Глава 471. Они связаны •
Странный, ослепительно белый свет, подобный огромному шару, обрушился на мир, заполнив собой все вокруг.
Фигуры за пределами церкви были поглощены этим светом, а затем и сам Лу Ли, сидящий в исповедальне, – тот, кто не должен был существовать в этом пространстве.
Лу Ли прищурился, но свет не резал глаза. Исповедальня исчезла из виду, и Лу Ли, все еще сидящий на деревянном стуле, оказался в бескрайнем белом мире.
Перед его глазами разворачивались отрывочные сцены.
Лу Ли мог ясно видеть лица каждого человека и то, что с ними происходило.
Оливия Кикен, выглядевшая как пятидесятилетняя старуха, с печалью вышла из деревянной хижины, наполненной кашлем ее сына, и вошла в церковь. Получив наставление от размытой фигуры в исповедальне, она вышла на широкую улицу и погибла под колесами роскошной кареты виконта Ливайса. Ее безжизненное тело с открытыми, полными немого укора глазами, отражало в себе весь мир.
...
Грин Пирс, с уродливым шрамом, тянущимся от переносицы до уголка рта, был непривлекательным мужчиной, а его дочь была так красива, словно не его родная.
Но это было неважно. Важно было то, что, увидев, как его дочь затаскивают в переулок местные хулиганы, разъяренный Грин Пирс схватил топор и бросился на помощь, обрушивая удары на обидчиков.
Когда гнев утих, лишь двое из хулиганов еще могли стонать от боли. Грин Пирс, схватив дочь за руку, убежал домой, а затем, полный тревоги, отправился в церковь, искать прощения у Бога. Размытый силуэт в исповедальне предложил ему путь искупления, но прежде чем он смог что-либо сделать, члены банды нашли Грина и обезглавили его.
Катящаяся голова моргнула, и все остановилось на глазах, полных жажды жизни.
...
Девушка с веснушками на щеках и здоровым цветом лица бежала по улице, крепко прижимая к себе что-то, а за ней с криками гнались хулиганы. Ловко лавируя в толпе, она взобралась на крышу дома, используя деревянный ящик у стены, и скрылась в другом квартале. Она не заметила, как хулиганы, заметив другую девушку, похожую на нее, затащили ее в переулок.
Девушка же добралась до своей улицы с текущими сточными водами, постучала в деревянную дверь хижины, и, не дождавшись ответа, вошла внутрь. В хижине раздавался только кашель. Девушка достала из-под одежды сверток – несколько серебряных украшений.
Положив украшения, она с нежностью погладила по голове кашляющего мальчика и выскользнула из дома.
— Она здесь! – раздался крик неподалеку. Несколько хулиганов указали на девушку.
Испугавшись, девушка бросилась бежать и оказалась у церкви. Когда она взмолилась о помощи у исповедальни, из отверстия выпали два свернутых листка бумаги.
Успев лишь мельком взглянуть на них, девушка выбежала из церкви и спряталась за углом. Когда хулиганы ворвались в церковь, она воспользовалась моментом и убежала. Проходя по улице, она вдруг остановилась, пораженно глядя на безжизненное тело под каретой.
Хулиганы снова заметили ее и схватили потерявшую самообладание девушку, утащив в свое логово.
Встретившись со злобным взглядом главаря, девушка, под насмешки его подручных, была затолкнута в подвал. Она знала, что ее ждет. Когда дверь захлопнулась, ее глаза наполнились безысходностью.
...
— Ты, обманщик, посмел явиться в мой дом, предстать передо мной! – гневно воскликнула баронесса Ливайс, обращаясь к пожилому священнику с потухшим взглядом. Она даже не стала слушать, зачем он пришел, и сразу же приказала страже отвести его в темницу.
— Что случилось, отец? – раздался из комнаты голос девушки.
— Этот лживый священник посмел прийти в мой дом! – в ярости ответила баронесса Ливайс.
...
Простодушный, с виду безобидный Джон Питерс, прижал к земле бьющуюся дикую кошку. Острый кончик ножа, сделанного из жестяной банки, уперся в живот кричащего животного.
— Что ты делаешь? – раздался сзади мягкий голос. Джон Питерс, в глазах которого мелькнула жестокость, обернулся и застыл, увидев лицо девушки, — не твое дело.
Нескрываемый, оценивающий взгляд заставил девушку в инвалидной коляске нахмурить отсутствующие брови, но ее больше волновала бедная кошка: — Так нельзя. Ты не должен причинять боль невинному существу.
Голос девушки, подобный музыке, заставил Джона Питерса послушаться. Он отпустил кошку.
Это было не самое лучшее первое знакомство, но оба молодых человека, редко общавшиеся с другими людьми, остались довольны. Девушка, казалось, забыла о жестокости, которую только что проявил Джон Питерс. Джон же не обращал внимания на ее уродство и увечья, словно его глаза видели сквозь внешнюю оболочку, проникая в душу, будь то грязную или чистую.
Казалось, он влюбился в нее.
Джон Питерс хотел сделать что-то для девушки. Он спустился в подвал и открыл странную книгу в кожаном переплете. Затем, подобно злому алхимику, он начал собирать человеческие органы, раскладывая их в подвале в причудливые фигуры, словно пытаясь призвать нечто, но безуспешно.
С ростом числа жертв, росла и паника среди горожан, полиция усилила расследование, и Джон Питерс понял, что скоро они выйдут на его след.
В его мыслях оставался только образ девушки. Джон придумал, как снять с себя подозрения. Он пришел в церковь и в исповедальне рассказал размытой фигуре о своих преступлениях, переложив вину на своего брата.
Когда Ола арестовали, Джон, чувствуя приближение успеха, поджег церковь на закате.
— Прости… Но я должен был это сделать. Ты не бог, ты не можешь спасти нас, не можешь спасти даже себя…
Стоя перед пылающей церковью, Джон бросил факел. В его глазах, отражающих пламя, читались жестокость и жалость.
...
Ола Питерса было трудно отличить от его брата. Ол надеялся, что Джон раскается, но, видя, как тот продолжает совершать преступления, Ол больше не мог смотреть, как гибнут невинные люди. В то же время, он не хотел отправлять любимого брата на виселицу.
В отчаянии он пришел в церковь, ища помощи у фигуры в исповедальне.
Получив ответ, Ол, казалось, принял решение спасти брата от падения в бездну.
Но тут у церкви появилась полиция.
Прочитав записку, Ол Питерс понял, что Джон подставил его, и вдруг почувствовал облегчение.
Он не мог вынести мысли о том, что его брата повесят. Он предпочел бы умереть сам.
Поэтому Ол Питерс без сопротивления сдался полиции. Он хотел умереть вместо брата, искупить его грехи.
В его глазах читались вина и сожаление.
...
Видения постепенно растворились в белом пространстве, но чего-то не хватало.
Не хватало последней сцены, последнего верующего – того, что случилось с девушкой.