Глава 521 — Обретённый Покой •
От лица Артура Лейвина.
Серый свет карманного измерения поглотила тьма.
Мана сочилась сквозь мрак, затуманивая чувства Сердца Мира, словно туман, и все признаки Кэзесса или Агроны исчезли.
Ветер завывал в ушах. Эфир — не мой собственный — тяжело опустился на мои конечности, притупляя все физические ощущения. На мгновение я словно вновь оказался в пустой, бесформенной пустоши из моего первого нисхождения в Реликтовые Гробницы, почти как будто у меня вообще не было тела. Только горький, едкий запах и вкус разложения остались среди всех моих чувств.
Что-то ударило меня в грудь, и я отлетел назад. Это произошло так сильно и так быстро, что я уже проламывал далёкие стены, прежде чем ощущение боли дошло от моего тела к мозгу. Звёзды взорвались у меня перед глазами поверх тьмы.
Я вяло активировал Шаг Бога. Сеть взаимосвязанных линий осветилась в моём видении, и я повалился назад через одну из них, вылетев из другой, кувыркаясь. Эфирные мечи сконденсировались вокруг меня в круг, размахивая во всех направлениях. Словно антенны, клинки расширили моё сознание ещё немного дальше, и я почувствовал, как они достигли цели. Железный запах крови окутал воздух.
Всё ещё оглушающий меня порывистый ветер усилился, и я опустился на одно колено. Даже с онемевшей от давящего эфира плотью я почувствовал, как смертельно опасный порыв прошёл прямо над моей головой, почувствовал лёгкое подёргивание волос, когда несколько прядей были срезаны с моего скальпа. Мои собственные клинки закружились вокруг меня, как циклон. Через ладони и подошвы ног, прижатые к полу, я почувствовал дрожь приближающегося огромного веса. Я наклонился вперёд, снова переходя в эфирные пути.
Взаимосвязанные точки, открытые Шагом Бога, было легко увидеть и проследить, но их отношение к физическому пространству внутри карманного измерения было почти бессмысленным. Тем не менее, я мог разглядеть далёкие края большого пузыря, содержащего нас, и хотя относительность пространства в традиционном смысле почти отсутствовала внутри карманного измерения, это давало мне некоторое небольшое представление о том, где мы находились.
Я снова мелькнул через Шаг Бога, затем ещё раз, каждый раз в определённое место внутри карманного измерения, выигрывая себе мгновение на размышления.
Агрона и Кэзесс оба просчитали этот бой, просто им потребовалось больше времени, чтобы прийти к тому же ответу, который я знал уже несколько недель. Теперь я был слишком опасен для них обоих. Как давно планировала Серис, два бога-короля увидели друг в друге бо́льшую угрозу и довели себя до предела, чтобы быстро закончить этот бой.
Но расчёты изменились. И Кэзесс, и Агрона знали, что если они продолжат сражаться друг с другом, в конце концов я убью победителя. Я должен был. Выбора не было. Я не мог спасти народы Дикатена, Алакрии и Эфеота одновременно, если выживет один из них. И поэтому они сначала уничтожат меня. Каждый из них думал, что сможет победить другого, когда я буду мёртв.
Очевидно, только один из нас троих мог быть прав.
Шаг Бога перенёс меня в самый центр сферы карманного измерения. Внутри препятствующей магии, как тьмы, так и удушающей маны и эфира, было сплетение магии. Пока я мелькал по камере, я также нащупывал ориентацию заклинаний, ища их точку происхождения. Кэзесс, в частности, не был идеально искусен в том, чтобы сделать себя невидимым, и его манипуляции с эфиром оставляли явные следы в затуманенной атмосфере.
Владея эфиром, как скальпелем, я попытался хирургически перерезать нити заклинаний, отменяя их. Ответ Агроны был немедленным и столь же тонким, он противодействовал, перераспределяя удушающую ману, заклинание скользило мимо моих усилий, как набегающая волна по камням. Я снова сместился, и его заклинание изменилось в ответ, но тьма заметно сгустилась от усилия, и на мгновение я увидел несущегося бело-серебряного дракона и почувствовал, как ветер вокруг меня обрёл режущие грани.
Я ушёл Шагом Бога, но Реджис остался позади. Через нашу связь я почувствовал, как он воспламенился Разрушением. Он увернулся от когтей дракона, не пытаясь нанести ответный удар. Вместо этого он разлил Разрушение по полу и в воздух, разжигая пламя прямо в сердце заклинания.
Следуя за переплетением магии по эфирным путям, я рубил нити силы Агроны, уворачивался от расцветающих шипов кровавого железа, потоков чистой маны и кос пустотного ветра, которые преследовали меня, а затем снова исчезал. С каждым ударом Агрона приспосабливался, но его контроль над скрывающей тьмой ослабевал. Рёв урагана становился тише с каждым Шагом Бога, а чернота превращалась скорее в серое облако.
«Довольно этой тьмы!» — взревел Кэзесс, и раздался ужасный рвущийся звук. Угасающая серость разорвалась, как занавес, и запорхала на землю, где утонула между камнями, как маслянистый дым.
Разрушение вздымалось из центра нашего поля боя. Камень, воздух, мана и эфир — всё горело, пока Реджис сосредоточил всю свою силу на излиянии Разрушения. Без тьмы, которую можно было бы поглотить, оно теперь неслось пламенем, достигая потолка и проливаясь на нижние уровни. Крепость рушилась на глазах.
Край пожара внезапно замер. Словно ветер, пронёсшийся по траве, фиолетовые огни все разом метнулись ко мне, застывая волной, нацеленной на меня.
Протянув руку своим собственным эфиром, я направил свою силу в его и попытался сломить её.
Тёмная тень заполонила мои глаза, и шипы боли пронзили мой разум. Мои мысли опустели, когда Королевский Гамбит, дрожа, многократно усилил это ощущение. Словно кулак в стальной перчатке, время сжалось вокруг меня.
Эфир застыл в моих венах. Я не мог среагировать, не мог дать отпор эфирному искусству, которое держало меня.
Сцена, казалось, прыгнула вперёд, и у меня закружилась голова.
Агрона стоял прямо передо мной, кинжал из кровавого железа вонзился мне в грудину. Я пришёл в себя как раз в тот момент, когда острие соскользнуло с затвердевшей поверхности моего ядра. За Агроной бушевало Разрушение, фиолетовое пламя неслось, чтобы поглотить всё карманное измерение, которое дрожало в моём сознании.
Схватив его запястье своей сотворённой левой рукой, я ударил Агрону в горло, шагнул вперёд и врезал ему локтем в лицо, обвил ногой его ногу и бросил его на землю, его рука неестественно вывернулась в моей хватке. Его пальцы свело судорогой, он выпустил клинок, который я затем вырвал и вонзил ему в затылок.
Кровавое железо растаяло прежде, чем удар успел обрушиться, но его лицо всё равно отскочило от земли с сильным треском. Я снова поднял руку, и в ней сформировался эфирный меч, короткий и идеальный для колющего удара. Я обрушил его вниз, но когтистая рука из ветра и тени высунулась из плеча Агроны и схватила мою руку.
Я повернул клинок, чтобы разрезать тыльную сторону теневой конечности, но мир исказился, и я оказался на спине, глядя вверх на трёхрукого Агрону. Одной рукой он пригвоздил мою руку с мечом, а предплечьем прижал мне горло, его призрачная, теневая конечность погрузилась в рану на моей грудине.
Боль, горячая и внезапная, обожгла изнутри моей груди. Я ответил Взрывным Ударом в упор в солнечное сплетение Агроны. Сила вздулась и прорвалась между нами, и его отбросило от меня. Я отступил Шагом Бога, появившись в центре пространства рядом с Реджисом, когда тошнотворная, жгучая боль охватила моё ядро.
Я больше не исцелялся, моё ядро получило прямой удар.
Почувствовав моё смятение, Реджис сделал последний толчок Разрушением, растворился в бесплотности и просочился сквозь мою кожу к моему ядру.
‘Фу, гадость’, — простонал он, прежде чем воспламениться внутри меня, выжигая поселившееся здесь разложение и позволяя моему эфиру исцелить мою плоть. ‘Хотя ядро выглядит нормально’.
Раздался оглушительный треск, и мой взгляд метнулся вверх: крепость рушилась, не в силах устоять, когда так много было поглощено Разрушением. Чёрный ветер дёргал кирпичную кладку, направляя падающие камни на меня.
Я притянул эфир поближе к себе, когда половина Тэгрин Келума обрушилась мне на голову. Рёв лавины бил по барабанным перепонкам. Пыль заполнила мои лёгкие и щипала глаза. Прикрыв голову сотворённой эфирной рукой, я открыл шлюзы своего ядра и вложил всё, что мог, в барьер, пока тонны за тоннами камней ударяли меня сверху, ожидая, выискивая — а затем ушёл Шагом Бога, появившись над последними из рушащихся руин.
Тошнотворная вибрация пробежала по мне, когда ранние волны Разрушения продолжали распространяться, теперь взбираясь по стенам карманного измерения. На мгновение я подумал, что Разрушение может поглотить всё пространство, поглотив Агрону и Кэзесса, но холодное осознание правды пришло быстро после: Разрушение расколет сами стены между этой реальностью и внешним миром, выплеснув этот бой в настоящий Тэгрин Келум волнами аметистового огня.
Реджис перекрыл поток. Вокруг нас яркий фиолетовый свет голодного пламени угас.
Обрушение прекратилось. Я снова оказался на твёрдой земле, хотя воздух был густо забит пылью. Магические сигнатуры Агроны и Кэзесса выделялись, как маяки, в отсутствие Разрушения.
Пыль закружилась, потревоженная серебристо-белыми крыльями. У меня было мгновение, чтобы осознать, что крепость снова сформировалась вокруг меня, прежде чем я шагнул в эфирные пути. Я появился за Кэзессом, но тут же снова исчез, появившись перед ним, даже когда он развернулся, с длинным золотым мечом в руке.
Мой собственный эфирный клинок метнулся к его незащищённым рёбрам, но повелитель асур был быстр. Его меч вонзился в пространство, которое я только что покинул, но его пустая рука метнулась назад, пробив моё собственное оружие.
Меч растворился, когда контроль над ним был вырван у меня. Я пошатнулся от удивления, и золотой клинок с эфирным треском перешёл из его правой руки в левую. Я поймал последующий удар на тыльную сторону левой руки, но другой клинок ударил меня в бедро, на этот раз сзади, убийственное намерение Агроны внезапно нависло у меня за спиной.
Новый меч сконденсировался в моей правой руке, вытянувшись назад обратным хватом. Я взмахнул им назад на Агрону, когда Реджис снова наполнил его, клинок запылал огнём Разрушения.
Оружие рассекло пустой воздух.
Мой сотворённый левый кулак был обхвачен вокруг золотого клинка Кэзесса, но когда он повернул его, рука разлетелась на куски так же, как и моё оружие. Он вернул меч в стойку танцора с клинками, и когда он снова сделал выпад, драконье проявление вздыбилось вокруг него и прыгнуло, его огромные когти обрушились на меня.
Я потянулся к Шагу Бога. Кэзесс сжал время и пространство, пытаясь удержать меня там. Ожидая этого на этот раз, я с рычанием прорвался сквозь него и исчез в эфирных путях, появившись на противоположной стороне карманного измерения, окутанный эфирной молнией.
Я был в оборонительном тупике. Грубая сила Кэзесса была ожидаема, но эта способность нарушать мои эфирные заклинания — нет. Пока меня не застали врасплох его манипуляции со временем, я мог сдерживать его самую мощную способность, и ни у Кэзесса, ни у Агроны не было непреодолимого ответа на Разрушение. Пока Реджис не слишком полагался на свою собственную физическую форму — и, следовательно, на свой собственный резервуар — а оставался внутри меня или моего меча, он не должен был исчерпать свой эфир, который был гораздо более ограничен, чем мой.
Также стало ясно, что пара богов-королей страдала от неспособности работать вместе. Будь то откровенный отказ, естественная несовместимость или провал стратегических усилий, я знал, что это может стать моим спасением в конце концов. Оставалось только держать Королевский Гамбит нацеленным на их атаки и искать способ обратить эту слабость против них.
Когда я снова вышел на поле боя, моё бедро вспыхнуло болью. Там была прореха в доспехах и неглубокая рана под ней. Чёрное пламя горело в ране. Я потянулся к ней новосотворённой рукой, но времени разбираться с огнём души не было.
Серебристо-белое драконье проявление ждало меня, и поток чистой маны обрушился на меня. Я агрессивно наклонился в атаку, обращая уловки Кэзесса против него самого. Он мог в какой-то степени рассеивать мою эфирную магию, но я мог делать то же самое с его маной. В сердце пламени была форма заклинания, мана, облечённая в намерение. Владея эфиром, как парой перчаток, я вырвал корень из его заклинания и переформировал его.
Атмосферная мана влилась в восстановленную чистую ману, и четыре меча приняли форму, паря вокруг меня: по одному из ветра, огня, земли и молнии.
Когда я почувствовал, как под мной формируется мана типа Распада, я спроецировал в неё эфир и сделал то же самое, разорвав связь между родным Распадом влияния Агроны и самой маной. Вместо чёрных шипов, выстреливающих из земли, поднялась каменная стена, чтобы защитить мою спину.
Я рубанул за спиной, вокруг стены, горящим клинком. Тонкий, изогнутый край ветра ударил по бедру Кэзесса, в то время как сверкающий обсидиановый длинный меч метнулся туда, где я ожидал увидеть его горло, когда он уклонился. Трескучий жёлтый клинок молнии взорвался, его отголоски обжигали мне сетчатку, хотя я и закрыл глаза.
Кэзесс уклонился от первой атаки, и его золотой клинок поднялся, чтобы разбить мой земляной. Огненный меч вернулся, не найдя цели за моей спиной, и упал, как гильотина, на шею Кэзесса. Когда он парировал его, огонь был поглощён его золотым оружием.
Дракон, чьё дыхание обратилось против Кэзесса, растаял в свете и метнулся обратно к нему. Он снова поглотил его, его сигнатура внезапно стала сильнее, концентрированнее.
Каменная стена разлетелась вдребезги, и я повернулся спиной к Кэзессу, чтобы схватить запястье Агроны, когда тот повторил тот же манёвр, который ранил меня ранее. Его кинжал был в нескольких дюймах от моего бока. Эфир окутал мой кулак, и я нанёс удар, но он вывернулся, выскользнув из моей хватки, словно был намазан маслом. Он уклонился влево и вправо одновременно, снова демонстрируя отражающиеся копии самого себя на каждом шагу.
Я чувствовал, как физическая форма Кэзесса укрепляется по мере того, как мана и эфир концентрировались в его мышцах — признак того, что он бережёт оставшиеся силы. Физический бой, такой как поединок на мечах, потребует меньше энергии, чем продолжать швыряться магией, способной обрушить весь Тэгрин Келум.
Я обрушил свою волю через руну спатиума, затвердив пространство в разделяющий барьер, который пересёк путь Агроны и ненадолго отрезал нас от Кэзесса. Раздался грохот, пространство исказилось, и на мгновение появилось два Агроны, один слева от меня, другой справа, оба пошатнулись. Я направил Шаг Бога и приготовился пронзить клинком Разрушения оба образа Агроны, но рана на моём бедре дёрнулась от жгучей агонии, когда огонь души проник глубже в моё тело. Реджис инстинктивно отдёрнулся от клинка, устремившись в моё тело, чтобы сразиться с огнём души Агроны.
Я вонзил лезвие своего эфирного меча в взаимосвязанную сеть пространственных узлов, и клинки вырвались из двух образов Агроны одновременно, когда они снова сблизились. Мгновение спустя, Агрона оказался там, где и начинал, словно реальность встала на место. Гладкий порез испортил его доспехи на левом боку и правом плече, кровь свободно текла изнутри.
Поморщившись, он открыл рот. Звука не последовало, но моё зрение затуманилось, и дезориентирующая боль пронзила барабанные перепонки. Горло сдавило. Дрожащие колени грозили уронить меня на землю.
Даже когда мои глаза закатились, я нашёл исходящие от них волны маны и вырвал Распад, словно выдёргивая сорняк с корнем. Воздух осветился зазубренными трещинами жёлтой молнии. Когда стена уплотнённого пространства треснула и уступила место клинку Кэзесса позади меня, я метнул молнию над головой, чтобы она обрушилась вокруг него.
Связь, соединяющая Агрону с его огнём души, лопнула, когда Реджис выжег поглощающее пламя из моего тела своими собственными волнами Разрушения. Чёрный огонь в то же время прижигал раны Агроны, запечатывая их.
Кэзесс не торопился, а приближался медленно. Я предположил, что он решил дать мне время ещё больше ослабить изолированного Агрону. Сам Агрона метался из стороны в сторону, как зверь в клетке, выражение лица было почти звериное, пока он ждал, когда заживут его раны.
Я позволил мгновению затянуться, обдумывая проблему моего эфирного оружия.
Кэзесс показал себя более чем способным рассеивать мои сотворённые оружия в самые неподходящие моменты. Я не мог позволить себе сражаться оружием, которое не контролировал в достаточной степени. Хотя у меня не было причин использовать принципы манипуляции маной в бою с тех пор, как я сформировал своё эфирное ядро, уроки моей жизни до Реликтовых Гробниц — от моей матери и отца, Вириона, профессоров Академии Ксайруса, Копий, старейшин Эстер, Бунда и Камуса, и многих других — легко всплыли в моей памяти. Разбирая заклинания, брошенные в меня Кэзессом и Агроной, я мог дополнить свой арсенал и отвлечь внимание от проблем моего эфирного клинка и того факта, что я не мог выложиться на полную с Разрушением.
Тем не менее, мне нужно было оружие.
Божественная руна спатиума активировалась, формируя осколок уплотнённого пространства в моём кулаке. Угольно-чёрное и непроницаемое, «оружие» было невесомым в моей хватке. На самом деле, я использовал свою руку только для того, чтобы помочь своему разуму придать ему форму, как маг, бормочущий заклинание. Форма удерживалась и двигалась только моей волей и божественной руной.
Запястья Агроны вывернулись, и в каждом кулаке сформировался зазубренный кинжал из кровавого железа. Со свистом концентрированной маны он ринулся вперёд, превратившись в теневую полосу. Схватив своё оружие обеими руками, я поймал один из его клинков, отступил, парировал второй клинок, рубанул его по горлу коротким тычком, уклонился от ещё двух ударов, затем заблокировал выпад Кэзесса и отвёл атаку в сторону Агроны, прервав взмах кинжала.
Но моя концентрация ослабла, так как удерживать и маневрировать клинком оказалось трудно. Спатиум рассыпался у меня в руках. Агрона метнул два чёрных кинжала, которые полетели по воздуху по дуге. Я выпустил эфирный взрыв, разбив оба оружия, затем высвободил ману, слепил гранитные пули и метнул их дугой вокруг себя.
Безоружный, я ринулся вперёд, словно собираясь продолжить эту атаку голыми руками, но Шагом Бога переместился прямо по другую сторону от моих противников, появившись с новосотворённым мечом из спатиума, обрушивающимся на плечо Кэзесса. Он подбросил сверкающий белый щит из маны, но клинок из спатиума рассёк его, словно щит был сделан из папиросной бумаги. Кэзесс уклонился в последнюю секунду, его грация на мгновение покинула его, когда на его лице мелькнул страх.
Клинок снова распался, и мой разум заработал с бешеной скоростью.
Клинок из спатиума был слишком концептуальным, слишком оторванным от реальности. Возможно, со временем я научился бы удерживать форму, но времени у меня не было.
Золотой клинок Кэзесса метнулся в образовавшуюся брешь, и настала моя очередь уклоняться. Из его конца вырвался всплеск маны, но быстрый взмах эфира разрушил зарождающееся заклинание. Я быстро переформировал его в мелкий водяной туман, который окутал его, прежде чем мгновенно застыть на его коже.
Ожидая внезапной атаки Агроны, я уже двигался, лишив его возможности, и когда он устремился ко мне, его клинки рассекли только пустой воздух. Я выпустил эфирный взрыв эфира ему в лицо, но он принял его в лоб и продолжал наступать, перевернув кинжал и вонзив его мне в бок шеи. Я потянулся к Шагу Бога, но оттуда, где Кэзесс освободился ото льда, пошла каскадная рябь эфира, и я оступился. Резко отшатнувшись, я вместо этого получил удар кинжалом в плечо. Огонь души вспыхнул в ране, устремляясь внутрь по моим каналам, пока Реджис выжигал его.
Победа вспыхнула в глазах Агроны, когда он поднёс второй кинжал мне под подбородок. Его мстительная, искажённая улыбка мгновение спустя сменилась яростью и болью, когда моя нога вылетела в Взрывном Ударе, взорвавшись в бок его колена со всей силой десятков эфирных разрядов через мои собственные ноги и бёдра.
Он упал на одно колено, и я поднял руки, не используя руну спатиума, а вместо этого направляя эфир, который принял форму меча, мгновенно воспламенившегося Разрушением. Если я не мог удержать концентрацию на клинке из спатиума, возможно, по крайней мере Разрушение отразит способность Кэзесса нарушать мой эфирный меч. Этим мечом я замахнулся на затылок Агроны. Сразу же ударила разрывающая сила эфирного подавления Кэзесса. Реджис усилил хватку над формой клинка, когда он описал дугу в воздухе, за ним мерцали остатки Разрушения, словно хвост кометы.
Реджис, так плотно свернувшийся в форме меча Разрушения, послал вспышку паники, когда его контроль над эфиром, которым он был пропитан, ослаб.
Струи фиолетового пламени брызнули мне на лицо и руки, когда меня отбросило от Агроны. Жгучая боль охватила меня, и психическая ответная реакция от экзистенциального ужаса Реджиса была подобна ножам в моём разуме. Его разорвало на тысячу несвязанных частей, его живой дух горел в маленьких очагах пламени по всему полю боя.
Время, казалось, застыло, пока мой расколотый Королевским Гамбитом разум пытался сосредоточиться на сотне деталей одновременно. С того места, куда меня отбросило взрывом, я едва мог разглядеть Агрону, в пятнадцати метрах от меня, корчащегося на земле. Кэзесс стоял дальше, нетронутый волной Разрушения. Я был уверен, что этот ублюдок это спланировал, использовав мои собственные способности, чтобы нанести потенциально смертельный удар одновременно и мне, и Агроне.
Однако в тот момент меня это мало волновало, так как я пытался сосредоточить своё внимание на Реджисе — или, вернее, на тех его частицах, которые я всё ещё мог чувствовать.
Отголоски его боли и страха доносились до меня со всех сторон, но сильнее всего — от Разрушения, поглощавшего мою плоть и доспехи, пока я лежал там. Однако без него я не мог использовать руну Разрушения, не мог…
Надежда забилась в моей груди вместе с бешено колотящимся сердцем. Реджис, казалось, целую вечность назад, принял божественную руну, чтобы спасти меня от самосожжения ею. Если он всё ещё здесь, значит, и божественная руна тоже.
Эфир сочился из меня и в огонь, цеплявшийся за моё тело. Я погрузил его в пламя, почувствовав вспышку сознания Реджиса, прежде чем энергия была уничтожена. Это сознание в ответ вцепилось в меня, что-то толкая. В отчаянии я принял это, и эфир втянулся, увлекая внутрь меня, возвращая добычу в мою физическую форму.
И я почувствовал это. Божественную руну, символ прозрения, сначала мою, потом Реджиса, потом общую для нас. Она помещалась в расколотом куске моего компаньона, меньше, чем струйка самонаправленного эфира.
Сделав обоснованное предположение, я поглотил эфир. Божественная руна Разрушения пришла вместе с ним.
Время устремилось вперёд. Я едва успел поднять сотворённую руку, чтобы поймать опускающийся золотой клинок. Раздался треск, подобный грому, мой эфир задрожал, а затем рука рухнула. Меч пробил мои доспехи и вонзился между рёбер. Я почувствовал, как его острие ударило в камень подо мной. Свет исходил от клинка, освещая меня изнутри, мана Кэзесса испарялась сквозь мою кожу.
Я сопротивлялся, принимая ману, высвобождая её и переделывая во что-то другое посредством моего собственного эфира. Он просачивалась сквозь мои поры паром, который цеплялся за его кожу, мгновенно перегреваясь, прежде чем развеяться, изгнанный его бо́льшим контролем.
Но это было лишь отвлечение. Внутри я цеплялся за божественную руну Разрушения, тянулся к этому контролю. Моё тело болело, когда руна горела на моей спине, словно какая-то её часть всё ещё пыталась разорвать меня на части. Внезапно всё Разрушение, всё ещё поглощавшее карманное измерение, стало ясным в моём сознании. Я мог питать его, раздувая пламя, или я мог заморозить его, направляя на своих врагов.
Вместо этого я втянул его, призвав всё это Разрушение к себе. Реджис всё ещё был жив в огне, и мне нужно было…
Меч Кэзесса провернулся, и эфир с маной расширились между моей незащищённой кожей и реликтовыми доспехами, которые разлетелись на куски во все стороны. Из моего горла вырвался вздох. Зрение затуманилось, и моё ядро, казалось, сжалось в грудине.
Я ожидал горьких или резких слов. Я ожидал победной речи. Времени, чего угодно, что дало бы мне время. Но Кэзесс был холодно эффективен, и он отказался дать мне единственное, что мне было нужно. Вместо этого золотой клинок был вырван из моего тела, его хватка на нём плавно изменилась, а затем он снова устремился вниз, к ямке у моего горла.
Я потянулся к Шагу Бога, к своему клинку, к своим доспехам, к своей связи с Реджисом — я потянулся ко всему сразу, каждая ветвь Королевского Гамбита соревновалась за ограниченные возможности моего физического тела. Это было похоже на то, как будто я падал и тянулся к руке, которая была слишком далеко. Моя сила ускользнула сквозь пальцы, и клинок вонзился, пройдя сквозь меня и глубоко в пол.
Боли не было…
Кэзесс, тяжело дыша, широко раскрыл глаза, его костяшки пальцев побелели на рукояти, на которую он опирался. Капля пота на секунду повисла у него на носу, прежде чем упасть. Я смотрел, как она падает, приземляясь мне на плечо. Или, вернее, пройдя сквозь моё плечо, чтобы брызнуть на пол подо мной.
Моё тело стало расплывчатым и смутно бесплотным.
‘Гааах!’
Голос Реджиса был подобен звуковому разрыву, и я дёрнулся, свернувшись в калачик, моё тело двигалось вокруг меча и от него, как будто его там не было. Или как будто меня не было.
Фиолетовый огонь цеплялся за мою бесплотную форму, окутывая меня Разрушением, когда я встал. Я чувствовал Реджиса не как маленькую, тонкую форму, прячущуюся в моём ядре, а как тысячу частиц, распространённых по всему моему телу, соединяющихся со мной, становящихся частью меня. Предыдущий взрыв разорвал его на части, и в отчаянной последствии, когда я собирал его воедино, он полностью слился со мной, не просто делясь мыслями или даже эфиром, или божественной руной, а став единым существом.
Он спас меня. В последнюю секунду он преобразил меня. Теперь, через божественную руну Разрушения, я сосредоточился на том, чтобы удержать его на месте, сохранить разрозненные части внутри себя, пока он не сможет должным образом восстановиться.
В то же время я осмотрел свою левую руку, которая теперь существовала не как сотворённая эфирная конечность, а как форма чистого Разрушения.
Кэзесс воспользовался тем, что он ошибочно принял за отвлечение, чтобы ринуться вперёд, его клинок снова нацелился мне в горло. Моя рука метнулась вверх и поймала его посередине. Разрушение поглотило клинок, сломав его пополам. Острие продолжало гореть на земле между нами, когда Кэзесс отбросил рукоять.
За его спиной Агрона с трудом поднимался на ноги. Василиск был тяжело ранен, его доспехи во многих местах прожжены, плоть под ними не обожжена, а вырвана. Тёмный огонь мерцал по краям его ран, пытаясь их исцелить. На одном из его рогов не хватало половины зубцов.
‘Ты можешь удержать эту форму?’ — спросил я Реджиса, слегка надавив на его разум, обеспокоенный тем, насколько рассеянным и неполным он себя чувствовал.
‘Три встряхивания’, — выдохнул он в мой разум, его голос был сводящим с ума эхом. ‘Если больше, то ты просто… играешь с ним¹’.
Я сделал шаг к Кэзессу. Он вытолкнул чистую ману, подкреплённую эфиром, формируя щит между нами. Когда я сделал ещё один шаг, это был шаг в эфирные пути, появившись вместо этого перед Агроной. Он выплюнул проклятие, и пол подо мной взорвался чёрными шипами, которые прошли сквозь моё бесплотное тело и сгорели в Разрушении.
Моя рука небрежно протянулась. Пальцы, сформированные Разрушением, раздвинули доспехи и плоть, затем обхватили его ядро. Его глаза расширились, его бледные, забрызганные кровью губы бессмысленно шевелились. Я осторожно держал ядро, пока оно растворялось, уничтоженное Разрушением. Он был мёртв прежде, чем его тело обмякло на моей руке.
Его тело ударилось о разбитые камни с видом окончательности. Безжизненные глаза обвиняюще смотрели на меня, словно он считал этот конец каким-то несправедливым.
Я обернулся и увидел Кэзесса, обезоруженного и на исходе сил, смотрящего на тело Агроны. «Итак. Наконец-то Агрона Вритра мёртв». Его слова были тяжелы. Первые, произнесённые за продолжительное время. Он с сожалением покачал головой. «И всё же его махинации всё ещё угрожают положить конец всему, ради чего я работал. Я считал, что обрету какой-нибудь покой после его смерти».
«Возможно, ты обретёшь покой в своей собственной», — сказал я, мой голос был искажён Разрушением.
Но я не использовал Шаг Бога, чтобы добраться до него, как до Агроны. Я чувствовал борьбу Реджиса, истощение его последних сил. Удерживать форму Разрушения дольше означало бы отнять у него всё. Сжечь его, как растопку, ради нескольких секунд большей силы. И всё же, даже с холодной логикой Королевского Гамбита, ведущей меня, я не рассматривал этого. Он был не просто оружием, которым можно размахивать, пока оно не сломается.
Я вытолкнул его частицы.
В прыгающих отражениях моих многочисленных теней из тьмы выплыл маленький волчонок. Я отпустил руну Разрушения, и пламя угасло, когда я снова обрёл плоть и кости. Боль моего физического тела вернулась, моя отрубленная левая рука снова хлынула кровью. Эфир хлынул в эту рану — и во все остальные — чтобы начать работу по исцелению.
Кэзесс склонил голову набок, его взгляд на мгновение задержался на Реджисе, прежде чем найти свой меч. Мои глаза последовали за ним, найдя маленький, тусклый кусок рукояти, всё, что осталось от прекрасного золотого оружия.
Я кивнул. «Ты всё ещё отец Сильвии и дед моей связи. Вооружись».
Усмехнувшись так, что это показалось совершенно нехарактерным для него, Кэзесс наклонился и подобрал свою сломанную рукоять. Произошёл поворот эфира, и золото, казалось, потекло из его ладони вверх по рукояти к сломанному клинку, а затем дальше, в первоначальную форму меча. Через мгновение оружие было полностью отремонтировано. Он мгновение смотрел на него, прежде чем, с размахом, указать остриём на мои собственные пустые руки.
Я тоже их рассмотрел. Сколько раз я был в таком положении? Стоя напротив лидера другой великой нации, судьба миллионов зависела от острия наших скрещённых клинков. Будучи королём, я сражался дюжиной разных клинков на протяжении многих лет. Ни один из них не выделялся как особенный. Однако здесь, в этой жизни, я по-настоящему владел лишь одним клинком. Баллада Рассвета, части которой покоились в изящной шкатулке внутри моего внепространственного хранилища.
Прежде чем у меня даже возникла эта мысль, различные нити моего разума сложили головоломку. Я должен был подумать об этом раньше, но, возможно, мне полагалась некоторая поблажка. Я боролся за свою жизнь. Тем не менее, теперь это было так очевидно.
Моё собственное ядро было ключом.
Моя руна хранилища открылась по мысленной команде, и рядом со мной появилась шкатулка, поддерживаемая уплотнённым эфиром. Крышка открылась, и частицы выплыли наружу, кружась вокруг шкатулки, прежде чем выстроиться конец к концу примерно в своей естественной форме. Божественная руна спатиума излучала золотой свет, когда я формировал осколок затвердевшего пространства вокруг Баллады Рассвета, используя его для концентрации формы клинка, точно так же, как я построил своё эфирное ядро вокруг осколков моего сломанного ядра маны.
Выражение лица Кэзесса было нечитаемым. Он поднял своё оружие в своего рода приветствии. «Пусть последняя смерть откроет путь к лучшему будущему», — сказал он мрачно.
Я осторожно взял Балладу Рассвета. Серый свет отразился от частиц, отбрасывая бирюзовые лучи сквозь клинок и придавая ему полупрозрачное свечение. Я повторил его жест. «Я думаю точно так же».
Мы двинулись одновременно. Он метнулся вперёд, размахивая длинным мечом, как рапирой, клинок превратился в золотое пятно. Я поднял Балладу Рассвета, чтобы поймать его клинок. Посыпались золотые искры, а затем мы миновали друг друга. Я повернулся, готовясь к следующему удару.
Тонкая струйка крови стекала по пропитанной спатиумом Балладе Рассвета.
Кэзесс повернулся, чтобы посмотреть на меня, снова держа в руке лишь рукоять меча. Прошло мгновение, прежде чем плотная мана и эфир высвободились там, где плоть уже разошлась. Он рухнул на землю, аккуратно рассечённый через центр своего ядра.
Я подумал об останках джиннов, которые обучали меня, о Джи-э. Я подумал о Ханеуле и леди Саэ-Ареум. И об отце Чхоля. А потом я подумал обо всех тех других цивилизациях, которые уничтожил Кэзесс. Не думаю, что кто-нибудь из них пожелал бы ему такой быстрой смерти. Но для меня его смерть не была наказанием. Как и отделение Наследия от Сесилии, это был просто следующий необходимый шаг.
Клинок из спатиума рассыпался, и остатки Баллады Рассвета вернулись в свою шкатулку, прежде чем исчезнуть в моём внепространственном хранилище. Затем, наконец, я полностью отпустил божественную руну, позволив уплотнённому пространству вокруг карманного измерения снова расшириться до нормального состояния. Стены начали растворяться по мере разрушения этого пространства, и я почувствовал, как меня выталкивает обратно в физический мир.
Реджис прихрамывая подошёл ко мне, и я наклонился, чтобы поднять его. Он обмяк у меня на руке. Моя челюсть сжалась от дискомфорта разрушающегося пространства, и я приготовился.
В последний момент, прежде чем карманное измерение рухнуло и мы вернулись в Тэгрин Келум, Реджис склонил голову и бросил на два тела один последний, измученный взгляд. «Кажется, раньше твоё владение мечом было лучше…»
× × × × ×
¹ «The Three Shake» — это пошлая английская шутка, означающая, что после использования унитаза остатки мочи можно убрать, дважды встряхнув член. Если сделать три — это будет считаться мастурбацией. Здесь используется в значении, что возможности Реджиса ограничены.
Серый свет карманного измерения поглотила тьма.
Мана сочилась сквозь мрак, затуманивая чувства Сердца Мира, словно туман, и все признаки Кэзесса или Агроны исчезли.
Ветер завывал в ушах. Эфир — не мой собственный — тяжело опустился на мои конечности, притупляя все физические ощущения. На мгновение я словно вновь оказался в пустой, бесформенной пустоши из моего первого нисхождения в Реликтовые Гробницы, почти как будто у меня вообще не было тела. Только горький, едкий запах и вкус разложения остались среди всех моих чувств.
Что-то ударило меня в грудь, и я отлетел назад. Это произошло так сильно и так быстро, что я уже проламывал далёкие стены, прежде чем ощущение боли дошло от моего тела к мозгу. Звёзды взорвались у меня перед глазами поверх тьмы.
Я вяло активировал Шаг Бога. Сеть взаимосвязанных линий осветилась в моём видении, и я повалился назад через одну из них, вылетев из другой, кувыркаясь. Эфирные мечи сконденсировались вокруг меня в круг, размахивая во всех направлениях. Словно антенны, клинки расширили моё сознание ещё немного дальше, и я почувствовал, как они достигли цели. Железный запах крови окутал воздух.
Всё ещё оглушающий меня порывистый ветер усилился, и я опустился на одно колено. Даже с онемевшей от давящего эфира плотью я почувствовал, как смертельно опасный порыв прошёл прямо над моей головой, почувствовал лёгкое подёргивание волос, когда несколько прядей были срезаны с моего скальпа. Мои собственные клинки закружились вокруг меня, как циклон. Через ладони и подошвы ног, прижатые к полу, я почувствовал дрожь приближающегося огромного веса. Я наклонился вперёд, снова переходя в эфирные пути.
Взаимосвязанные точки, открытые Шагом Бога, было легко увидеть и проследить, но их отношение к физическому пространству внутри карманного измерения было почти бессмысленным. Тем не менее, я мог разглядеть далёкие края большого пузыря, содержащего нас, и хотя относительность пространства в традиционном смысле почти отсутствовала внутри карманного измерения, это давало мне некоторое небольшое представление о том, где мы находились.
Я снова мелькнул через Шаг Бога, затем ещё раз, каждый раз в определённое место внутри карманного измерения, выигрывая себе мгновение на размышления.
Агрона и Кэзесс оба просчитали этот бой, просто им потребовалось больше времени, чтобы прийти к тому же ответу, который я знал уже несколько недель. Теперь я был слишком опасен для них обоих. Как давно планировала Серис, два бога-короля увидели друг в друге бо́льшую угрозу и довели себя до предела, чтобы быстро закончить этот бой.
Но расчёты изменились. И Кэзесс, и Агрона знали, что если они продолжат сражаться друг с другом, в конце концов я убью победителя. Я должен был. Выбора не было. Я не мог спасти народы Дикатена, Алакрии и Эфеота одновременно, если выживет один из них. И поэтому они сначала уничтожат меня. Каждый из них думал, что сможет победить другого, когда я буду мёртв.
Очевидно, только один из нас троих мог быть прав.
Шаг Бога перенёс меня в самый центр сферы карманного измерения. Внутри препятствующей магии, как тьмы, так и удушающей маны и эфира, было сплетение магии. Пока я мелькал по камере, я также нащупывал ориентацию заклинаний, ища их точку происхождения. Кэзесс, в частности, не был идеально искусен в том, чтобы сделать себя невидимым, и его манипуляции с эфиром оставляли явные следы в затуманенной атмосфере.
Владея эфиром, как скальпелем, я попытался хирургически перерезать нити заклинаний, отменяя их. Ответ Агроны был немедленным и столь же тонким, он противодействовал, перераспределяя удушающую ману, заклинание скользило мимо моих усилий, как набегающая волна по камням. Я снова сместился, и его заклинание изменилось в ответ, но тьма заметно сгустилась от усилия, и на мгновение я увидел несущегося бело-серебряного дракона и почувствовал, как ветер вокруг меня обрёл режущие грани.
Я ушёл Шагом Бога, но Реджис остался позади. Через нашу связь я почувствовал, как он воспламенился Разрушением. Он увернулся от когтей дракона, не пытаясь нанести ответный удар. Вместо этого он разлил Разрушение по полу и в воздух, разжигая пламя прямо в сердце заклинания.
Следуя за переплетением магии по эфирным путям, я рубил нити силы Агроны, уворачивался от расцветающих шипов кровавого железа, потоков чистой маны и кос пустотного ветра, которые преследовали меня, а затем снова исчезал. С каждым ударом Агрона приспосабливался, но его контроль над скрывающей тьмой ослабевал. Рёв урагана становился тише с каждым Шагом Бога, а чернота превращалась скорее в серое облако.
«Довольно этой тьмы!» — взревел Кэзесс, и раздался ужасный рвущийся звук. Угасающая серость разорвалась, как занавес, и запорхала на землю, где утонула между камнями, как маслянистый дым.
Разрушение вздымалось из центра нашего поля боя. Камень, воздух, мана и эфир — всё горело, пока Реджис сосредоточил всю свою силу на излиянии Разрушения. Без тьмы, которую можно было бы поглотить, оно теперь неслось пламенем, достигая потолка и проливаясь на нижние уровни. Крепость рушилась на глазах.
Край пожара внезапно замер. Словно ветер, пронёсшийся по траве, фиолетовые огни все разом метнулись ко мне, застывая волной, нацеленной на меня.
Протянув руку своим собственным эфиром, я направил свою силу в его и попытался сломить её.
Тёмная тень заполонила мои глаза, и шипы боли пронзили мой разум. Мои мысли опустели, когда Королевский Гамбит, дрожа, многократно усилил это ощущение. Словно кулак в стальной перчатке, время сжалось вокруг меня.
Эфир застыл в моих венах. Я не мог среагировать, не мог дать отпор эфирному искусству, которое держало меня.
Сцена, казалось, прыгнула вперёд, и у меня закружилась голова.
Агрона стоял прямо передо мной, кинжал из кровавого железа вонзился мне в грудину. Я пришёл в себя как раз в тот момент, когда острие соскользнуло с затвердевшей поверхности моего ядра. За Агроной бушевало Разрушение, фиолетовое пламя неслось, чтобы поглотить всё карманное измерение, которое дрожало в моём сознании.
Схватив его запястье своей сотворённой левой рукой, я ударил Агрону в горло, шагнул вперёд и врезал ему локтем в лицо, обвил ногой его ногу и бросил его на землю, его рука неестественно вывернулась в моей хватке. Его пальцы свело судорогой, он выпустил клинок, который я затем вырвал и вонзил ему в затылок.
Кровавое железо растаяло прежде, чем удар успел обрушиться, но его лицо всё равно отскочило от земли с сильным треском. Я снова поднял руку, и в ней сформировался эфирный меч, короткий и идеальный для колющего удара. Я обрушил его вниз, но когтистая рука из ветра и тени высунулась из плеча Агроны и схватила мою руку.
Я повернул клинок, чтобы разрезать тыльную сторону теневой конечности, но мир исказился, и я оказался на спине, глядя вверх на трёхрукого Агрону. Одной рукой он пригвоздил мою руку с мечом, а предплечьем прижал мне горло, его призрачная, теневая конечность погрузилась в рану на моей грудине.
Боль, горячая и внезапная, обожгла изнутри моей груди. Я ответил Взрывным Ударом в упор в солнечное сплетение Агроны. Сила вздулась и прорвалась между нами, и его отбросило от меня. Я отступил Шагом Бога, появившись в центре пространства рядом с Реджисом, когда тошнотворная, жгучая боль охватила моё ядро.
Я больше не исцелялся, моё ядро получило прямой удар.
Почувствовав моё смятение, Реджис сделал последний толчок Разрушением, растворился в бесплотности и просочился сквозь мою кожу к моему ядру.
‘Фу, гадость’, — простонал он, прежде чем воспламениться внутри меня, выжигая поселившееся здесь разложение и позволяя моему эфиру исцелить мою плоть. ‘Хотя ядро выглядит нормально’.
Раздался оглушительный треск, и мой взгляд метнулся вверх: крепость рушилась, не в силах устоять, когда так много было поглощено Разрушением. Чёрный ветер дёргал кирпичную кладку, направляя падающие камни на меня.
Я притянул эфир поближе к себе, когда половина Тэгрин Келума обрушилась мне на голову. Рёв лавины бил по барабанным перепонкам. Пыль заполнила мои лёгкие и щипала глаза. Прикрыв голову сотворённой эфирной рукой, я открыл шлюзы своего ядра и вложил всё, что мог, в барьер, пока тонны за тоннами камней ударяли меня сверху, ожидая, выискивая — а затем ушёл Шагом Бога, появившись над последними из рушащихся руин.
Тошнотворная вибрация пробежала по мне, когда ранние волны Разрушения продолжали распространяться, теперь взбираясь по стенам карманного измерения. На мгновение я подумал, что Разрушение может поглотить всё пространство, поглотив Агрону и Кэзесса, но холодное осознание правды пришло быстро после: Разрушение расколет сами стены между этой реальностью и внешним миром, выплеснув этот бой в настоящий Тэгрин Келум волнами аметистового огня.
Реджис перекрыл поток. Вокруг нас яркий фиолетовый свет голодного пламени угас.
Обрушение прекратилось. Я снова оказался на твёрдой земле, хотя воздух был густо забит пылью. Магические сигнатуры Агроны и Кэзесса выделялись, как маяки, в отсутствие Разрушения.
Пыль закружилась, потревоженная серебристо-белыми крыльями. У меня было мгновение, чтобы осознать, что крепость снова сформировалась вокруг меня, прежде чем я шагнул в эфирные пути. Я появился за Кэзессом, но тут же снова исчез, появившись перед ним, даже когда он развернулся, с длинным золотым мечом в руке.
Мой собственный эфирный клинок метнулся к его незащищённым рёбрам, но повелитель асур был быстр. Его меч вонзился в пространство, которое я только что покинул, но его пустая рука метнулась назад, пробив моё собственное оружие.
Меч растворился, когда контроль над ним был вырван у меня. Я пошатнулся от удивления, и золотой клинок с эфирным треском перешёл из его правой руки в левую. Я поймал последующий удар на тыльную сторону левой руки, но другой клинок ударил меня в бедро, на этот раз сзади, убийственное намерение Агроны внезапно нависло у меня за спиной.
Новый меч сконденсировался в моей правой руке, вытянувшись назад обратным хватом. Я взмахнул им назад на Агрону, когда Реджис снова наполнил его, клинок запылал огнём Разрушения.
Оружие рассекло пустой воздух.
Мой сотворённый левый кулак был обхвачен вокруг золотого клинка Кэзесса, но когда он повернул его, рука разлетелась на куски так же, как и моё оружие. Он вернул меч в стойку танцора с клинками, и когда он снова сделал выпад, драконье проявление вздыбилось вокруг него и прыгнуло, его огромные когти обрушились на меня.
Я потянулся к Шагу Бога. Кэзесс сжал время и пространство, пытаясь удержать меня там. Ожидая этого на этот раз, я с рычанием прорвался сквозь него и исчез в эфирных путях, появившись на противоположной стороне карманного измерения, окутанный эфирной молнией.
Я был в оборонительном тупике. Грубая сила Кэзесса была ожидаема, но эта способность нарушать мои эфирные заклинания — нет. Пока меня не застали врасплох его манипуляции со временем, я мог сдерживать его самую мощную способность, и ни у Кэзесса, ни у Агроны не было непреодолимого ответа на Разрушение. Пока Реджис не слишком полагался на свою собственную физическую форму — и, следовательно, на свой собственный резервуар — а оставался внутри меня или моего меча, он не должен был исчерпать свой эфир, который был гораздо более ограничен, чем мой.
Также стало ясно, что пара богов-королей страдала от неспособности работать вместе. Будь то откровенный отказ, естественная несовместимость или провал стратегических усилий, я знал, что это может стать моим спасением в конце концов. Оставалось только держать Королевский Гамбит нацеленным на их атаки и искать способ обратить эту слабость против них.
Когда я снова вышел на поле боя, моё бедро вспыхнуло болью. Там была прореха в доспехах и неглубокая рана под ней. Чёрное пламя горело в ране. Я потянулся к ней новосотворённой рукой, но времени разбираться с огнём души не было.
Серебристо-белое драконье проявление ждало меня, и поток чистой маны обрушился на меня. Я агрессивно наклонился в атаку, обращая уловки Кэзесса против него самого. Он мог в какой-то степени рассеивать мою эфирную магию, но я мог делать то же самое с его маной. В сердце пламени была форма заклинания, мана, облечённая в намерение. Владея эфиром, как парой перчаток, я вырвал корень из его заклинания и переформировал его.
Атмосферная мана влилась в восстановленную чистую ману, и четыре меча приняли форму, паря вокруг меня: по одному из ветра, огня, земли и молнии.
Когда я почувствовал, как под мной формируется мана типа Распада, я спроецировал в неё эфир и сделал то же самое, разорвав связь между родным Распадом влияния Агроны и самой маной. Вместо чёрных шипов, выстреливающих из земли, поднялась каменная стена, чтобы защитить мою спину.
Я рубанул за спиной, вокруг стены, горящим клинком. Тонкий, изогнутый край ветра ударил по бедру Кэзесса, в то время как сверкающий обсидиановый длинный меч метнулся туда, где я ожидал увидеть его горло, когда он уклонился. Трескучий жёлтый клинок молнии взорвался, его отголоски обжигали мне сетчатку, хотя я и закрыл глаза.
Кэзесс уклонился от первой атаки, и его золотой клинок поднялся, чтобы разбить мой земляной. Огненный меч вернулся, не найдя цели за моей спиной, и упал, как гильотина, на шею Кэзесса. Когда он парировал его, огонь был поглощён его золотым оружием.
Дракон, чьё дыхание обратилось против Кэзесса, растаял в свете и метнулся обратно к нему. Он снова поглотил его, его сигнатура внезапно стала сильнее, концентрированнее.
Каменная стена разлетелась вдребезги, и я повернулся спиной к Кэзессу, чтобы схватить запястье Агроны, когда тот повторил тот же манёвр, который ранил меня ранее. Его кинжал был в нескольких дюймах от моего бока. Эфир окутал мой кулак, и я нанёс удар, но он вывернулся, выскользнув из моей хватки, словно был намазан маслом. Он уклонился влево и вправо одновременно, снова демонстрируя отражающиеся копии самого себя на каждом шагу.
Я чувствовал, как физическая форма Кэзесса укрепляется по мере того, как мана и эфир концентрировались в его мышцах — признак того, что он бережёт оставшиеся силы. Физический бой, такой как поединок на мечах, потребует меньше энергии, чем продолжать швыряться магией, способной обрушить весь Тэгрин Келум.
Я обрушил свою волю через руну спатиума, затвердив пространство в разделяющий барьер, который пересёк путь Агроны и ненадолго отрезал нас от Кэзесса. Раздался грохот, пространство исказилось, и на мгновение появилось два Агроны, один слева от меня, другой справа, оба пошатнулись. Я направил Шаг Бога и приготовился пронзить клинком Разрушения оба образа Агроны, но рана на моём бедре дёрнулась от жгучей агонии, когда огонь души проник глубже в моё тело. Реджис инстинктивно отдёрнулся от клинка, устремившись в моё тело, чтобы сразиться с огнём души Агроны.
Я вонзил лезвие своего эфирного меча в взаимосвязанную сеть пространственных узлов, и клинки вырвались из двух образов Агроны одновременно, когда они снова сблизились. Мгновение спустя, Агрона оказался там, где и начинал, словно реальность встала на место. Гладкий порез испортил его доспехи на левом боку и правом плече, кровь свободно текла изнутри.
Поморщившись, он открыл рот. Звука не последовало, но моё зрение затуманилось, и дезориентирующая боль пронзила барабанные перепонки. Горло сдавило. Дрожащие колени грозили уронить меня на землю.
Даже когда мои глаза закатились, я нашёл исходящие от них волны маны и вырвал Распад, словно выдёргивая сорняк с корнем. Воздух осветился зазубренными трещинами жёлтой молнии. Когда стена уплотнённого пространства треснула и уступила место клинку Кэзесса позади меня, я метнул молнию над головой, чтобы она обрушилась вокруг него.
Связь, соединяющая Агрону с его огнём души, лопнула, когда Реджис выжег поглощающее пламя из моего тела своими собственными волнами Разрушения. Чёрный огонь в то же время прижигал раны Агроны, запечатывая их.
Кэзесс не торопился, а приближался медленно. Я предположил, что он решил дать мне время ещё больше ослабить изолированного Агрону. Сам Агрона метался из стороны в сторону, как зверь в клетке, выражение лица было почти звериное, пока он ждал, когда заживут его раны.
Я позволил мгновению затянуться, обдумывая проблему моего эфирного оружия.
Кэзесс показал себя более чем способным рассеивать мои сотворённые оружия в самые неподходящие моменты. Я не мог позволить себе сражаться оружием, которое не контролировал в достаточной степени. Хотя у меня не было причин использовать принципы манипуляции маной в бою с тех пор, как я сформировал своё эфирное ядро, уроки моей жизни до Реликтовых Гробниц — от моей матери и отца, Вириона, профессоров Академии Ксайруса, Копий, старейшин Эстер, Бунда и Камуса, и многих других — легко всплыли в моей памяти. Разбирая заклинания, брошенные в меня Кэзессом и Агроной, я мог дополнить свой арсенал и отвлечь внимание от проблем моего эфирного клинка и того факта, что я не мог выложиться на полную с Разрушением.
Тем не менее, мне нужно было оружие.
Божественная руна спатиума активировалась, формируя осколок уплотнённого пространства в моём кулаке. Угольно-чёрное и непроницаемое, «оружие» было невесомым в моей хватке. На самом деле, я использовал свою руку только для того, чтобы помочь своему разуму придать ему форму, как маг, бормочущий заклинание. Форма удерживалась и двигалась только моей волей и божественной руной.
Запястья Агроны вывернулись, и в каждом кулаке сформировался зазубренный кинжал из кровавого железа. Со свистом концентрированной маны он ринулся вперёд, превратившись в теневую полосу. Схватив своё оружие обеими руками, я поймал один из его клинков, отступил, парировал второй клинок, рубанул его по горлу коротким тычком, уклонился от ещё двух ударов, затем заблокировал выпад Кэзесса и отвёл атаку в сторону Агроны, прервав взмах кинжала.
Но моя концентрация ослабла, так как удерживать и маневрировать клинком оказалось трудно. Спатиум рассыпался у меня в руках. Агрона метнул два чёрных кинжала, которые полетели по воздуху по дуге. Я выпустил эфирный взрыв, разбив оба оружия, затем высвободил ману, слепил гранитные пули и метнул их дугой вокруг себя.
Безоружный, я ринулся вперёд, словно собираясь продолжить эту атаку голыми руками, но Шагом Бога переместился прямо по другую сторону от моих противников, появившись с новосотворённым мечом из спатиума, обрушивающимся на плечо Кэзесса. Он подбросил сверкающий белый щит из маны, но клинок из спатиума рассёк его, словно щит был сделан из папиросной бумаги. Кэзесс уклонился в последнюю секунду, его грация на мгновение покинула его, когда на его лице мелькнул страх.
Клинок снова распался, и мой разум заработал с бешеной скоростью.
Клинок из спатиума был слишком концептуальным, слишком оторванным от реальности. Возможно, со временем я научился бы удерживать форму, но времени у меня не было.
Золотой клинок Кэзесса метнулся в образовавшуюся брешь, и настала моя очередь уклоняться. Из его конца вырвался всплеск маны, но быстрый взмах эфира разрушил зарождающееся заклинание. Я быстро переформировал его в мелкий водяной туман, который окутал его, прежде чем мгновенно застыть на его коже.
Ожидая внезапной атаки Агроны, я уже двигался, лишив его возможности, и когда он устремился ко мне, его клинки рассекли только пустой воздух. Я выпустил эфирный взрыв эфира ему в лицо, но он принял его в лоб и продолжал наступать, перевернув кинжал и вонзив его мне в бок шеи. Я потянулся к Шагу Бога, но оттуда, где Кэзесс освободился ото льда, пошла каскадная рябь эфира, и я оступился. Резко отшатнувшись, я вместо этого получил удар кинжалом в плечо. Огонь души вспыхнул в ране, устремляясь внутрь по моим каналам, пока Реджис выжигал его.
Победа вспыхнула в глазах Агроны, когда он поднёс второй кинжал мне под подбородок. Его мстительная, искажённая улыбка мгновение спустя сменилась яростью и болью, когда моя нога вылетела в Взрывном Ударе, взорвавшись в бок его колена со всей силой десятков эфирных разрядов через мои собственные ноги и бёдра.
Он упал на одно колено, и я поднял руки, не используя руну спатиума, а вместо этого направляя эфир, который принял форму меча, мгновенно воспламенившегося Разрушением. Если я не мог удержать концентрацию на клинке из спатиума, возможно, по крайней мере Разрушение отразит способность Кэзесса нарушать мой эфирный меч. Этим мечом я замахнулся на затылок Агроны. Сразу же ударила разрывающая сила эфирного подавления Кэзесса. Реджис усилил хватку над формой клинка, когда он описал дугу в воздухе, за ним мерцали остатки Разрушения, словно хвост кометы.
Реджис, так плотно свернувшийся в форме меча Разрушения, послал вспышку паники, когда его контроль над эфиром, которым он был пропитан, ослаб.
Струи фиолетового пламени брызнули мне на лицо и руки, когда меня отбросило от Агроны. Жгучая боль охватила меня, и психическая ответная реакция от экзистенциального ужаса Реджиса была подобна ножам в моём разуме. Его разорвало на тысячу несвязанных частей, его живой дух горел в маленьких очагах пламени по всему полю боя.
Время, казалось, застыло, пока мой расколотый Королевским Гамбитом разум пытался сосредоточиться на сотне деталей одновременно. С того места, куда меня отбросило взрывом, я едва мог разглядеть Агрону, в пятнадцати метрах от меня, корчащегося на земле. Кэзесс стоял дальше, нетронутый волной Разрушения. Я был уверен, что этот ублюдок это спланировал, использовав мои собственные способности, чтобы нанести потенциально смертельный удар одновременно и мне, и Агроне.
Однако в тот момент меня это мало волновало, так как я пытался сосредоточить своё внимание на Реджисе — или, вернее, на тех его частицах, которые я всё ещё мог чувствовать.
Отголоски его боли и страха доносились до меня со всех сторон, но сильнее всего — от Разрушения, поглощавшего мою плоть и доспехи, пока я лежал там. Однако без него я не мог использовать руну Разрушения, не мог…
Надежда забилась в моей груди вместе с бешено колотящимся сердцем. Реджис, казалось, целую вечность назад, принял божественную руну, чтобы спасти меня от самосожжения ею. Если он всё ещё здесь, значит, и божественная руна тоже.
Эфир сочился из меня и в огонь, цеплявшийся за моё тело. Я погрузил его в пламя, почувствовав вспышку сознания Реджиса, прежде чем энергия была уничтожена. Это сознание в ответ вцепилось в меня, что-то толкая. В отчаянии я принял это, и эфир втянулся, увлекая внутрь меня, возвращая добычу в мою физическую форму.
И я почувствовал это. Божественную руну, символ прозрения, сначала мою, потом Реджиса, потом общую для нас. Она помещалась в расколотом куске моего компаньона, меньше, чем струйка самонаправленного эфира.
Сделав обоснованное предположение, я поглотил эфир. Божественная руна Разрушения пришла вместе с ним.
Время устремилось вперёд. Я едва успел поднять сотворённую руку, чтобы поймать опускающийся золотой клинок. Раздался треск, подобный грому, мой эфир задрожал, а затем рука рухнула. Меч пробил мои доспехи и вонзился между рёбер. Я почувствовал, как его острие ударило в камень подо мной. Свет исходил от клинка, освещая меня изнутри, мана Кэзесса испарялась сквозь мою кожу.
Я сопротивлялся, принимая ману, высвобождая её и переделывая во что-то другое посредством моего собственного эфира. Он просачивалась сквозь мои поры паром, который цеплялся за его кожу, мгновенно перегреваясь, прежде чем развеяться, изгнанный его бо́льшим контролем.
Но это было лишь отвлечение. Внутри я цеплялся за божественную руну Разрушения, тянулся к этому контролю. Моё тело болело, когда руна горела на моей спине, словно какая-то её часть всё ещё пыталась разорвать меня на части. Внезапно всё Разрушение, всё ещё поглощавшее карманное измерение, стало ясным в моём сознании. Я мог питать его, раздувая пламя, или я мог заморозить его, направляя на своих врагов.
Вместо этого я втянул его, призвав всё это Разрушение к себе. Реджис всё ещё был жив в огне, и мне нужно было…
Меч Кэзесса провернулся, и эфир с маной расширились между моей незащищённой кожей и реликтовыми доспехами, которые разлетелись на куски во все стороны. Из моего горла вырвался вздох. Зрение затуманилось, и моё ядро, казалось, сжалось в грудине.
Я ожидал горьких или резких слов. Я ожидал победной речи. Времени, чего угодно, что дало бы мне время. Но Кэзесс был холодно эффективен, и он отказался дать мне единственное, что мне было нужно. Вместо этого золотой клинок был вырван из моего тела, его хватка на нём плавно изменилась, а затем он снова устремился вниз, к ямке у моего горла.
Я потянулся к Шагу Бога, к своему клинку, к своим доспехам, к своей связи с Реджисом — я потянулся ко всему сразу, каждая ветвь Королевского Гамбита соревновалась за ограниченные возможности моего физического тела. Это было похоже на то, как будто я падал и тянулся к руке, которая была слишком далеко. Моя сила ускользнула сквозь пальцы, и клинок вонзился, пройдя сквозь меня и глубоко в пол.
Боли не было…
Кэзесс, тяжело дыша, широко раскрыл глаза, его костяшки пальцев побелели на рукояти, на которую он опирался. Капля пота на секунду повисла у него на носу, прежде чем упасть. Я смотрел, как она падает, приземляясь мне на плечо. Или, вернее, пройдя сквозь моё плечо, чтобы брызнуть на пол подо мной.
Моё тело стало расплывчатым и смутно бесплотным.
‘Гааах!’
Голос Реджиса был подобен звуковому разрыву, и я дёрнулся, свернувшись в калачик, моё тело двигалось вокруг меча и от него, как будто его там не было. Или как будто меня не было.
Фиолетовый огонь цеплялся за мою бесплотную форму, окутывая меня Разрушением, когда я встал. Я чувствовал Реджиса не как маленькую, тонкую форму, прячущуюся в моём ядре, а как тысячу частиц, распространённых по всему моему телу, соединяющихся со мной, становящихся частью меня. Предыдущий взрыв разорвал его на части, и в отчаянной последствии, когда я собирал его воедино, он полностью слился со мной, не просто делясь мыслями или даже эфиром, или божественной руной, а став единым существом.
Он спас меня. В последнюю секунду он преобразил меня. Теперь, через божественную руну Разрушения, я сосредоточился на том, чтобы удержать его на месте, сохранить разрозненные части внутри себя, пока он не сможет должным образом восстановиться.
В то же время я осмотрел свою левую руку, которая теперь существовала не как сотворённая эфирная конечность, а как форма чистого Разрушения.
Кэзесс воспользовался тем, что он ошибочно принял за отвлечение, чтобы ринуться вперёд, его клинок снова нацелился мне в горло. Моя рука метнулась вверх и поймала его посередине. Разрушение поглотило клинок, сломав его пополам. Острие продолжало гореть на земле между нами, когда Кэзесс отбросил рукоять.
За его спиной Агрона с трудом поднимался на ноги. Василиск был тяжело ранен, его доспехи во многих местах прожжены, плоть под ними не обожжена, а вырвана. Тёмный огонь мерцал по краям его ран, пытаясь их исцелить. На одном из его рогов не хватало половины зубцов.
‘Ты можешь удержать эту форму?’ — спросил я Реджиса, слегка надавив на его разум, обеспокоенный тем, насколько рассеянным и неполным он себя чувствовал.
‘Три встряхивания’, — выдохнул он в мой разум, его голос был сводящим с ума эхом. ‘Если больше, то ты просто… играешь с ним¹’.
Я сделал шаг к Кэзессу. Он вытолкнул чистую ману, подкреплённую эфиром, формируя щит между нами. Когда я сделал ещё один шаг, это был шаг в эфирные пути, появившись вместо этого перед Агроной. Он выплюнул проклятие, и пол подо мной взорвался чёрными шипами, которые прошли сквозь моё бесплотное тело и сгорели в Разрушении.
Моя рука небрежно протянулась. Пальцы, сформированные Разрушением, раздвинули доспехи и плоть, затем обхватили его ядро. Его глаза расширились, его бледные, забрызганные кровью губы бессмысленно шевелились. Я осторожно держал ядро, пока оно растворялось, уничтоженное Разрушением. Он был мёртв прежде, чем его тело обмякло на моей руке.
Его тело ударилось о разбитые камни с видом окончательности. Безжизненные глаза обвиняюще смотрели на меня, словно он считал этот конец каким-то несправедливым.
Я обернулся и увидел Кэзесса, обезоруженного и на исходе сил, смотрящего на тело Агроны. «Итак. Наконец-то Агрона Вритра мёртв». Его слова были тяжелы. Первые, произнесённые за продолжительное время. Он с сожалением покачал головой. «И всё же его махинации всё ещё угрожают положить конец всему, ради чего я работал. Я считал, что обрету какой-нибудь покой после его смерти».
«Возможно, ты обретёшь покой в своей собственной», — сказал я, мой голос был искажён Разрушением.
Но я не использовал Шаг Бога, чтобы добраться до него, как до Агроны. Я чувствовал борьбу Реджиса, истощение его последних сил. Удерживать форму Разрушения дольше означало бы отнять у него всё. Сжечь его, как растопку, ради нескольких секунд большей силы. И всё же, даже с холодной логикой Королевского Гамбита, ведущей меня, я не рассматривал этого. Он был не просто оружием, которым можно размахивать, пока оно не сломается.
Я вытолкнул его частицы.
В прыгающих отражениях моих многочисленных теней из тьмы выплыл маленький волчонок. Я отпустил руну Разрушения, и пламя угасло, когда я снова обрёл плоть и кости. Боль моего физического тела вернулась, моя отрубленная левая рука снова хлынула кровью. Эфир хлынул в эту рану — и во все остальные — чтобы начать работу по исцелению.
Кэзесс склонил голову набок, его взгляд на мгновение задержался на Реджисе, прежде чем найти свой меч. Мои глаза последовали за ним, найдя маленький, тусклый кусок рукояти, всё, что осталось от прекрасного золотого оружия.
Я кивнул. «Ты всё ещё отец Сильвии и дед моей связи. Вооружись».
Усмехнувшись так, что это показалось совершенно нехарактерным для него, Кэзесс наклонился и подобрал свою сломанную рукоять. Произошёл поворот эфира, и золото, казалось, потекло из его ладони вверх по рукояти к сломанному клинку, а затем дальше, в первоначальную форму меча. Через мгновение оружие было полностью отремонтировано. Он мгновение смотрел на него, прежде чем, с размахом, указать остриём на мои собственные пустые руки.
Я тоже их рассмотрел. Сколько раз я был в таком положении? Стоя напротив лидера другой великой нации, судьба миллионов зависела от острия наших скрещённых клинков. Будучи королём, я сражался дюжиной разных клинков на протяжении многих лет. Ни один из них не выделялся как особенный. Однако здесь, в этой жизни, я по-настоящему владел лишь одним клинком. Баллада Рассвета, части которой покоились в изящной шкатулке внутри моего внепространственного хранилища.
Прежде чем у меня даже возникла эта мысль, различные нити моего разума сложили головоломку. Я должен был подумать об этом раньше, но, возможно, мне полагалась некоторая поблажка. Я боролся за свою жизнь. Тем не менее, теперь это было так очевидно.
Моё собственное ядро было ключом.
Моя руна хранилища открылась по мысленной команде, и рядом со мной появилась шкатулка, поддерживаемая уплотнённым эфиром. Крышка открылась, и частицы выплыли наружу, кружась вокруг шкатулки, прежде чем выстроиться конец к концу примерно в своей естественной форме. Божественная руна спатиума излучала золотой свет, когда я формировал осколок затвердевшего пространства вокруг Баллады Рассвета, используя его для концентрации формы клинка, точно так же, как я построил своё эфирное ядро вокруг осколков моего сломанного ядра маны.
Выражение лица Кэзесса было нечитаемым. Он поднял своё оружие в своего рода приветствии. «Пусть последняя смерть откроет путь к лучшему будущему», — сказал он мрачно.
Я осторожно взял Балладу Рассвета. Серый свет отразился от частиц, отбрасывая бирюзовые лучи сквозь клинок и придавая ему полупрозрачное свечение. Я повторил его жест. «Я думаю точно так же».
Мы двинулись одновременно. Он метнулся вперёд, размахивая длинным мечом, как рапирой, клинок превратился в золотое пятно. Я поднял Балладу Рассвета, чтобы поймать его клинок. Посыпались золотые искры, а затем мы миновали друг друга. Я повернулся, готовясь к следующему удару.
Тонкая струйка крови стекала по пропитанной спатиумом Балладе Рассвета.
Кэзесс повернулся, чтобы посмотреть на меня, снова держа в руке лишь рукоять меча. Прошло мгновение, прежде чем плотная мана и эфир высвободились там, где плоть уже разошлась. Он рухнул на землю, аккуратно рассечённый через центр своего ядра.
Я подумал об останках джиннов, которые обучали меня, о Джи-э. Я подумал о Ханеуле и леди Саэ-Ареум. И об отце Чхоля. А потом я подумал обо всех тех других цивилизациях, которые уничтожил Кэзесс. Не думаю, что кто-нибудь из них пожелал бы ему такой быстрой смерти. Но для меня его смерть не была наказанием. Как и отделение Наследия от Сесилии, это был просто следующий необходимый шаг.
Клинок из спатиума рассыпался, и остатки Баллады Рассвета вернулись в свою шкатулку, прежде чем исчезнуть в моём внепространственном хранилище. Затем, наконец, я полностью отпустил божественную руну, позволив уплотнённому пространству вокруг карманного измерения снова расшириться до нормального состояния. Стены начали растворяться по мере разрушения этого пространства, и я почувствовал, как меня выталкивает обратно в физический мир.
Реджис прихрамывая подошёл ко мне, и я наклонился, чтобы поднять его. Он обмяк у меня на руке. Моя челюсть сжалась от дискомфорта разрушающегося пространства, и я приготовился.
В последний момент, прежде чем карманное измерение рухнуло и мы вернулись в Тэгрин Келум, Реджис склонил голову и бросил на два тела один последний, измученный взгляд. «Кажется, раньше твоё владение мечом было лучше…»
× × × × ×
¹ «The Three Shake» — это пошлая английская шутка, означающая, что после использования унитаза остатки мочи можно убрать, дважды встряхнув член. Если сделать три — это будет считаться мастурбацией. Здесь используется в значении, что возможности Реджиса ограничены.
Закладка