Глава 2209. Кровоточащее сердце. Часть 1 •
Тирис и Легайн без помех добрались до Тронного зала.
Они замерли на месте, едва оказавшись внутри. Не из-за ловушек или засады. Не потому, что Безумный Король подготовил массив против Хранителей, который его дочь ещё и улучшила. Нет — по их телам разлилась боль, а из вечных тел исчезло всякое тепло, потому что зал оказался пугающе знакомым.
Всё — от трона до картин — было заменено копиями, воссозданными из холодного, безжизненного камня. Труда восседала на своём месте, рядом с ней стояло изваяние, изображающее её погибшего мужа.
На ней были Доспехи Артана, а в руках — его Меч. Острие касалось пола, служа опорой: боль была столь сильна, что иначе Труда не могла бы удержаться на сиденье. Она тяжело дышала, и пар исходил от неё, несмотря на то, что она не двигалась.
[Порядок и Хаос... Это же копия твоего дома], — произнёс Легайн мысленно. — [Ты уверена, что Труда там никогда не бывала?]
[Уверена. Когда Артана выбрали королём, испытаний ещё не проводили, и моя жизнь была наполнена красками. Я оформила тронный зал в таком стиле лишь после смерти Валерона — через сто лет после казни Артана. К тому моменту Труда уже исчезла], — ответила Тирис.
[Значит, это твоя кровь, текущая в её жилах, наделила её таким умом], — заключил Легайн.
[Так и есть].
Как и он, Тирис была в человеческой форме и теперь видела, насколько сильно Безумная Королева похожа на неё.
Красота Тирис и благородные черты Валерона нашли в Труде идеальное сочетание — чего не случилось с остальными дочерьми Первого Короля. Генералы Труды не могли оторвать взгляд, глядя то на одну, то на другую женщину — их можно было принять разве что за сестёр.
— Кого я вижу... Хранители континента Гарлен, — проговорила Труда, и хоть слёзы безостановочно текли из её глаз, голос звучал твёрдо. — Вы пришли, чтобы посмеяться надо мной, или наконец-то решили избавить меня от страданий?
— Ни то, ни другое, — Легайн поднял пустые руки в знак мира, затем сложил ладони и поклонился, выражая уважение её горю. — Я пришёл, чтобы выразить соболезнования и вновь предложить свою помощь.
— Подумай о своём сыне. Теперь, когда Джормун мёртв, что будет с Валероном Вторым, если ты проиграешь эту войну?
— А ты? — кивнула Труда в сторону Тирис, которая тоже уже плакала.
Она лучше всех понимала боль Труды и чувствовала к ней близость, несмотря на полную противоположность в убеждениях.
— Я пришла выразить соболезнования и сочувствие, дитя моё, — произнесла Тирис мягко, её голос был полон боли, хоть и спокоен. — Ты не одна. Ни сейчас, ни когда-либо.
Взгляд Хранителей обратился к Протею, который укачивал младенца Валерона на руках. Двойник принял облик Джакры и напевал колыбельную его голосом.
Труда не пыталась заменить мужа или обманывать сына. Она просто хотела, чтобы малыш видел отцовское лицо, чувствовал его запах и слышал голос, пока ещё слишком мал, чтобы понимать, что произошло.
Своей наивной надеждой она пыталась оставить в нём хоть какие-то воспоминания о Джакре и его любви.
— Соболезнования? — переспросила Труда, лицо её исказилось в гримасе ярости. — Вы пытали моего отца, а потом казнили, транслируя всё это на весь Королевский дом, чтобы показать, что даже монархам нет пощады!
Безумная Королева с ненавистью уставилась на Тирис, а академический массив вывел голограмму казни Артана. Труда впервые увидела её ещё подростком — и с тех пор пересматривала каждый раз, когда её решимость начинала ослабевать.
Тирис молчала: страдания Артана были ничтожны в сравнении с её утратой Валерона. Несмотря на сочувствие к Труде, она всё ещё считала Артана причиной всех своих бед.
— А ты ещё хуже! — теперь Труда смотрела на Легайна. — Ты оставил своего сына запертым в Золотом Грифоне на пятьсот лет, чтобы преподать урок! Если бы ты пришёл и спас его, ничего бы не случилось.
— Даже если бы просто принял его обратно после побега, ты бы заметил рабское заклинание и остановил Джакру до того, как он добрался до Джиэры. Если бы у тебя было сердце отца, он бы не встретил меня!
— Не началась бы Война Грифонов. Я бы до сих пор была одна и несчастна, но он был бы жив. Это твоя вина. Моя вина. Наша вина! — слёзы сорвали ей голос, и Отец всех Драконов понял: Труда ненавидит себя так же сильно, как и его.
Джакра был не первым ребёнком, которого Легайн потерял, и нельзя было сказать, что он был плохим отцом. Но её слова всё равно поразили его куда глубже, чем он ожидал — потому что она была права. И потому, что не пыталась снять с себя ответственность.
Руку Джакры остановил Лит, но именно Легайн первым, а Труда — затем, поставили его под удар.
— Тем более прими моё предложение, — сказал Легайн. — Нам обоим есть за что искупать вину. Вместе мы…
— И позволить, чтобы смерть Джормуна оказалась такой же бессмысленной, как смерть моего отца?! — перебила его Труда. — Мой муж отдал жизнь за мою мечту и ради нашего сына. Я скорее умру, чем позволю превратить его в сноску в истории — безумного дракона, связавшегося с безумной королевой!
— Эта война закончится либо моей победой, либо моей смертью. Если у тебя не хватает духа воссоединить меня с Джормуном — я сделаю это сама, как только мой сын будет готов взойти на трон.
— С секретом белого ядра, артефактами Артана и Саэфел, его правление будет вечным — если он того пожелает.
Теперь настал черёд Тирис содрогнуться от слов Труды. Та же решимость уйти из жизни, лишь бы прекратить боль, была у Валерона Первого. А потому для Хранительницы всё это было особенно мучительно.
— Я уважаю твоё решение, — кивнул Легайн. — Но что будет с твоим сыном, если ты проиграешь?
— Если я проиграю, и если ты хоть каплю любил Джормуна, то прошу тебя об одном: спаси своего внука до того, как с ним случится что-то плохое, — твёрдо произнесла Труда, холодная, как статуя её мужа.
Они замерли на месте, едва оказавшись внутри. Не из-за ловушек или засады. Не потому, что Безумный Король подготовил массив против Хранителей, который его дочь ещё и улучшила. Нет — по их телам разлилась боль, а из вечных тел исчезло всякое тепло, потому что зал оказался пугающе знакомым.
Всё — от трона до картин — было заменено копиями, воссозданными из холодного, безжизненного камня. Труда восседала на своём месте, рядом с ней стояло изваяние, изображающее её погибшего мужа.
На ней были Доспехи Артана, а в руках — его Меч. Острие касалось пола, служа опорой: боль была столь сильна, что иначе Труда не могла бы удержаться на сиденье. Она тяжело дышала, и пар исходил от неё, несмотря на то, что она не двигалась.
[Порядок и Хаос... Это же копия твоего дома], — произнёс Легайн мысленно. — [Ты уверена, что Труда там никогда не бывала?]
[Уверена. Когда Артана выбрали королём, испытаний ещё не проводили, и моя жизнь была наполнена красками. Я оформила тронный зал в таком стиле лишь после смерти Валерона — через сто лет после казни Артана. К тому моменту Труда уже исчезла], — ответила Тирис.
[Значит, это твоя кровь, текущая в её жилах, наделила её таким умом], — заключил Легайн.
[Так и есть].
Как и он, Тирис была в человеческой форме и теперь видела, насколько сильно Безумная Королева похожа на неё.
Красота Тирис и благородные черты Валерона нашли в Труде идеальное сочетание — чего не случилось с остальными дочерьми Первого Короля. Генералы Труды не могли оторвать взгляд, глядя то на одну, то на другую женщину — их можно было принять разве что за сестёр.
— Кого я вижу... Хранители континента Гарлен, — проговорила Труда, и хоть слёзы безостановочно текли из её глаз, голос звучал твёрдо. — Вы пришли, чтобы посмеяться надо мной, или наконец-то решили избавить меня от страданий?
— Ни то, ни другое, — Легайн поднял пустые руки в знак мира, затем сложил ладони и поклонился, выражая уважение её горю. — Я пришёл, чтобы выразить соболезнования и вновь предложить свою помощь.
— Подумай о своём сыне. Теперь, когда Джормун мёртв, что будет с Валероном Вторым, если ты проиграешь эту войну?
— А ты? — кивнула Труда в сторону Тирис, которая тоже уже плакала.
Она лучше всех понимала боль Труды и чувствовала к ней близость, несмотря на полную противоположность в убеждениях.
— Я пришла выразить соболезнования и сочувствие, дитя моё, — произнесла Тирис мягко, её голос был полон боли, хоть и спокоен. — Ты не одна. Ни сейчас, ни когда-либо.
Взгляд Хранителей обратился к Протею, который укачивал младенца Валерона на руках. Двойник принял облик Джакры и напевал колыбельную его голосом.
Труда не пыталась заменить мужа или обманывать сына. Она просто хотела, чтобы малыш видел отцовское лицо, чувствовал его запах и слышал голос, пока ещё слишком мал, чтобы понимать, что произошло.
Своей наивной надеждой она пыталась оставить в нём хоть какие-то воспоминания о Джакре и его любви.
— Соболезнования? — переспросила Труда, лицо её исказилось в гримасе ярости. — Вы пытали моего отца, а потом казнили, транслируя всё это на весь Королевский дом, чтобы показать, что даже монархам нет пощады!
Безумная Королева с ненавистью уставилась на Тирис, а академический массив вывел голограмму казни Артана. Труда впервые увидела её ещё подростком — и с тех пор пересматривала каждый раз, когда её решимость начинала ослабевать.
Тирис молчала: страдания Артана были ничтожны в сравнении с её утратой Валерона. Несмотря на сочувствие к Труде, она всё ещё считала Артана причиной всех своих бед.
— А ты ещё хуже! — теперь Труда смотрела на Легайна. — Ты оставил своего сына запертым в Золотом Грифоне на пятьсот лет, чтобы преподать урок! Если бы ты пришёл и спас его, ничего бы не случилось.
— Даже если бы просто принял его обратно после побега, ты бы заметил рабское заклинание и остановил Джакру до того, как он добрался до Джиэры. Если бы у тебя было сердце отца, он бы не встретил меня!
— Не началась бы Война Грифонов. Я бы до сих пор была одна и несчастна, но он был бы жив. Это твоя вина. Моя вина. Наша вина! — слёзы сорвали ей голос, и Отец всех Драконов понял: Труда ненавидит себя так же сильно, как и его.
Джакра был не первым ребёнком, которого Легайн потерял, и нельзя было сказать, что он был плохим отцом. Но её слова всё равно поразили его куда глубже, чем он ожидал — потому что она была права. И потому, что не пыталась снять с себя ответственность.
Руку Джакры остановил Лит, но именно Легайн первым, а Труда — затем, поставили его под удар.
— Тем более прими моё предложение, — сказал Легайн. — Нам обоим есть за что искупать вину. Вместе мы…
— И позволить, чтобы смерть Джормуна оказалась такой же бессмысленной, как смерть моего отца?! — перебила его Труда. — Мой муж отдал жизнь за мою мечту и ради нашего сына. Я скорее умру, чем позволю превратить его в сноску в истории — безумного дракона, связавшегося с безумной королевой!
— Эта война закончится либо моей победой, либо моей смертью. Если у тебя не хватает духа воссоединить меня с Джормуном — я сделаю это сама, как только мой сын будет готов взойти на трон.
— С секретом белого ядра, артефактами Артана и Саэфел, его правление будет вечным — если он того пожелает.
Теперь настал черёд Тирис содрогнуться от слов Труды. Та же решимость уйти из жизни, лишь бы прекратить боль, была у Валерона Первого. А потому для Хранительницы всё это было особенно мучительно.
— Я уважаю твоё решение, — кивнул Легайн. — Но что будет с твоим сыном, если ты проиграешь?
— Если я проиграю, и если ты хоть каплю любил Джормуна, то прошу тебя об одном: спаси своего внука до того, как с ним случится что-то плохое, — твёрдо произнесла Труда, холодная, как статуя её мужа.
Закладка