Глава 934 (часть 1): Врать с открытыми глазами •
В этом мире Го считалась игрой в шахматы. В первых двух строках говорилось о том, чтобы зажечь свечу и сыграть партию в шахматы с любимым человеком. Слова «дно колодца» заставили Би Линьлун вспомнить о тайном тоннеле, ведущем прямо в её спальню. Затем она мысленно представила, как они вместе зажигают свечу в узком подземелье.
Обладая глубоким литературным образованием, Би Линьлун, естественно, почувствовала скрытый смысл в словах Цзу Аня. Ей показалось, что он намекает на встречу. Хотя она не знала точной даты, это явно было свиданием, назначенным в потёмках.
Он хочет, чтобы я ждала его в тоннеле сегодня вечером? — мелькнуло у неё в голове, и сердце заколотилось. Но ещё больше её взволновали последние строки стихотворения. Красные бобы в этом мире также назывались «тоскующими бобами». Имя Линьлун даже было упомянуто в стихе — поэтому она почувствовала, что он написан именно для неё.
«Этому парню совсем не стыдно! Кто, по его мнению, по мне тоскует?!» — подумала она, но в следующее мгновение уже начала терять уверенность. Несколько последних дней она провела без сна, ворочаясь в кровати и думая о событиях в подземелье.
Только не говорите мне, что я была слишком очевидна, и он всё заметил… Ах, как неловко…
— Наследная принцесса, с вами что-то не так? — Жун Мо увидела, как лицо Би Линьлун внезапно изменилось после прочтения записки. Казалось, та была одновременно смущена и раздражена — состояния, которые она редко проявляла. За все годы службы Жун Мо ни разу не видела такого выражения лица. Она инстинктивно вытянула шею, пытаясь разглядеть, что же там написано.
Однако Би Линьлун быстро восстановила самообладание и аккуратно сложила лист, сказав: — Это всего лишь отчёт от господина Цзу. Я сама им займусь.
С этими словами она даже не рискнула взглянуть ему в глаза.
Её мысли кружились в голове. Откуда у этого человека такая наглость? Он действительно осмелился вручить мне любовное послание при всех, в Восточном дворце? Если бы кто-нибудь узнал об этом, это было бы преступлением, караемым смертью!
Инстинктивно она подумала спрятать лист в курительной трубке, но тут же отказалась от этой идеи. Как можно избавиться от стихотворения, написанного специально для меня? Она решила найти надёжное место, чтобы бережно его спрятать.
Увидев её реакцию, Цзу Ань понял: Би Линьлун больше не сердится — скорее, она довольна собой . Он внутренне вздохнул с облегчением. При этом он остался немного озадачен.
Но он решил, что она, вероятно, просто старается сохранить лицо перед окружающими, и сказал: — Тогда я должен обратиться к наследной принцессе.
Би Линьлун увидела, как он улыбается, и подумала:
«Наверное, сейчас ты очень доволен собой, да? После всего, что ты со мной сделал…»
Поэтому она с холодной интонацией фыркнула: — Однако почерк господина Цзу… действительно отвратителен. Он больше похож на муравьёв, ползущих по бумаге.
Ронг Мо не смогла сдержать улыбку. Она давно заметила, что наследная принцесса стала менее строгой к своей служанке с тех пор, как в Восточный дворец прибыл Цзу Ань.
Би Линьлун, как бы невзначай, продолжила: — В конце концов, вы камергер наследного принца. Вы обязаны подавать пример. Ваш почерк ужасен. Я попрошу одного из младших наставников научить вас писать правильно.
Цзу Ань слегка вспотел. Он и сам знал, что его почерк оставляет желать лучшего.
— Всё равно придётся учиться писать красиво, даже в другом мире… — мысленно чертыхнулся он. — Да ещё и обязанность камергера! Что я вообще могу преподать наследному принцу? Разве мои слова в покоях принцессы — это обучение?
Би Линьлун снова не могла сдержать лёгкой улыбки, глядя на его раздражённое выражение.
Почему ты такой недовольный? Разве ты не понимаешь, что я поручила тебе эту должность, чтобы ты мог остаться рядом со мной чуть дольше?
Тем временем суд начал подходить к завершению. Евнух Вэнь объявил: — Если нет других дел — суд окончен. Остальные могут удалиться.
Вперёд выступил старейшина с бронзовой кожей: — У этого подданного есть одно дело. Я прошу разрешения вашего величества рассмотреть его.
Император посмотрел на него. Он не ожидал, что Мужун Тон принесёт что-то важное, но кивнул: — Хорошо. Говори.
Мужун Тон добавил: — Перед началом суда я получил новое стихотворение. Полагаю, что его можно использовать как военную песню. Прошу вашего благословения.
Присутствующие зашептались.
Кто бы мог подумать, что старейшина клана Мужун начнёт говорить о поэзии на суде?
Неужели кто-то из его родных написал это стихотворение и теперь хочет этим похвастаться?
Ведь клан Мужун всегда славился своими воинами. В их семье полно грубых здоровяков. Даже юная девочка из клана — суровая и решительная. Никто раньше не слышал, чтобы кто-то из них занимался поэзией.
Кроме того, из-за военных песен демонических рас, которые до сих пор звучали в войсках, императорский двор стал уделять внимание собственным военным гимнам. Но результаты были посредственными, ведь в этом мире главным считалось культивирование, а не поэтический талант. Поэтому настоящих поэтов среди воинов почти не было.
Однако некоторые догадались, о чём собирается сказать Мужун Тон.
Выражение Юй Нана, помощника канцлера, стало серьёзным. Для него прошлая ночь была самым унизительным опытом. Он не хотел вспоминать об этом, но теперь опять услышал об этом при всех.
— Так что за стихотворение? — спросил император, голос его оставался невозмутимым, и невозможно было понять, что он думает.
— Его название «Меч и песнь — боевая ода Государственному герцогу Триумфа» , — ответил Мужун Тон. Затем он громко прочитал:
«Пьяный, я зажигаю свет, чтобы рассмотреть свой меч; проснувшись, слышу боевые рога…»
Придворные замерли.
Такое название уже вызвало интерес.
Герцог Триумфатор отправляется на войну — значит, эта песня может стать знамением победы.
Когда все услышали дальше — сердца солдат, сидящих в гражданских одеждах, сжалось. Некоторые даже плакали.
— Какое великолепное стихотворение!
— Прошли годы, и наконец у нас появилась военная песня, которая может сравниться с творениями демонических рас!
— Это благословение для династии Чжоу. Для всего человечества!
1. Врать с открытыми глазами означает нагло врать.