него, кажется, не должно быть причин для этого… и кроме того, как это связано с тремя словами «смеюсь над буддами»?
Юнь Чэ мягко улыбнулся: — Три слова «смеюсь над буддами», звучащие наиболее загадочно и необъяснимо, возможно, являются самыми прямыми, их значение буквально. Конечно, я могу ошибаться — ведь наше знакомство было лишь поверхностным, не мне выносить суждения.
Ли Суо, однако, сказала: — Если бы это действительно было просто «поверхностное суждение», твои мысли не были бы так поглощены этим. Очевидно, ты почти уверен в своей догадке… и, похоже, видишь в ней нечто, что может тебе послужить.
— О-о… — Юнь Чэ слегка прищурился, не скупясь на похвалу: — Маленькая Ли Суо, я уж и не пойму: ты становишься умнее или просто всё лучше меня понимаешь.
— … — Ли Суо испустила слабый, неземной вздох, не отвечая. Спустя некоторое время она вновь зазвучалa своим сказочным, словно из сна, голосом: — По крайней мере, не пытайся слишком рано использовать существ уровня Истинного Бога. Игра с огнём может и обжечь. Для человека уровня Божественного Чиновника ты — всего лишь лёгкая соломинка. Им не нужно даже огня — достаточно одной случайной искры, чтобы безвозвратно обратить тебя в пепел.
— Не беспокойся, я всё понимаю, — голос Юнь Чэ был наполнен редкой серьёзностью, которую Ли Суо могла ясно ощутить: — Я скажу это ещё раз… уверяю тебя, я очень дорожу своей жизнью.
В этот момент лёгкий ветер Чистой Земли внезапно затих, и мир впереди внезапно потемнел.
Это было не угасание света, а внезапное прерывание восприятия.
Юнь Чэ поднял голову, пристально глядя на ряд фигур, медленно проплывающих вдалеке.
Это была уникальная божественная аура Божественного Царства, но на него ложилась тяжёлая подавленность, которой определённо не было у Божественных Царств Разрушения Небес и Плетения Снов.
Хотя они были далеко, Юнь Чэ с одного взгляда определил, что все эти сто человек — женщины.
Название одного конкретного Божественного Царства мгновенно возникло в его сознании.
То самое, которое можно было назвать самым особенным, самым загадочным, самым зловещим среди шести Божественных Царств, и о котором Мэн Кунчань, Хуа Цайли и Хуа Цинъин все предупреждали, что к нему нельзя легко приближаться:
Божественное Царство Вечной Ночи!
Закладка