Глава 112 - Реликвия •
От лица Севрен Денуар
Искусственный огонь трещал и хлопал, разбрасывая двумерные панорамные угольки. Я тупо уставился на него, мой разум был пуст.
Свет, исходящий от странной плоской коробки, идеально имитировал пламя, вплоть до звуков и вспышек. Это было похоже на ожившую картину, только слишком реальную, чтобы быть картиной. Она была слишком яркой, чтобы быть маслом на холсте, и я не чувствовал никакой маны от этого странного устройства.
Похожие устройства были и в более богатых районах Алакрии, где на стене из чистой маны отображались записанные изображения.
Торен назвал эту коробку ‘ти ви’ и вкратце объяснил, что моя случайная догадка о том, что она делает, была верной. Только вместо картин он назвал их ‘кадрами’.
Я счёл это глупостью. Рама держит картину. Она не была картиной сама по себе.
Я без сил опустился на роскошный диван. Я наблюдал, как один из угольков вылетел из искусственного огня, прослеживая его путь по светящемуся экрану.
Торен вошёл из кухни с парой тех самых металлических банок в руках. По этикетке я узнал в них тот странный, шипучий напиток, который он дал мне однажды.
Одна из банок, очерченная белым телекинезом Торена, подлетела ко мне. Я долго смотрел на неё, внутри меня бушевала тихая война — брать ли предложенный напиток. Сам Торен сел на соседний кожаный диван и с шипением открыл свою банку.
В конце концов я сдался и взял холодный напиток. В то время как Торен практически залпом осушил свою ванильную колу, словно алкоголик, мне приходилось делать более размеренные глотки. Ощущение пузырьков во рту было слишком странным, чтобы пить так же, как мой друг.
«Какой смысл в этом огне?» — спросил я, постукивая пальцем по банке. — «Конечно, он излучает свет, но вон те артефакты над головой делают то же самое». Я до сих пор не совсем понимал, как они работают. В них не было маны. Вероятно, они работали на электричестве, как те наушники раньше. «И от него совсем нет тепла. Просто плоский экран».
Торен скомкал пустую банку в руке, а затем небрежным жестом бросил её в мусорную корзину через всю комнату. Именно он включил эту странную движущуюся картину огня после того, как мы похоронили древнего мага, используя тёмную палочку, которая позволяла ему менять то, что отображалось на ‘ти ви’. Он ориентировался в этом месте как в родном, но мне всё казалось таким чужим.
Мой друг на мгновение задумался, а затем протянул ладонь. На ней затрепетал огонёк.
«В Алакрии есть поместья, где всё отапливается артефактами, а не очагом», — начал он. — «Огонь — странная штука. Многие считают его орудием разрушения. Но в той же, если не в большей степени, он — инструмент жизни в её чистейшей форме. Не говори мне, что ты время от времени не скучаешь по очагу?»
Я стиснул зубы, глядя на эту мерцающую пародию на огонь. «Но он никогда не будет излучать настоящее тепло», — сказал я, и дыхание сперло в груди. — «Он будет пытаться и пытаться быть огнём. Но он в принципе не может им быть. Он будет продолжать трещать, шипеть, как пламя. Но он никогда не достигнет этой цели. Это бессмысленно. Пусто».
Торен медленно повернулся ко мне, его светло-оранжевые глаза вглядывались в мои. Я почувствовал, как напрягся, словно кот, когда он посмотрел на меня насквозь, не так, как джинн, чью смерть я видел.
«Думаешь, эмоции, которые создаёт это искусственное пламя, тоже бессмысленны?» — спросил странный Нападающий. — «Что от него нельзя ничего получить? Тот, кто не может зажечь огонь, всё равно может почувствовать себя так, словно сидит у очага».
Я фыркнул, скрестив руки на груди. «Но он никогда не станет тем, чем должен быть», — выпалил я. — «Тогда и это капля утешения бессмысленна, не так ли? Это ложь. Маска, скрывающая пустоту».
Торен молчал. «Дело не в огне, не так ли?» — сказал он. — «Дело в том, что сказал джинн. О твоей работе с эфиром. О том, что твои методы были ошибочными и безрезультатными».
Я зашипел и вскочил на ноги. «А тебе-то откуда знать?» — рявкнул я. Огонь вспыхнул у меня в животе, гораздо более реальный, чем в этой проклятой коробке. — «Ты довольствовался тем, что слонялся по своему городишке, ведя проигрышную битву. Годами я был в большом мире, пытаясь найти что-то, чтобы изменить свою ситуацию! Что ты знаешь о моей работе с эфиром?»
Торен посмотрел на меня снизу вверх, и в его лице промелькнула скорбь. Он окинул взглядом комнату, пока я стоял напряжённый, и что-то неуловимое промелькнуло в его взгляде. «Я знаю, каково это, когда у тебя есть мечты и цели, которым никогда не суждено сбыться», — торжественно сказал он. — «И твои поиски в области эфира не были бессмысленными, Севрен. Ты нашёл меня. Ты нашёл джинна, последнего, кто жил в этих Гробницах. Возможно, один путь закрыт. Но у тебя есть другой, не так ли?»
Я немного сник, думая о странной фиолетовой руне, которую джинн запечатлел на моей груди. У меня не было возможности её проверить, но часть меня и не хотела. Один из самих древних магов сказал мне, что вся моя методология неверна. Как я мог это вообще изменить?
Я так долго полагался на свою регалию, Всепоглощающую Цель, чтобы получать подсказки о том, как влиять на эфир. И хотя я никогда не манипулировал самой тканью вселенной напрямую, я находил обходные пути. Я использовал то, что уже существовало в природе, находя новые и интересные способы переприменения этих функций. И я так далеко зашёл. Мне даже удалось выследить кого-то в Реликтовых Гробницах.
Это не могло быть всё напрасно. Джинн был неправ, в чём-то. Где-то.
Я потрогал руну на груди маной. Я почувствовал реакцию, но не мог сказать, что она делает. К тому же, это действие было в лучшем случае нерешительным. У меня не было сил, чтобы действительно довести дело до конца.
Затем заговорил Торен. «Джинн также сказал, что реликвия, которую ты носишь, поможет нам обоим», — сказал он, очевидно, пытаясь отвлечь меня от долгих раздумий. — «Может быть, это даст тебе подсказку, с чего начать?»
Я вздохнул и порылся в своём пространственном кольце. Инквизиторы — артефакты, используемые для обнаружения реликвий у восходящих, когда они покидают Гробницы — могли ощущать их эфир лишь в течение короткого времени после этого. Из своих тестов я узнал, что сигнатура, на которую они настраивались, ослабевала, когда артефакт находился вне Реликтовых Гробниц в течение длительного периода времени. Таким образом, я испытывал гораздо меньше беспокойства, таская его с собой.
Знакомый вес лёг мне в руку. На меня смотрела маленькая, стилизованная брошь. Она была тусклого бронзового цвета, а её пучки были сделаны из искусно вырезанного металла. Она была похожа на одно-единственное перо. Металлическая работа была настолько реалистичной, что единственным, что выдавало в ней не настоящее перо, был необычный цвет.
По привычке я попытался потрогать странный металл своей маной. Видимой реакции, конечно, не было. Никогда не было. Я бы даже не понял, что этот артефакт особенный, без моего компаса, обнаруживающего эфир.
Который теперь тоже был уничтожен.
Торен тут же оживился, когда я достал реликвию, его глаза были пристально на ней сосредоточены. Его брови странно нахмурились, как это иногда бывало, словно его мысли были где-то в другом месте, но в то же время и здесь.
«Эта реликвия», — медленно произнёс он. — «У неё есть пульс. Я его слабо слышу». Мой странный друг, казалось, сдерживался, чтобы не потянуться к реликвии.
«Что значит, ты его слышишь?» — спросил я.
«У каждого человека внутри есть частичка эфира, которая привязывает его душу к телу», — сказал Торен. — «Именно её твой маленький компас смог отследить во мне. И у меня есть уникальный способ ощущать этот эфир: через звук».
Я посмотрел на брошь в виде пера. «Ты хочешь сказать, у этой штуки есть душа?» — спросил я, поднося её ближе.
«Не думаю», — ответил Торен, подходя ближе. — «То, как я взаимодействовал с тем порталом эфира в зоне нежити? Я услышал сердцебиение изнутри и по нему определил, где нужно взаимодействовать. И я не думаю, что у того портала была душа». Мой друг сделал паузу. «По крайней мере, я на это надеюсь. Но суть в том, что можно иметь эту уникальную эфирную сигнатуру без души, к которой она была бы привязана».
Он протянул руку. Я на мгновение уставился на предложенную конечность, думая о том, что собираюсь сделать.
Я вынес эту реликвию из Гробниц несколько месяцев назад, и Торен был единственным человеком, которому я об этом рассказал. Шансы быть донесённым Косе или даже одному из Владык были слишком высоки. Одна ошибка, и вся моя семья будет сожжена дотла. Все, кого я знал и любил, превратятся в пепел на ветру.
Но Торен был в чём-то похож на меня. Я не знал, где он нашёл того призрачного асуру, и каковы были их отношения. Я не знал, как он наткнулся на эту другую землю, где напитки были шипучими, а коробки имитировали огонь. Но мы знали, что наши пути полны опасностей.
У меня были свои секреты. У каждого они были, и часть меня презирала сам этот факт. Если бы все были честны, то не было бы нужды в тайной политике плаща и кинжала и скрытых сообщениях.
Но секреты Торена превосходили даже мои. Я не хотел привлекать к нему слишком много внимания со стороны своей семьи, поэтому не использовал их информационные сети, чтобы раскопать его прошлое. Однако я знал, что Торен Даен был талантливым магом, который потерял брата в стычке с одной из местных Кровей Фиакры.
Несколько месяцев спустя Торен сжёг их поместье дотла, уничтожив род тех, кто напал на его брата, одним махом.
Я это понимал. Если бы кто-нибудь причинил вред Каэре, я бы тоже ничего не оставил от их жизней.
Но это оставляло так много дыр. Где он встретил свою странную, призрачную Связь? Когда он посетил эту странную другую землю, о которой говорил? И к чему, во имя Верховного Владыки, он на самом деле стремился? Он был шкатулкой с запертыми секретами, которую я только начал разгадывать. Которую я хотел разгадать.
Но эти вопросы могли подождать. Сейчас я знал, что могу доверить ему этот свой самый глубокий секрет.
Я позволил реликвии упасть ему в руки, внимательно наблюдая за какой-либо реакцией. Мне не удавалось вызвать от неё никаких эффектов с тех пор, как я её нашёл, но Торен был другим. Этот молодой человек воздействовал на эфир напрямую и явно. Может быть…
Торен пристально сосредоточился на маленьком кусочке бронзового металла. Я уже собирался спросить, что он собирается делать, как его руки засветились цветом закатного неба. Те же искусства Вивиума, которые он демонстрировал в конце зоны нежити, вспыхнули между его ладонями, где он держал перо.
Моё сердце забилось чаще, когда я увидел, как маленькая реликвия поглощает свет. На висках выступили капли пота, я нервно отбивал ритм по бедру. Это была куда большая реакция, чем я когда-либо добивался.
«Что именно ты делаешь?» — тихо спросил я, надеясь понять, что происходит. Джинн утверждал, что мои методы ошибочны. Поэтому мне нужно было понять, что действительно работает. — «Я вижу тот странный свет, который ты используешь для исцеления, но ничего не чувствую».
«У каждого есть немного жизненной силы. Огонь сердца. Привязь души. Как хочешь называй. Но мы также производим небольшой избыток». — Торен тихо выдохнул, не сводя глаз с маленькой реликвии. Она впитывала свет, поглощая его, как губка воду. — «Я могу напрямую манипулировать своей жизненной силой, и я направляю этот избыток в эту реликвию. Кажется, она всё время хочет…»
Затем маленькое перо начало светиться докрасна. Торен с удивлённым криком уронил реликвию, и она, дымясь, прожгла дыру в ковре. На мгновение он наклонился, чтобы снова поднять её, его мана-барьер вспыхнул. Затем он замер, на его лице отразились шок и страх.
«Аврора?!» — позвал Торен, внезапно совершенно забыв о реликвии, хотя она уже начала поджигать окружающий ковёр. — «Аврора, что случилось? Я тебя больше не слышу! Ты в безопасности?!»
Я бросился к Торену, схватил его за руку и оттащил от пера. Я вложил в это движение немного усиленной маной силы, и Торен, казалось, даже не понял, что я его тащу, его взгляд был отстранённым.
Одна из вещей, которые я усвоил очень рано в своих экспериментах, — когда что-то начинает светиться, это значит, что оно вот-вот взорвётся. ‘Я должен был этого ожидать’, — укорил я себя. — ‘Никаких тестов! Никакой безопасной среды! Никаких показателей для обеспечения безопасности!’ Я отпрыгнул к краю комнаты, укрывшись за одним из диванов. Торен, совершенно дезориентированный по какой-то причине, споткнулся рядом со мной.
«Готовься к удару», — сказал я, утяжеляя своё тело с помощью своей регалии, Диктата Массы, чтобы не быть снесённым взрывной волной. Тёмный оттенок покрыл моё тело. Пол заскрипел под возросшим давлением.
‘Обычно ты гораздо лучше держишься на ногах, Торен’, — подумал я сквозь стиснутые зубы, готовясь к взрыву. — ‘Если бы мне не пришлось заботиться о твоей жалкой заднице, я бы выпрыгнул в окно!’
Я приготовился к удару. Прошло три секунды. Затем пять. Затем десять.
Я осторожно выглянул из-за края дивана, посмотрев туда, где было перо.
И замер. Оно выглядело как расплавленный металл, пульсируя и растягиваясь, удлиняясь в нескольких направлениях. Оно бурлило, как чаша с водой, невероятным образом увеличиваясь в размерах, вспыхивая яркими цветами в определённом порядке. Оно вспыхивало… как… как сердцебиение. Мне показалось, я увидел начало какой-то конечности, тонкой и жёсткой. И ещё несколько перьев, все из того же странного металла. Я смотрел с отвисшей челюстью, как происходит эта странная трансформация.
Но Торен больше не был так спокоен. Он промчался мимо меня, загораживая мне обзор, и практически прыгнул на маленькую конструкцию. Торен опустился на колени, подхватив всё ещё раскалённый металл в руки.
Я молча подошёл к нему и посмотрел на его ладони.
Маленькая, заводная певчая птичка ковыляла по пальцам Торена, всё ещё слабо светясь красным. Её перья были заточенными лезвиями, каждое того же хромово-бронзового оттенка. Шестерёнки жужжали и щёлкали вдоль её пластинчатого тела, маленькие клапаны на спине выпускали фиолетово-оранжевый туман. Её клюв был более светлого цвета, металл казался менее потускневшим, чем в других местах.
Я вспомнил старую заводную игрушку, которую мне подарили в детстве, много лет назад. Это была птичка, не похожая на ту, что я видел перед собой. Я заводил маленький шпиндель на её спине, а затем отпускал. Игрушка прыгала сама по себе, как воробей, пока сжатое напряжение наконец не иссякало.
Но это не было похоже на игрушку. В её дизайне была элегантность, которая намекала на изысканную работу, стилизованные изгибы металла были возможны только от руки мастера. Крошечные перья, каждое — осколок металла само по себе, украшали её брюшко. Свет цвета восходящего солнца пробивался между шестерёнками.
Но глаза. Именно глаза были мне наиболее знакомы. Ибо вместо стеклянной бусины или простой звёздочки, наружу смотрели два бурлящих пятнышка плазмы. Два сгущённых солнца освещали мир изнутри этой маленькой заводной птички.
«Аврора?» — осторожно произнёс Торен. Реликвия в его руках — которая каким-то образом превратилась в нечто похожее на воробья, сделанного из переплетающихся металлических шестерёнок, осколков и пластин — в ответ выдохнула облачко оранжево-фиолетового света.
Тело Торена внезапно расслабилось, когда он посмотрел в сторону, вглядываясь во что-то, чего я не мог видеть. Он улыбнулся, и тот странный взгляд появился в его глазах.
‘Не слишком отличающийся от взгляда близнецов Фрост, когда они разговаривали по своей телепатической связи. Он разговаривает со своей Связью?’ — рассеянно подумал я. Асура, которая привязалась к Торену, была видна мне лишь в течение короткого периода, когда мы общались с джинном, и у меня не было времени расспросить её о чём-либо, связанном с эфиром. Я предположил, что она просто снова стала призраком.
«Ах», — произнёс глубокий, мелодичный голос. — «Аааах», — продолжил он, повышаясь в тоне и почти напевая.
Моё внимание переключилось с золотоволосого Нападающего на маленькую заводную птичку в его руках. Она пыталась подняться на ноги, одновременно издавая эти странные пробные звуки. Её крошечные металлические суставы двигались и менялись.
Я подошёл и опустился на колени, чтобы посмотреть на реликвию. Она говорила! Была ли она каким-то проводником к джинну? Или, может быть, внутри было записанное сообщение?
«Это тело странное», — сказала птица, наконец сумев встать на свои маленькие ножки. — «Но это не менее чудесно, Контрактор», — продолжила она, ковыляя, чтобы посмотреть на поражённого Торена. Её крылья издавали звук, похожий на заточку ножей, когда они скользили друг по другу. Изнутри рамы раздавались щелчки. — «Я никогда не думала, что снова обрету физическую форму».
Искусственный огонь трещал и хлопал, разбрасывая двумерные панорамные угольки. Я тупо уставился на него, мой разум был пуст.
Свет, исходящий от странной плоской коробки, идеально имитировал пламя, вплоть до звуков и вспышек. Это было похоже на ожившую картину, только слишком реальную, чтобы быть картиной. Она была слишком яркой, чтобы быть маслом на холсте, и я не чувствовал никакой маны от этого странного устройства.
Похожие устройства были и в более богатых районах Алакрии, где на стене из чистой маны отображались записанные изображения.
Торен назвал эту коробку ‘ти ви’ и вкратце объяснил, что моя случайная догадка о том, что она делает, была верной. Только вместо картин он назвал их ‘кадрами’.
Я счёл это глупостью. Рама держит картину. Она не была картиной сама по себе.
Я без сил опустился на роскошный диван. Я наблюдал, как один из угольков вылетел из искусственного огня, прослеживая его путь по светящемуся экрану.
Торен вошёл из кухни с парой тех самых металлических банок в руках. По этикетке я узнал в них тот странный, шипучий напиток, который он дал мне однажды.
Одна из банок, очерченная белым телекинезом Торена, подлетела ко мне. Я долго смотрел на неё, внутри меня бушевала тихая война — брать ли предложенный напиток. Сам Торен сел на соседний кожаный диван и с шипением открыл свою банку.
В конце концов я сдался и взял холодный напиток. В то время как Торен практически залпом осушил свою ванильную колу, словно алкоголик, мне приходилось делать более размеренные глотки. Ощущение пузырьков во рту было слишком странным, чтобы пить так же, как мой друг.
«Какой смысл в этом огне?» — спросил я, постукивая пальцем по банке. — «Конечно, он излучает свет, но вон те артефакты над головой делают то же самое». Я до сих пор не совсем понимал, как они работают. В них не было маны. Вероятно, они работали на электричестве, как те наушники раньше. «И от него совсем нет тепла. Просто плоский экран».
Торен скомкал пустую банку в руке, а затем небрежным жестом бросил её в мусорную корзину через всю комнату. Именно он включил эту странную движущуюся картину огня после того, как мы похоронили древнего мага, используя тёмную палочку, которая позволяла ему менять то, что отображалось на ‘ти ви’. Он ориентировался в этом месте как в родном, но мне всё казалось таким чужим.
Мой друг на мгновение задумался, а затем протянул ладонь. На ней затрепетал огонёк.
«В Алакрии есть поместья, где всё отапливается артефактами, а не очагом», — начал он. — «Огонь — странная штука. Многие считают его орудием разрушения. Но в той же, если не в большей степени, он — инструмент жизни в её чистейшей форме. Не говори мне, что ты время от времени не скучаешь по очагу?»
Я стиснул зубы, глядя на эту мерцающую пародию на огонь. «Но он никогда не будет излучать настоящее тепло», — сказал я, и дыхание сперло в груди. — «Он будет пытаться и пытаться быть огнём. Но он в принципе не может им быть. Он будет продолжать трещать, шипеть, как пламя. Но он никогда не достигнет этой цели. Это бессмысленно. Пусто».
Торен медленно повернулся ко мне, его светло-оранжевые глаза вглядывались в мои. Я почувствовал, как напрягся, словно кот, когда он посмотрел на меня насквозь, не так, как джинн, чью смерть я видел.
«Думаешь, эмоции, которые создаёт это искусственное пламя, тоже бессмысленны?» — спросил странный Нападающий. — «Что от него нельзя ничего получить? Тот, кто не может зажечь огонь, всё равно может почувствовать себя так, словно сидит у очага».
Я фыркнул, скрестив руки на груди. «Но он никогда не станет тем, чем должен быть», — выпалил я. — «Тогда и это капля утешения бессмысленна, не так ли? Это ложь. Маска, скрывающая пустоту».
Торен молчал. «Дело не в огне, не так ли?» — сказал он. — «Дело в том, что сказал джинн. О твоей работе с эфиром. О том, что твои методы были ошибочными и безрезультатными».
Я зашипел и вскочил на ноги. «А тебе-то откуда знать?» — рявкнул я. Огонь вспыхнул у меня в животе, гораздо более реальный, чем в этой проклятой коробке. — «Ты довольствовался тем, что слонялся по своему городишке, ведя проигрышную битву. Годами я был в большом мире, пытаясь найти что-то, чтобы изменить свою ситуацию! Что ты знаешь о моей работе с эфиром?»
Торен посмотрел на меня снизу вверх, и в его лице промелькнула скорбь. Он окинул взглядом комнату, пока я стоял напряжённый, и что-то неуловимое промелькнуло в его взгляде. «Я знаю, каково это, когда у тебя есть мечты и цели, которым никогда не суждено сбыться», — торжественно сказал он. — «И твои поиски в области эфира не были бессмысленными, Севрен. Ты нашёл меня. Ты нашёл джинна, последнего, кто жил в этих Гробницах. Возможно, один путь закрыт. Но у тебя есть другой, не так ли?»
Я немного сник, думая о странной фиолетовой руне, которую джинн запечатлел на моей груди. У меня не было возможности её проверить, но часть меня и не хотела. Один из самих древних магов сказал мне, что вся моя методология неверна. Как я мог это вообще изменить?
Я так долго полагался на свою регалию, Всепоглощающую Цель, чтобы получать подсказки о том, как влиять на эфир. И хотя я никогда не манипулировал самой тканью вселенной напрямую, я находил обходные пути. Я использовал то, что уже существовало в природе, находя новые и интересные способы переприменения этих функций. И я так далеко зашёл. Мне даже удалось выследить кого-то в Реликтовых Гробницах.
Это не могло быть всё напрасно. Джинн был неправ, в чём-то. Где-то.
Я потрогал руну на груди маной. Я почувствовал реакцию, но не мог сказать, что она делает. К тому же, это действие было в лучшем случае нерешительным. У меня не было сил, чтобы действительно довести дело до конца.
Затем заговорил Торен. «Джинн также сказал, что реликвия, которую ты носишь, поможет нам обоим», — сказал он, очевидно, пытаясь отвлечь меня от долгих раздумий. — «Может быть, это даст тебе подсказку, с чего начать?»
Я вздохнул и порылся в своём пространственном кольце. Инквизиторы — артефакты, используемые для обнаружения реликвий у восходящих, когда они покидают Гробницы — могли ощущать их эфир лишь в течение короткого времени после этого. Из своих тестов я узнал, что сигнатура, на которую они настраивались, ослабевала, когда артефакт находился вне Реликтовых Гробниц в течение длительного периода времени. Таким образом, я испытывал гораздо меньше беспокойства, таская его с собой.
Знакомый вес лёг мне в руку. На меня смотрела маленькая, стилизованная брошь. Она была тусклого бронзового цвета, а её пучки были сделаны из искусно вырезанного металла. Она была похожа на одно-единственное перо. Металлическая работа была настолько реалистичной, что единственным, что выдавало в ней не настоящее перо, был необычный цвет.
По привычке я попытался потрогать странный металл своей маной. Видимой реакции, конечно, не было. Никогда не было. Я бы даже не понял, что этот артефакт особенный, без моего компаса, обнаруживающего эфир.
Который теперь тоже был уничтожен.
Торен тут же оживился, когда я достал реликвию, его глаза были пристально на ней сосредоточены. Его брови странно нахмурились, как это иногда бывало, словно его мысли были где-то в другом месте, но в то же время и здесь.
«Эта реликвия», — медленно произнёс он. — «У неё есть пульс. Я его слабо слышу». Мой странный друг, казалось, сдерживался, чтобы не потянуться к реликвии.
«Что значит, ты его слышишь?» — спросил я.
«У каждого человека внутри есть частичка эфира, которая привязывает его душу к телу», — сказал Торен. — «Именно её твой маленький компас смог отследить во мне. И у меня есть уникальный способ ощущать этот эфир: через звук».
Я посмотрел на брошь в виде пера. «Ты хочешь сказать, у этой штуки есть душа?» — спросил я, поднося её ближе.
«Не думаю», — ответил Торен, подходя ближе. — «То, как я взаимодействовал с тем порталом эфира в зоне нежити? Я услышал сердцебиение изнутри и по нему определил, где нужно взаимодействовать. И я не думаю, что у того портала была душа». Мой друг сделал паузу. «По крайней мере, я на это надеюсь. Но суть в том, что можно иметь эту уникальную эфирную сигнатуру без души, к которой она была бы привязана».
Я вынес эту реликвию из Гробниц несколько месяцев назад, и Торен был единственным человеком, которому я об этом рассказал. Шансы быть донесённым Косе или даже одному из Владык были слишком высоки. Одна ошибка, и вся моя семья будет сожжена дотла. Все, кого я знал и любил, превратятся в пепел на ветру.
Но Торен был в чём-то похож на меня. Я не знал, где он нашёл того призрачного асуру, и каковы были их отношения. Я не знал, как он наткнулся на эту другую землю, где напитки были шипучими, а коробки имитировали огонь. Но мы знали, что наши пути полны опасностей.
У меня были свои секреты. У каждого они были, и часть меня презирала сам этот факт. Если бы все были честны, то не было бы нужды в тайной политике плаща и кинжала и скрытых сообщениях.
Но секреты Торена превосходили даже мои. Я не хотел привлекать к нему слишком много внимания со стороны своей семьи, поэтому не использовал их информационные сети, чтобы раскопать его прошлое. Однако я знал, что Торен Даен был талантливым магом, который потерял брата в стычке с одной из местных Кровей Фиакры.
Несколько месяцев спустя Торен сжёг их поместье дотла, уничтожив род тех, кто напал на его брата, одним махом.
Я это понимал. Если бы кто-нибудь причинил вред Каэре, я бы тоже ничего не оставил от их жизней.
Но это оставляло так много дыр. Где он встретил свою странную, призрачную Связь? Когда он посетил эту странную другую землю, о которой говорил? И к чему, во имя Верховного Владыки, он на самом деле стремился? Он был шкатулкой с запертыми секретами, которую я только начал разгадывать. Которую я хотел разгадать.
Но эти вопросы могли подождать. Сейчас я знал, что могу доверить ему этот свой самый глубокий секрет.
Я позволил реликвии упасть ему в руки, внимательно наблюдая за какой-либо реакцией. Мне не удавалось вызвать от неё никаких эффектов с тех пор, как я её нашёл, но Торен был другим. Этот молодой человек воздействовал на эфир напрямую и явно. Может быть…
Торен пристально сосредоточился на маленьком кусочке бронзового металла. Я уже собирался спросить, что он собирается делать, как его руки засветились цветом закатного неба. Те же искусства Вивиума, которые он демонстрировал в конце зоны нежити, вспыхнули между его ладонями, где он держал перо.
Моё сердце забилось чаще, когда я увидел, как маленькая реликвия поглощает свет. На висках выступили капли пота, я нервно отбивал ритм по бедру. Это была куда большая реакция, чем я когда-либо добивался.
«Что именно ты делаешь?» — тихо спросил я, надеясь понять, что происходит. Джинн утверждал, что мои методы ошибочны. Поэтому мне нужно было понять, что действительно работает. — «Я вижу тот странный свет, который ты используешь для исцеления, но ничего не чувствую».
«У каждого есть немного жизненной силы. Огонь сердца. Привязь души. Как хочешь называй. Но мы также производим небольшой избыток». — Торен тихо выдохнул, не сводя глаз с маленькой реликвии. Она впитывала свет, поглощая его, как губка воду. — «Я могу напрямую манипулировать своей жизненной силой, и я направляю этот избыток в эту реликвию. Кажется, она всё время хочет…»
Затем маленькое перо начало светиться докрасна. Торен с удивлённым криком уронил реликвию, и она, дымясь, прожгла дыру в ковре. На мгновение он наклонился, чтобы снова поднять её, его мана-барьер вспыхнул. Затем он замер, на его лице отразились шок и страх.
«Аврора?!» — позвал Торен, внезапно совершенно забыв о реликвии, хотя она уже начала поджигать окружающий ковёр. — «Аврора, что случилось? Я тебя больше не слышу! Ты в безопасности?!»
Я бросился к Торену, схватил его за руку и оттащил от пера. Я вложил в это движение немного усиленной маной силы, и Торен, казалось, даже не понял, что я его тащу, его взгляд был отстранённым.
Одна из вещей, которые я усвоил очень рано в своих экспериментах, — когда что-то начинает светиться, это значит, что оно вот-вот взорвётся. ‘Я должен был этого ожидать’, — укорил я себя. — ‘Никаких тестов! Никакой безопасной среды! Никаких показателей для обеспечения безопасности!’ Я отпрыгнул к краю комнаты, укрывшись за одним из диванов. Торен, совершенно дезориентированный по какой-то причине, споткнулся рядом со мной.
«Готовься к удару», — сказал я, утяжеляя своё тело с помощью своей регалии, Диктата Массы, чтобы не быть снесённым взрывной волной. Тёмный оттенок покрыл моё тело. Пол заскрипел под возросшим давлением.
‘Обычно ты гораздо лучше держишься на ногах, Торен’, — подумал я сквозь стиснутые зубы, готовясь к взрыву. — ‘Если бы мне не пришлось заботиться о твоей жалкой заднице, я бы выпрыгнул в окно!’
Я приготовился к удару. Прошло три секунды. Затем пять. Затем десять.
Я осторожно выглянул из-за края дивана, посмотрев туда, где было перо.
И замер. Оно выглядело как расплавленный металл, пульсируя и растягиваясь, удлиняясь в нескольких направлениях. Оно бурлило, как чаша с водой, невероятным образом увеличиваясь в размерах, вспыхивая яркими цветами в определённом порядке. Оно вспыхивало… как… как сердцебиение. Мне показалось, я увидел начало какой-то конечности, тонкой и жёсткой. И ещё несколько перьев, все из того же странного металла. Я смотрел с отвисшей челюстью, как происходит эта странная трансформация.
Но Торен больше не был так спокоен. Он промчался мимо меня, загораживая мне обзор, и практически прыгнул на маленькую конструкцию. Торен опустился на колени, подхватив всё ещё раскалённый металл в руки.
Я молча подошёл к нему и посмотрел на его ладони.
Маленькая, заводная певчая птичка ковыляла по пальцам Торена, всё ещё слабо светясь красным. Её перья были заточенными лезвиями, каждое того же хромово-бронзового оттенка. Шестерёнки жужжали и щёлкали вдоль её пластинчатого тела, маленькие клапаны на спине выпускали фиолетово-оранжевый туман. Её клюв был более светлого цвета, металл казался менее потускневшим, чем в других местах.
Я вспомнил старую заводную игрушку, которую мне подарили в детстве, много лет назад. Это была птичка, не похожая на ту, что я видел перед собой. Я заводил маленький шпиндель на её спине, а затем отпускал. Игрушка прыгала сама по себе, как воробей, пока сжатое напряжение наконец не иссякало.
Но это не было похоже на игрушку. В её дизайне была элегантность, которая намекала на изысканную работу, стилизованные изгибы металла были возможны только от руки мастера. Крошечные перья, каждое — осколок металла само по себе, украшали её брюшко. Свет цвета восходящего солнца пробивался между шестерёнками.
Но глаза. Именно глаза были мне наиболее знакомы. Ибо вместо стеклянной бусины или простой звёздочки, наружу смотрели два бурлящих пятнышка плазмы. Два сгущённых солнца освещали мир изнутри этой маленькой заводной птички.
«Аврора?» — осторожно произнёс Торен. Реликвия в его руках — которая каким-то образом превратилась в нечто похожее на воробья, сделанного из переплетающихся металлических шестерёнок, осколков и пластин — в ответ выдохнула облачко оранжево-фиолетового света.
Тело Торена внезапно расслабилось, когда он посмотрел в сторону, вглядываясь во что-то, чего я не мог видеть. Он улыбнулся, и тот странный взгляд появился в его глазах.
‘Не слишком отличающийся от взгляда близнецов Фрост, когда они разговаривали по своей телепатической связи. Он разговаривает со своей Связью?’ — рассеянно подумал я. Асура, которая привязалась к Торену, была видна мне лишь в течение короткого периода, когда мы общались с джинном, и у меня не было времени расспросить её о чём-либо, связанном с эфиром. Я предположил, что она просто снова стала призраком.
«Ах», — произнёс глубокий, мелодичный голос. — «Аааах», — продолжил он, повышаясь в тоне и почти напевая.
Моё внимание переключилось с золотоволосого Нападающего на маленькую заводную птичку в его руках. Она пыталась подняться на ноги, одновременно издавая эти странные пробные звуки. Её крошечные металлические суставы двигались и менялись.
Я подошёл и опустился на колени, чтобы посмотреть на реликвию. Она говорила! Была ли она каким-то проводником к джинну? Или, может быть, внутри было записанное сообщение?
«Это тело странное», — сказала птица, наконец сумев встать на свои маленькие ножки. — «Но это не менее чудесно, Контрактор», — продолжила она, ковыляя, чтобы посмотреть на поражённого Торена. Её крылья издавали звук, похожий на заточку ножей, когда они скользили друг по другу. Изнутри рамы раздавались щелчки. — «Я никогда не думала, что снова обрету физическую форму».
Закладка