Глава 1 - Полузабытый сон. •
Вот как это начинается: ты просыпаешься с ощущением, что полузабытый сон ускользает в небытие. И как бы ты ни старался, ты не можешь вспомнить, о чем он был. Это твой разум начинает разрушаться.
Болезнь коварна. Первое, что она отбирает — это твою способность осознать наносимый ею ущерб. Твои когнитивные нарушения обостряются, ты теряешь способность строить сложные логические связи. Именно в этот момент больные обычно замечают проблему, но иногда этого не происходит.
Далее разрушатся тело. Сначала это просто мелочи: у тебя начинают дрожать руки, тебе становится трудно сфокусироваться. Иногда ты понимаешь, что что-то не так, иногда — нет. Ты можешь знать симптомы и чувствовать их, но твой мозг потерял способность осознать это.
После этого ты начинаешь забывать. Имя этого актера вертится у тебя на кончике языка, но ты просто не можешь его вспомнить. Ты забываешь запах своей матери, лицо своего отца. Однако все гораздо хуже. Ты не просто забываешь. Ты забываешь, что вообще знал эти вещи. В твоей памяти даже не остается пустого места, где что-то должно было быть. Все просто стерто.
В этот момент ты находишься в свободном падении. Твой мозг сходит с ума, посылая ложные сигналы твоему скомпрометированному телу. Твои органы чувств лгут тебе. Ты можешь сломать себе руку и ничего не почувствовать. Ты можешь находится в безопасности у себя дома, но ты горишь, тонешь, с тебя заживо сдирают кожу. Опасность ложная, но боль реальная и ужасная.
Ты видишь вещи. Ты слышишь голоса. Реальность разрушается. Но осознаешь ли ты это? Ты вообще помнишь, что такое реальность? Ты помнишь, кто ты такой? Когда ты смотришь в зеркало, видишь ли ты незнакомца? Что он делает? Что он говорит?
В конце концов, твой разум окончательно разрушается. Твой измученный мозг поджаривается, переполняясь гормонами, которые он не в состоянии обработать. Если тебе повезет, ты умрешь. Если тебе повезет, они тебя остановят. Но если этого не произойдет, если ты останешься незамеченным, ты станешь призраком: сломленным, безумным существом, охваченным убийственной яростью. В конце концов, это убьет тебя, но не раньше, чем ты убьешь кого-то еще.
Вот как это заканчивается.
Представь, что пробуждение от кошмара пугает больше, чем сам кошмар. Представь, что ты мучительно анализируешь каждую свою ошибку, каждое свое слово. Представь, что тебя презирают. Представь, что тебя боятся. Представь, что ты боишься.
Представь, каково это.
***
Нас осталось не так много. Большинство из нас были убиты давным-давно, во время крестовых походов, а затем позже в лагерях для интернированных в 20 веке. Те, кто выжил, как мои бабушка и дедушка, были ассимилированы. Это было более темное, более жестокое время. Сегодня все обстоит совсем по-другому. Законы были переписаны, чтобы предоставить нам статус человека. Были созданы системы, защищающие нас от тех, кто с этим не согласен. По большей части мы даже пользуемся теми же правами, что и люди. Конечно, лишь до того дня, когда у нас начнут проявляться симптомы. После этого те же самые люди, которым было поручено нас защищать, придут ночью, чтобы забрать нас.
Чтобы отправить жить на ферму.
***
Я заканчивал свою смену в баре, когда на экране появился репортаж. Было раннее утро, поэтому в тускло освещенном зале было не так много клиентов. Звук на телевизоре был выключен, поэтому я увидел только изображение: старая машина, разорванная пополам, стекла красные от крови. Бегущий текст внизу гласил: "Нападение призрака в Сиэтле: 23 погибших".
— Жуткая хрень, да?
Я отвернулся от экрана, чтобы посмотреть на девушку, сидящую за барной стойкой. Она держала в руках чашку кофе без сахара с большим количеством сливок, которую я налил ей несколько минут назад.
— Что?
— Призраки. Жуткая хрень, да?
Я впервые посмотрел на нее. Она была молода, с непослушными темными волосами и слишком большим количеством туши вокруг глаз. Симпатичная, но не в том смысле, который сделал бы ее примечательной. Просто еще одна девушка из университетского городка. Потом она улыбнулась, и внезапно мне расхотелось отвести от нее взгляд. У нее была самая лучезарная, восхищенная улыбка, которую я когда-либо видел.
— Они выглядят как мы, говорят как мы, живут рядом с нами. Только мы не можем разорвать машину пополам. И мы не сходим с ума.
Я тоже улыбнулся.
— Сходим, конечно. Люди все время сходят с ума.
— Да, но люди сходят с ума по таким важным причинам, как лунные циклы, политика и реалити-шоу. Призраки. Они просто просыпаются в один прекрасный день, и их мозг решает сделать перерыв. Раз, и 23 человека погибли.
Ее кофе остывал.
— Эй, ты думаешь, они знают?
Я пожал плечами.
— Знают что?
Мне следовало бы держать рот на замке, как я всегда и делал. Но по какой-то причине я этого не сделал.
— Они тоже люди.
Она посмотрела на меня, немного смутившись. Я думаю, что в этот момент она впервые посмотрела на меня.
Она подняла свою чашку.
— Аминь.
***
Мы тоже люди. Или, по крайней мере, когда-то были ими. Затем, в какой-то момент древней истории, эволюция сотворила свою темную магию, и небольшая мутация гена LG34N создала первого призрака. Современные ученые смогли найти причину нашего состояния, но они не совсем понимают, как это работает. Призраки почти неотличимы от обычных homo sapiens, но мы отличаемся. Мы обладаем определенными способностями, которые никто не может объяснить или воспроизвести. Все, что они знают наверняка, это то, что эти способности каким-то образом связаны с функциями мозга. Другая сторона медали заключается в том, что это делает наш мозг восприимчивым к смертельному дегенеративному расстройству — Болезни. Некоторые могут дожить до старости, не испытывая никаких симптомов, другие — нет. В болезни нет логики, нет закономерности. Неясно как и когда она выбирает своих жертв. Нет лекарства. Ты не можешь торговаться с болезнью, не можешь умолять ее, да и проклинать ее бессмысленно. Единственное, что ты можешь сделать — это ждать.
В конце концов, все сводится к простому факту — эволюция совершила ошибку.
***
Я попытался поспать несколько минут в автобусе, но у меня так ничего и не вышло. Окно, к которому я прислонился, было холодным и покрыто инеем. По другую его сторону пролетала пешеходная дорожка. Тысячи людей спешили по своим делам, не обращая внимания на мое существование, чувствуя себя комфортно в своем неведении. Все бы изменилось, если бы они узнали, кто я, хотя я и остался бы прежним. Так много вещей в жизни сводится к восприятию: как мы определяем себя, как нас определяют другие. Что такое добро, а что такое зло... и где мы находимся по отношению к одному и другому.
Я надел наушники и включил радио.
— ... Но, Говард, вы не можете отрицать, что призраки — это угроза...
— Пожалуйста, не употребляйте это слово. Это уничижительный ксенофобский термин, распространяемый фанатиками и политиками, разжигающими страх.
— Как бы вы предпочли, чтобы мы их называли?
— Это не вопрос предпочтений, это вопрос принципа! Генетически измененные — это люди, такие же, как мы с вами.
— Ну, не совсем такие же, как мы.
— Конечно, их гены немного отличаются. Это мутация... как рыжие волосы или голубые глаза. Однако никто не демонизирует людей с рыжими волосами.
— Но это потому, что они не предрасположены к убийству!
— Конечно. Но другие типы людей — да. Шизофреники, например. И зачем рассматривать только гены? Социально-экономические факторы влияют на уровень преступности гораздо сильнее, чем ДНК. Рождение в бедной семье повышает шансы оказаться в тюрьме. Должны ли мы просто арестовать всех бедных людей?
— Вы же не предлагаете...
— Что я предлагаю, так это следовать нашим собственным законам! Никто не отменял презумпцию невиновности. Вы не можете осуждать людей за то, чего они не совершали. Только мы можем и делаем это. Агентство по защите измененных — это мерзость конституционного права...
Я выключил радио. Одни и те же аргументы повторяются слово в слово каждый раз, когда PA (The Altered Protection Agency — Агентство по защите измененных) упускает больного призрака и кто-то умирает. Одни люди призывают к обязательному генетическому тестированию и раскрытию личности, а другие к гражданской свободе и правам человека. Экстремисты с одной стороны предлагают просто убить всех нас, и это подталкивает другую сторону к осуждению. Упоминаются лагеря для интернированных, и дальше все идет по накатанной. В конце концов, никогда ничего не меняется. Агентство по защите измененных продолжает оставаться монолитом власти, немного фашистским, но, несомненно, эффективным. И мы, призраки, остаемся в тени этого монолита.
***
Протекторы очень серьезно относятся к сохранению нашей личности в тайне. За последние десятилетия не было ни одного самосуда, по крайней мере официально. Вот почему ячейка PA, к которой я приписан, спрятана в подвале больницы. Они тоже постоянно перемещаются. В эти дни, когда мне нужно прийти на тестирование, я говорю, что записан к врачу. До этого это были походы в кино и посещение библиотеки. А до этого я ходил со своей мамой, пока они ее не забрали.
Комната, в которой меня заперли, стерильна и пуста. Я разделся догола под пристальным наблюдением камер слежения, сложил свою одежду и убрал ее в металлический шкафчик. В соседней комнате холодно и темно. Невидимые датчики сканировали мое тело, пока я дрожал. Когда сканирование было завершено, я смог надеть больничный халат и пройти в испытательную камеру. Испытательная камера выглядела как обычная комната для допросов из полицейских фильмов. Там есть металлический стол, два стула и одностороннее зеркало. Там также много шприцов и таинственного медицинского оборудования, но я давным-давно научился не обращать на это внимания.
Сколько бы раз я ни проходил через это унижение — это шок. Как бы я ни старался убедить себя, что бояться нечего, страх остается.
Потому что я лгу. Мне есть чего бояться. В конце концов, я обманываю PA с самого детства. На самом деле я гораздо могущественнее, чем кто-либо, кому бы они могли позволить существовать.