Глава 3726. Закон мести. Часть 1 •
Малыши знали, что некоторые продукты им нельзя, но поскольку взрослые всегда поднимали такой шум вокруг мороженого, Элизия и Валерон научились использовать момент хаоса, чтобы урвать кусочек.
Они редко делились мороженым, потому что его было трудно достать, и оно быстро таяло. К тому же у них не было ни пространственных карманов, ни амулетов, чтобы спрятать мороженое до того, как его обнаружат.
Элизия устроила переполох за столом раньше именно для того, чтобы схватить мороженое и чтобы её отнесли к Валерону вовремя. Она использовала тот крошечный запас маны, что у неё был, чтобы заключить мороженое в пузырь воздуха и поддерживать холод при помощи водной магии.
Оно было немного грязным и частично растаявшим из‑за её слабых магических навыков, но она протянула его Валерону, как величайшее сокровище.
— Одного я не понимаю: почему женщины хихикают от радости, когда мы называем их мамой, а мужчины выглядят испуганными, когда мы называем их папой? Ты знаешь почему, братик?
— Не знаю, — ответил Валерон, превращаясь в Бахамута, чтобы принять её подарок.
— Совсем не знаю.
Сладость мороженого смешалась с солёным вкусом его слёз, когда Валерон слизывал его с рук Элизии.
――――――――――――――――rаnоbes.сom――――――――――――――――
В последующие дни Валерон Второй продолжал отказываться от компании всех, кроме Элины, Рааза, Сурин, Элизии и Божественных Зверей Труды. Мальчик никогда не отстранялся от Шаргейна, и теперь, когда Элизии снова позволили играть с ними, вирмлинг считал вопрос решённым.
Шаргейн обожал Сурин, но без Элизии и при вечно мрачном Валероне обстановка быстро стала скучной. Девочка никогда не участвовала в их играх, оставляя себе роль зрителя, сколько бы её ни звали.
Разговаривать с Сурин тоже было мало интересно. Кроме простых понятий вроде радости, злости, голода, холода и жары, всё остальное проходило мимо неё. И это было естественно.
Сурин была обычным человеческим младенцем с обычной скоростью развития. Её спящая кровь Божественного Зверя не давала ей преимуществ перед другими новорождёнными. Но Шаргейн и Валерон этого не знали, считая нормой именно себя.
Шаргейн думал, что Валерон и Элизия глупее его, но хотя бы они учились быстро, тогда как Сурин была медлительна во всём. Она не ходила, не бегала и не летала, и хотя Шаргейн заметил явный прогресс в её мышлении по мере роста, это было ничто по сравнению с Валероном и Элизией.
Хуже всего было то, что никто не объяснил Шаргейну, что произошло между Валероном и остальной семьёй. Что бы это ни было, это глубоко огорчало Легайна, и как ни старался вирмлинг, настроение Хранителя не улучшалось.
Салаарк тоже не была отвергнута Валероном, что только больше путало Шаргейна. Повелительница не играла роли в Войне Грифонов и заботилась о Валероне с момента его спасения.
Для него она была такой же невинной, как Элина, Рааз и Божественные Звери Труды. Салаарк солгала умолчанием, но её забота и любовь были настоящими.
Чувства Валерона к ней не были омрачены сомнениями и обидой, как к Легайну и Тирис.
Двум Хранителям запрещалось приближаться к мальчику, если только ему не требовалась помощь Легайна для общения с теми, у кого не было Драконьих Чешуек.
Отец всех Драконов сожалел о многом, но знал, что если бы мог повернуть время вспять, он бы мало что изменил. Вход в Золотой Грифон был выбором Джормуна, как и решение остаться с Трудой и отвергнуть предложение отца.
Легайн давно смирился с тем, что он не может заставлять других делать то, что считает правильным, не отнимая у них того, ради чего они жили. Что касается Валерона Второго, то защищать его тоже было невозможно.
Легайн не защищал детей своих любимых и благородных первенцев или мудрых Драконов вроде Валтак. Сделать исключение ради сына своевольного и предавшего Джормуна означало бы навлечь гнев всего Братства.
Все драконы имели бы полное право требовать такого же отношения, и отказ от этого разорвал бы связь Легайна со всем Братством, а не только с Валероном.
Элизия и Ралдарак были особыми случаями, рождёнными от Лита, который сам был уникален из‑за повреждённой жизненной силы. К тому же Легайн присоединился к клятве, которую уже дали двое других Хранителей.
Братство не возражало, потому что обет закончится, когда дети станут взрослыми по человеческим меркам. Шестнадцать лет — это всего лишь миг в жизни Дракона, и защита Легайна считалась скорее свидетельством уязвимости Лита как единственного члена своего рода, чем проявлением фаворитизма.
Легайн был благодарен за понимание своих детей, но это не помогало справиться с болью от разрушенных отношений с Валероном Вторым. Отец всех Драконов привык терять членов Братства, но обычно это означало их смерть.
Большинство умирало либо по глупости, как Сирук, либо из‑за самоотверженности, как Валтак, поэтому чувство утраты у Легайна заслонялось либо презрением, либо гордостью за своих детей.
Смерть стала частью жизни Отца всех Драконов, и он научился быстро справляться с горем.
Это было необходимо для сохранения его рассудка и безопасности Могара, поскольку его сильнейшие эмоции постоянно передавались всему Братству. Радость Легайна вызывала Танцы Драконов, а ярость — Вторые Солнца.
На этот раз его горе было навязчивым чувством, возобновлявшимся каждый раз, когда Валерон отворачивался от Хранителя. Оно было достаточно слабым, чтобы взрослые драконы легко загоняли его в дальний угол разума, но для молодых это было тяжёлым испытанием.
Юные драконы просыпались среди ночи в слезах, цепляясь за родителей и умоляя не бросать их. Это было эхо страха, который Валерон передавал Легайну при каждом соприкосновении, а тот, в свою очередь, передавал его Братству.
И это Братство восприняло крайне болезненно. У каждой драконьей линии были детёныши, и каждый детёныш был сокровищем. Чувство нападения в собственных домах приводило драконов в ярость, и им нужен был виновный.
Валерон Второй был всего лишь ребёнком, и даже мысль о том, чтобы винить его в собственном покушении, была нелепа. Лит тоже был вне подозрений: защищая сына Дракона, он доказал Братству, что не является Убийцей Родни.
Именно поэтому под прицелом оказался Совет Пробуждённых.
— Слушайте внимательно, мыши, потому что это единственное предупреждение, которое вы получите. Я Куашол, Отец всех Ледяных Драконов, и говорю как представитель Братства, — сказал он в сообщении, транслируемом по экстренному каналу Совета.
— Нет сомнений в преступлениях Джормуна, Изумрудного Дракона. Он был безумен и предал все наши расы, но заплатил свой долг жизнью. Валерон Второй же невиновен.
— Он не участвовал в замыслах Труды, он не отдавал приказов и не виноват в том, как появился на свет.
Они редко делились мороженым, потому что его было трудно достать, и оно быстро таяло. К тому же у них не было ни пространственных карманов, ни амулетов, чтобы спрятать мороженое до того, как его обнаружат.
Элизия устроила переполох за столом раньше именно для того, чтобы схватить мороженое и чтобы её отнесли к Валерону вовремя. Она использовала тот крошечный запас маны, что у неё был, чтобы заключить мороженое в пузырь воздуха и поддерживать холод при помощи водной магии.
Оно было немного грязным и частично растаявшим из‑за её слабых магических навыков, но она протянула его Валерону, как величайшее сокровище.
— Одного я не понимаю: почему женщины хихикают от радости, когда мы называем их мамой, а мужчины выглядят испуганными, когда мы называем их папой? Ты знаешь почему, братик?
— Не знаю, — ответил Валерон, превращаясь в Бахамута, чтобы принять её подарок.
— Совсем не знаю.
Сладость мороженого смешалась с солёным вкусом его слёз, когда Валерон слизывал его с рук Элизии.
――――――――――――――――rаnоbes.сom――――――――――――――――
В последующие дни Валерон Второй продолжал отказываться от компании всех, кроме Элины, Рааза, Сурин, Элизии и Божественных Зверей Труды. Мальчик никогда не отстранялся от Шаргейна, и теперь, когда Элизии снова позволили играть с ними, вирмлинг считал вопрос решённым.
Шаргейн обожал Сурин, но без Элизии и при вечно мрачном Валероне обстановка быстро стала скучной. Девочка никогда не участвовала в их играх, оставляя себе роль зрителя, сколько бы её ни звали.
Разговаривать с Сурин тоже было мало интересно. Кроме простых понятий вроде радости, злости, голода, холода и жары, всё остальное проходило мимо неё. И это было естественно.
Сурин была обычным человеческим младенцем с обычной скоростью развития. Её спящая кровь Божественного Зверя не давала ей преимуществ перед другими новорождёнными. Но Шаргейн и Валерон этого не знали, считая нормой именно себя.
Шаргейн думал, что Валерон и Элизия глупее его, но хотя бы они учились быстро, тогда как Сурин была медлительна во всём. Она не ходила, не бегала и не летала, и хотя Шаргейн заметил явный прогресс в её мышлении по мере роста, это было ничто по сравнению с Валероном и Элизией.
Хуже всего было то, что никто не объяснил Шаргейну, что произошло между Валероном и остальной семьёй. Что бы это ни было, это глубоко огорчало Легайна, и как ни старался вирмлинг, настроение Хранителя не улучшалось.
Салаарк тоже не была отвергнута Валероном, что только больше путало Шаргейна. Повелительница не играла роли в Войне Грифонов и заботилась о Валероне с момента его спасения.
Для него она была такой же невинной, как Элина, Рааз и Божественные Звери Труды. Салаарк солгала умолчанием, но её забота и любовь были настоящими.
Чувства Валерона к ней не были омрачены сомнениями и обидой, как к Легайну и Тирис.
Двум Хранителям запрещалось приближаться к мальчику, если только ему не требовалась помощь Легайна для общения с теми, у кого не было Драконьих Чешуек.
Отец всех Драконов сожалел о многом, но знал, что если бы мог повернуть время вспять, он бы мало что изменил. Вход в Золотой Грифон был выбором Джормуна, как и решение остаться с Трудой и отвергнуть предложение отца.
Легайн давно смирился с тем, что он не может заставлять других делать то, что считает правильным, не отнимая у них того, ради чего они жили. Что касается Валерона Второго, то защищать его тоже было невозможно.
Легайн не защищал детей своих любимых и благородных первенцев или мудрых Драконов вроде Валтак. Сделать исключение ради сына своевольного и предавшего Джормуна означало бы навлечь гнев всего Братства.
Все драконы имели бы полное право требовать такого же отношения, и отказ от этого разорвал бы связь Легайна со всем Братством, а не только с Валероном.
Элизия и Ралдарак были особыми случаями, рождёнными от Лита, который сам был уникален из‑за повреждённой жизненной силы. К тому же Легайн присоединился к клятве, которую уже дали двое других Хранителей.
Братство не возражало, потому что обет закончится, когда дети станут взрослыми по человеческим меркам. Шестнадцать лет — это всего лишь миг в жизни Дракона, и защита Легайна считалась скорее свидетельством уязвимости Лита как единственного члена своего рода, чем проявлением фаворитизма.
Легайн был благодарен за понимание своих детей, но это не помогало справиться с болью от разрушенных отношений с Валероном Вторым. Отец всех Драконов привык терять членов Братства, но обычно это означало их смерть.
Большинство умирало либо по глупости, как Сирук, либо из‑за самоотверженности, как Валтак, поэтому чувство утраты у Легайна заслонялось либо презрением, либо гордостью за своих детей.
Смерть стала частью жизни Отца всех Драконов, и он научился быстро справляться с горем.
Это было необходимо для сохранения его рассудка и безопасности Могара, поскольку его сильнейшие эмоции постоянно передавались всему Братству. Радость Легайна вызывала Танцы Драконов, а ярость — Вторые Солнца.
На этот раз его горе было навязчивым чувством, возобновлявшимся каждый раз, когда Валерон отворачивался от Хранителя. Оно было достаточно слабым, чтобы взрослые драконы легко загоняли его в дальний угол разума, но для молодых это было тяжёлым испытанием.
Юные драконы просыпались среди ночи в слезах, цепляясь за родителей и умоляя не бросать их. Это было эхо страха, который Валерон передавал Легайну при каждом соприкосновении, а тот, в свою очередь, передавал его Братству.
И это Братство восприняло крайне болезненно. У каждой драконьей линии были детёныши, и каждый детёныш был сокровищем. Чувство нападения в собственных домах приводило драконов в ярость, и им нужен был виновный.
Валерон Второй был всего лишь ребёнком, и даже мысль о том, чтобы винить его в собственном покушении, была нелепа. Лит тоже был вне подозрений: защищая сына Дракона, он доказал Братству, что не является Убийцей Родни.
Именно поэтому под прицелом оказался Совет Пробуждённых.
— Слушайте внимательно, мыши, потому что это единственное предупреждение, которое вы получите. Я Куашол, Отец всех Ледяных Драконов, и говорю как представитель Братства, — сказал он в сообщении, транслируемом по экстренному каналу Совета.
— Нет сомнений в преступлениях Джормуна, Изумрудного Дракона. Он был безумен и предал все наши расы, но заплатил свой долг жизнью. Валерон Второй же невиновен.
— Он не участвовал в замыслах Труды, он не отдавал приказов и не виноват в том, как появился на свет.
Закладка