Глава 2151 - Наказание Опустошительным Пожиранием (Часть 2) •
Ветер над Раем на вершине облаков становился всё холоднее, начиная даже пронизывать до костей.
Кровавая пена, обильно стекающая из уголков губ Юнь Чэ, уже превратилась в кровавый поток. Никто не знал… и, возможно, никто не осмеливался подумать, насколько душевная боль, которую испытывал Юнь Чэ, превосходила телесную.
Словно бесконечные свирепые злые духи рычали и бились в его душевном море, пронзительно визжа. Они жестоко разрывали его душу когтями, жгли его волю и веру огнём обиды. Такая душевная пытка, применённая к обычному Божественному Мастеру, могла бы полностью сломить его за одно мгновение… не говоря уже о наложении телесной пытки, не говоря уже о целых двухстах вдохах.
«Юнь Чэ, сосредоточься и слушай мой голос, ты должен защищать своё сознание! Юнь Чэ!» — голос Ли Суо звучал с несвойственной ему тревогой, она, подобно Мэн Кунчаню извне, непрестанно звала его, единственным доступным способом пытаясь удержать душу Юнь Чэ, словно одинокую лодку в бушующем море.
В ответ на её испуганные крики в душевном море раздался искажённый хриплый рёв: «Заткнись… Я что, по-твоему, совсем хрупкий?!»
Голос Ли Суо постепенно затих.
Но в бушующем, готовом разорваться душевном море всё ещё звучал голос Юнь Чэ: «Как эта боль может сравниться с опустошением от падения Голубой Полярной Звезды, с трагедией полной потери надежды…»
«Как эта боль может сравниться с надвигающейся гибелью моей родины и погребением мириад душ…»
«Как эта боль может сравниться с тяжестью судьбы, что лежит на мне…»
«Я — Император Юнь Царства Богов, пришедший, чтобы низвергнуть Бездну, несущий на себе безопасность родной земли и мириад населяющих её душ… Ничтожное Наказание Опустошительным Пожиранием… Ничтожная боль тела и души… Разве смеют они сломить меня… Разве смеют заставить меня покориться?!»
«Какая… же… всё это… шутка!»
Прошло много времени, прежде чем Ли Суо снова заговорила… уже без прежней поспешности и тревоги, даже нежнее, чем обычно: «Хорошо, я буду спокойно наблюдать за тобой, как ты безопасно преодолеешь эту… незначительную неудачу на своём пути в Бездне.»
Пятьдесят вдохов… шестьдесят… семьдесят… Время текло пугающе медленно, каждый мог ясно слышать звук биения собственного сердца… но так и не услышал ни единого стона от Юнь Чэ.
Фаланги пальцев обеих рук Юнь Чэ уже обнажились, на ладонях зияли глубокие кровавые раны, повсюду была кровь, даже испарения пота вокруг его тела превратились в ужасающую кровавую дымку.
Наказание Опустошительным Пожиранием, согласно записям, является крайней формой пытки, которая разрушает саму «сущность» существования. Всё, что существует в его теле и душе, каждая мельчайшая часть, была подвергнута самому жестокому опустошительному пожиранию.
Мышцы по всему его телу бешено вздымались и извивались, вены вздулись, словно агонизирующие драконы… но его плотно сжатые губы так и не издали ни звука покорности, и как бы ни страдало и ни трепетало его тело, его позвоночник всегда гордо выпрямлялся.
Он был словно зимняя сосна в адском пламени, которую невозможно ни сжечь, ни раздавить.
Восемьдесят вдохов… девяносто… Мэн Кунчань уже перестал звать, он смотрел на Юнь Чэ в оцепенении, позволяя слезам Божественного Владыки снова и снова затуманивать его глаза. Такая воля, такая гордость… это его сын, сын Мэн Кунчаня!
Перед глазами Хуа Цинъин промелькнула лёгкая тень, и она невольно подобрала её… и только тогда обнаружила, что это был её же собственный тёмный волос, который она сама неизвестно когда вырвала.
Хуа Цайли не прекращала дрожать ни на мгновение, а её сердце, казалось, было испещрено бесчисленными трещинами… И будто услышав её тихие рыдания, Юнь Чэ в этот момент, под ошеломлёнными взглядами всех присутствующих, медленно открыл глаза. Его взгляд беззвучно встретился с взглядом Хуа Цайли. В этот момент белки его глаз были покрыты ужасающими кровяными прожилками, виски бешено пульсировали, черты лица судорожно искажались каждое мгновение… Его вид был страшнее, чем даже у самого свирепого злого духа. Но в этот момент в глазах Хуа Цайли всё великолепие мужчин мира меркло в сравнении с присутствием Юнь Чэ.
— Цай… Ли…
Его губы задрожали, и он издал невероятно хриплый и скрипучий, но достаточно разборчивый голос.
— Не… бойся…
— Мне… совсем… не… больно…
Он улыбнулся… Искривлённые уголки его губ были окрашены кровавыми следами от сломанных корней зубов, которые, смешиваясь со слюной и кровавой пеной, извилисто стекали вниз. Несмотря на такую зловещую ужасающую картину, в глубине его глаз таилась нежность, от которой душа Хуа Цайли содрогнулась. Встретившись с его взглядом, Хуа Цайли тоже тихо улыбнулась… но в тот же миг разрыдалась, словно проливным дождём.
— Брат Юнь, смотри на меня… слушай мой голос…
Хуа Цайли смотрела в его налитые кровью глаза, и её рыдающий голос эхом разносился по Раю на вершине облаков, гремя в ушах и душах всех присутствующих: — Сегодняшняя боль — это то, что ты самонадеянно взвалил на себя ради меня… Я буду… усердно тренироваться… Я стану такой же сильной, как тётя и Божественный Отец, и как можно скорее… после сегодняшнего дня… все трудности… преграды… и боль… возьму на себя!
Это были не нежные любовные признания юной девушки, сказанные наедине, а безжалостная клятва, произнесённая здесь, на высочайшей Чистой Земле, перед Юнь Чэ, и более того, в присутствии Императора Бездны и шести божественных царств, с небом и землёй в свидетелях, и всем миром в очевидцах, — клятва, которую нельзя нарушить. Юнь Чэ, в одиночку принимающий наказание, и Хуа Цайли, произносящая клятву… В этот момент никто из присутствующих не остался равнодушным.
Им следовало бы смеяться над Юнь Чэ и Хуа Цайли, не знающими небесной высоты и земной толщи, презирать их за нарушение помолвки, «измену чувствам» и бесстыдную связь, сожалеть, что Юнь Чэ, обладая потрясающим талантом, сам ищет гибельный путь… Но сейчас они невольно начали чувствовать… что, возможно, помолвка, дарованная Императором Бездны, действительно была ошибочной. Юнь Чэ и Хуа Цайли — один, обладая силой Божественного Мастера, победил врага уровня Божественного Вымирания, что можно назвать потрясающим; другая — с талантом на Пути Меча, потрясающим старшее поколение и ослепляющим молодое, вызвала восхищение самого Императора Бездны. Они — единственные в современности обладатели совершенной божественности, первая в истории Бездны пара небесных звёзд, ниспосланных свыше, и оба — потомки Божественных Владык… Всё в них казалось признаками союза, заключённого на Небесах.
Император Бездны молча наблюдал, не проронив ни слова с самого начала Наказания Опустошительным Пожиранием, лёгкое божественное сияние, окутывающее его, словно заморозило время. Никто не знал, что его зрение было окутано густой дымкой.
Сто десять вдохов… сто двадцать… Со стороны Божественного Царства Безграничности Дянь Лохоу глубоко нахмурился и уже давно не произносил ни слова… Он и с самого начала не злорадствовал, не смеялся, не ругал и не насмехался, сохраняя лишь глубокую сосредоточенность.
Выражение лица Дяня Цзючжи постоянно менялось: жалость, потрясение, потерянность… И вот сейчас, стоило ему услышать проникающие в душу тихие слова Хуа Цайли, уголки его губ дрогнули, и он слабо улыбнулся.
Кто-то готов так к тебе относиться… Кто-то заставляет тебя быть готовой так к нему относиться… Цайли, поздравляю, ты нашла для себя самого лучшего человека. Я искренне рад за тебя… и за себя. В оставшейся жизни тебе больше не нужны мои ожидание и защита. И всё, что я ещё могу сделать, — это постепенно утихомирить гнев Божественного Отца и укрыть тебя от бурь за пределами твоего счастья.
Рядом с ним Дянь Саньсы всё это время стоял как вкопанный, прежнее безумие и злорадство уже рассеялись, осталась лишь всё более нарастающая растерянность.
В далёком небе, неизвестно когда, появилась красная фигура, наблюдающая издалека за всем происходящим в Раю на вершине облаков. На ней были длинные одежды, красные как огонь, а с плеч её ниспадали седые волосы. Сильные культиваторы не должны были бояться течения времени, но время, казалось, обрушило на неё всю свою жестокость, сделав её лицо морщинистым, как сухое дерево, а пару глаз, что в юности могла покорить мириады душ, тусклыми и мутными в глубокого запавших глазницах.
— В этом мире существует мужчина с такой волей и такой глубокой преданностью… кх… кх-кх! — её охватил сильный кашель, который долго не прекращался.
Божественная Служанка Сушан, стоявшая рядом, протянула руку и нежно похлопала её по спине: — Хозяйка, ваш недуг ещё не утих, раз уж вы посмотрели, пора возвращаться.
— Хорошо, — она не сопротивлялась, но последний её взгляд был обращён к Императору Бездны и надолго на нём задержался. — Он… столкнувшись с этой сценой, должно быть, глубоко тронут душой.
Сушан, поддерживая женщину в красном, бесшумно удалилась, словно их и не было.
В этот момент в Раю на вершине облаков стояла зловещая тишина, слышен был лишь звук падающих капель крови и пота Юнь Чэ.
Все взгляды были прикованы к Юнь Чэ, в сердцах безмолвно отсчитывая течение времени. Сто шестьдесят вдохов… сто семьдесят…
— Имея такого сына, чего ещё можно желать в этой жизни… — тихо пробормотал Божественный Владыка Ци Хэн. А у стоящего рядом с ним Пань Бучжо и след простыл от прежнего презрительного смеха, сейчас его взгляд, обращённый к Юнь Чэ, полнился невиданным прежде чувством ничтожности. Все прежние злые мысли, злые слова… даже зависть — всё это делало его таким жалким и смешным.
Сто восемьдесят вдохов… сто девяносто!
Внезапно раздался пронзительный крик:
— Нелепость! Нелепость!
— Мужчины — самые лицемерные и низкие твари в этом мире! Как может мужчина ради женщины дойти до такого… Ложь… всего лишь грязная наигранность, лицемерная ложь! Ложь… Ложь!
Божественная Владычица У Мин, долгое время хранившая молчание, внезапно словно обезумела, её чёрный паланкин был пронзён её вышедшим из-под контроля голосом, словно бурным потоком, бешено метая чёрные занавеси. Последовала череда криков: большинство женщин Вечной Ночи вокруг паланкина были сбиты с ног, в агонии зажимая уши.
— Нет… Как в этом мире может существовать такой мужчина! Не может быть… Не может! Всё это — лживый обман… Лживый… Обман… Обман!
— А-ха-ха-ха-ха-ха!
Со звоном разбитый паланкин внезапно взмыл в небо, унося с собой Шэнь У Янье, чьи эмоции внезапно пошатнулись, прочь от Рая на вершине облаков, неизвестно куда.
— Божественная Владычица! — вскрикнула Шэнь У Юлуань, она тут же схватила запястье Шэнь У И и, взяв остальных, стремительно бросилась в погоню.
В мгновение перед прыжком с Рая на вершине облаков Шэнь У И по непонятной причине обернулась… её последний взгляд, словно ведомый незримой силой, упал на тело Юнь Чэ, в глазах мелькнула сложная, необъяснимая волна, после чего она исчезла в облаках.
Двести вдохов!
Великий Божественный Чиновник резко отвёл руку, и тысячи жёлтых лучей глубокой энергии отлетели от тела Юнь Чэ… Его божественные очи были по-прежнему прикованы к Юнь Чэ, а в сердце бушевали волны, каких не было и за миллионы лет. Он задавался вопросом: если даже его собственное тело никак не могло бы вынести этого наказания от начала до конца без единого звука, как это сделал Юнь Чэ? Что же это за воля, что за вера…
— Юань`эр!
— Брат Юань!
— Божественный Сын Юань!!!
— Старший Брат Юнь!
……
Боль отступила, словно морская волна, в ушах поднялся хаос голосов, и каждый звук был тревожнее предыдущего. Расслабленный духом Юнь Чэ, чья верхняя часть тела всё это время гордо стояла во время Наказания Опустошительным Пожиранием, больше не чувствовал ничего и беспомощно откинулся назад, неожиданно упав в мягкие объятия.
Мэн Кунчань мягко обнял его тело, его одежда мгновенно пропиталась кровью… Этот Божественный Владыка У Мэн, ведущий Божественное Царство Плетения Снов уже десять тысяч лет, сейчас был настолько растерян, что его руки, способные разрушать небеса и сокрушать горы, не смели приложить ни капли силы. Он просто оцепенело присел на корточки, долгое время не решаясь пошевелиться.
Среди множества голосов Юнь Че открыл глаза, но лишь спустя долгое время его взгляд смог уловить смутные образы.
Он скривил губы почти в торжественной ухмылке: — Видите… Наказание Опустошительным Пожиранием… всего лишь… пустяк…
Хуа Цайли прижалась головой к его груди, уже не в силах рыдать. Её сжатый кулак хотел сильно ударить его, но так и не смог опуститься.
Хуа Цинъин перевела взгляд и сказала Хуа Фучэню: — Ну как? Мужчина, которого выбрала Цайли, намного лучше того, кого выбрал ей ты.
Хуа Фучэнь усмехнулся: — Этот парень… слишком беспокойный.
Но даже после этих слов улыбка в уголках его губ не рассеялась.
Никто и не знал, что всегда спокойный и невозмутимый Император Бездны только сейчас смог вернуть взгляд к сосредоточенности.
Он повернулся спиной и равнодушно произнёс: — Теперь, когда наказание свершилось, помолвка между Хуа Цайли и Дянем Цзючжи расторгнута.
Юнь Чэ с трудом повернул голову в сторону Императора Бездны: — Благодарю… Императора Бездны… за… оказанную милость…
С этими последними словами он больше не мог держаться, и его сознание полностью погрузилось во тьму.
Дянь Лохоу внезапно развернулся и резко крикнул: — Пошли!
Никто из Безграничности не издал ни звука, молча последовав за Дянем Лохоу. Хуа Фучэнь резко шагнул вперёд, но тут же был остановлен Хуа Цинъин.
— Сейчас он в ярости и не услышит ни слова… Поговорите позже.
Хуа Фучэнь помолчал мгновение, в конце концов убрал ногу и затем тяжело вздохнул.
Кровавая пена, обильно стекающая из уголков губ Юнь Чэ, уже превратилась в кровавый поток. Никто не знал… и, возможно, никто не осмеливался подумать, насколько душевная боль, которую испытывал Юнь Чэ, превосходила телесную.
Словно бесконечные свирепые злые духи рычали и бились в его душевном море, пронзительно визжа. Они жестоко разрывали его душу когтями, жгли его волю и веру огнём обиды. Такая душевная пытка, применённая к обычному Божественному Мастеру, могла бы полностью сломить его за одно мгновение… не говоря уже о наложении телесной пытки, не говоря уже о целых двухстах вдохах.
«Юнь Чэ, сосредоточься и слушай мой голос, ты должен защищать своё сознание! Юнь Чэ!» — голос Ли Суо звучал с несвойственной ему тревогой, она, подобно Мэн Кунчаню извне, непрестанно звала его, единственным доступным способом пытаясь удержать душу Юнь Чэ, словно одинокую лодку в бушующем море.
В ответ на её испуганные крики в душевном море раздался искажённый хриплый рёв: «Заткнись… Я что, по-твоему, совсем хрупкий?!»
Голос Ли Суо постепенно затих.
Но в бушующем, готовом разорваться душевном море всё ещё звучал голос Юнь Чэ: «Как эта боль может сравниться с опустошением от падения Голубой Полярной Звезды, с трагедией полной потери надежды…»
«Как эта боль может сравниться с надвигающейся гибелью моей родины и погребением мириад душ…»
«Как эта боль может сравниться с тяжестью судьбы, что лежит на мне…»
«Я — Император Юнь Царства Богов, пришедший, чтобы низвергнуть Бездну, несущий на себе безопасность родной земли и мириад населяющих её душ… Ничтожное Наказание Опустошительным Пожиранием… Ничтожная боль тела и души… Разве смеют они сломить меня… Разве смеют заставить меня покориться?!»
«Какая… же… всё это… шутка!»
Прошло много времени, прежде чем Ли Суо снова заговорила… уже без прежней поспешности и тревоги, даже нежнее, чем обычно: «Хорошо, я буду спокойно наблюдать за тобой, как ты безопасно преодолеешь эту… незначительную неудачу на своём пути в Бездне.»
Пятьдесят вдохов… шестьдесят… семьдесят… Время текло пугающе медленно, каждый мог ясно слышать звук биения собственного сердца… но так и не услышал ни единого стона от Юнь Чэ.
Фаланги пальцев обеих рук Юнь Чэ уже обнажились, на ладонях зияли глубокие кровавые раны, повсюду была кровь, даже испарения пота вокруг его тела превратились в ужасающую кровавую дымку.
Наказание Опустошительным Пожиранием, согласно записям, является крайней формой пытки, которая разрушает саму «сущность» существования. Всё, что существует в его теле и душе, каждая мельчайшая часть, была подвергнута самому жестокому опустошительному пожиранию.
Мышцы по всему его телу бешено вздымались и извивались, вены вздулись, словно агонизирующие драконы… но его плотно сжатые губы так и не издали ни звука покорности, и как бы ни страдало и ни трепетало его тело, его позвоночник всегда гордо выпрямлялся.
Он был словно зимняя сосна в адском пламени, которую невозможно ни сжечь, ни раздавить.
Восемьдесят вдохов… девяносто… Мэн Кунчань уже перестал звать, он смотрел на Юнь Чэ в оцепенении, позволяя слезам Божественного Владыки снова и снова затуманивать его глаза. Такая воля, такая гордость… это его сын, сын Мэн Кунчаня!
Перед глазами Хуа Цинъин промелькнула лёгкая тень, и она невольно подобрала её… и только тогда обнаружила, что это был её же собственный тёмный волос, который она сама неизвестно когда вырвала.
Хуа Цайли не прекращала дрожать ни на мгновение, а её сердце, казалось, было испещрено бесчисленными трещинами… И будто услышав её тихие рыдания, Юнь Чэ в этот момент, под ошеломлёнными взглядами всех присутствующих, медленно открыл глаза. Его взгляд беззвучно встретился с взглядом Хуа Цайли. В этот момент белки его глаз были покрыты ужасающими кровяными прожилками, виски бешено пульсировали, черты лица судорожно искажались каждое мгновение… Его вид был страшнее, чем даже у самого свирепого злого духа. Но в этот момент в глазах Хуа Цайли всё великолепие мужчин мира меркло в сравнении с присутствием Юнь Чэ.
— Цай… Ли…
Его губы задрожали, и он издал невероятно хриплый и скрипучий, но достаточно разборчивый голос.
— Не… бойся…
— Мне… совсем… не… больно…
Он улыбнулся… Искривлённые уголки его губ были окрашены кровавыми следами от сломанных корней зубов, которые, смешиваясь со слюной и кровавой пеной, извилисто стекали вниз. Несмотря на такую зловещую ужасающую картину, в глубине его глаз таилась нежность, от которой душа Хуа Цайли содрогнулась. Встретившись с его взглядом, Хуа Цайли тоже тихо улыбнулась… но в тот же миг разрыдалась, словно проливным дождём.
— Брат Юнь, смотри на меня… слушай мой голос…
Хуа Цайли смотрела в его налитые кровью глаза, и её рыдающий голос эхом разносился по Раю на вершине облаков, гремя в ушах и душах всех присутствующих: — Сегодняшняя боль — это то, что ты самонадеянно взвалил на себя ради меня… Я буду… усердно тренироваться… Я стану такой же сильной, как тётя и Божественный Отец, и как можно скорее… после сегодняшнего дня… все трудности… преграды… и боль… возьму на себя!
Это были не нежные любовные признания юной девушки, сказанные наедине, а безжалостная клятва, произнесённая здесь, на высочайшей Чистой Земле, перед Юнь Чэ, и более того, в присутствии Императора Бездны и шести божественных царств, с небом и землёй в свидетелях, и всем миром в очевидцах, — клятва, которую нельзя нарушить. Юнь Чэ, в одиночку принимающий наказание, и Хуа Цайли, произносящая клятву… В этот момент никто из присутствующих не остался равнодушным.
Им следовало бы смеяться над Юнь Чэ и Хуа Цайли, не знающими небесной высоты и земной толщи, презирать их за нарушение помолвки, «измену чувствам» и бесстыдную связь, сожалеть, что Юнь Чэ, обладая потрясающим талантом, сам ищет гибельный путь… Но сейчас они невольно начали чувствовать… что, возможно, помолвка, дарованная Императором Бездны, действительно была ошибочной. Юнь Чэ и Хуа Цайли — один, обладая силой Божественного Мастера, победил врага уровня Божественного Вымирания, что можно назвать потрясающим; другая — с талантом на Пути Меча, потрясающим старшее поколение и ослепляющим молодое, вызвала восхищение самого Императора Бездны. Они — единственные в современности обладатели совершенной божественности, первая в истории Бездны пара небесных звёзд, ниспосланных свыше, и оба — потомки Божественных Владык… Всё в них казалось признаками союза, заключённого на Небесах.
Император Бездны молча наблюдал, не проронив ни слова с самого начала Наказания Опустошительным Пожиранием, лёгкое божественное сияние, окутывающее его, словно заморозило время. Никто не знал, что его зрение было окутано густой дымкой.
Сто десять вдохов… сто двадцать… Со стороны Божественного Царства Безграничности Дянь Лохоу глубоко нахмурился и уже давно не произносил ни слова… Он и с самого начала не злорадствовал, не смеялся, не ругал и не насмехался, сохраняя лишь глубокую сосредоточенность.
Выражение лица Дяня Цзючжи постоянно менялось: жалость, потрясение, потерянность… И вот сейчас, стоило ему услышать проникающие в душу тихие слова Хуа Цайли, уголки его губ дрогнули, и он слабо улыбнулся.
Кто-то готов так к тебе относиться… Кто-то заставляет тебя быть готовой так к нему относиться… Цайли, поздравляю, ты нашла для себя самого лучшего человека. Я искренне рад за тебя… и за себя. В оставшейся жизни тебе больше не нужны мои ожидание и защита. И всё, что я ещё могу сделать, — это постепенно утихомирить гнев Божественного Отца и укрыть тебя от бурь за пределами твоего счастья.
Рядом с ним Дянь Саньсы всё это время стоял как вкопанный, прежнее безумие и злорадство уже рассеялись, осталась лишь всё более нарастающая растерянность.
В далёком небе, неизвестно когда, появилась красная фигура, наблюдающая издалека за всем происходящим в Раю на вершине облаков. На ней были длинные одежды, красные как огонь, а с плеч её ниспадали седые волосы. Сильные культиваторы не должны были бояться течения времени, но время, казалось, обрушило на неё всю свою жестокость, сделав её лицо морщинистым, как сухое дерево, а пару глаз, что в юности могла покорить мириады душ, тусклыми и мутными в глубокого запавших глазницах.
— В этом мире существует мужчина с такой волей и такой глубокой преданностью… кх… кх-кх! — её охватил сильный кашель, который долго не прекращался.
Божественная Служанка Сушан, стоявшая рядом, протянула руку и нежно похлопала её по спине: — Хозяйка, ваш недуг ещё не утих, раз уж вы посмотрели, пора возвращаться.
— Хорошо, — она не сопротивлялась, но последний её взгляд был обращён к Императору Бездны и надолго на нём задержался. — Он… столкнувшись с этой сценой, должно быть, глубоко тронут душой.
Сушан, поддерживая женщину в красном, бесшумно удалилась, словно их и не было.
В этот момент в Раю на вершине облаков стояла зловещая тишина, слышен был лишь звук падающих капель крови и пота Юнь Чэ.
Все взгляды были прикованы к Юнь Чэ, в сердцах безмолвно отсчитывая течение времени. Сто шестьдесят вдохов… сто семьдесят…
— Имея такого сына, чего ещё можно желать в этой жизни… — тихо пробормотал Божественный Владыка Ци Хэн. А у стоящего рядом с ним Пань Бучжо и след простыл от прежнего презрительного смеха, сейчас его взгляд, обращённый к Юнь Чэ, полнился невиданным прежде чувством ничтожности. Все прежние злые мысли, злые слова… даже зависть — всё это делало его таким жалким и смешным.
Сто восемьдесят вдохов… сто девяносто!
Внезапно раздался пронзительный крик:
— Нелепость! Нелепость!
— Мужчины — самые лицемерные и низкие твари в этом мире! Как может мужчина ради женщины дойти до такого… Ложь… всего лишь грязная наигранность, лицемерная ложь! Ложь… Ложь!
Божественная Владычица У Мин, долгое время хранившая молчание, внезапно словно обезумела, её чёрный паланкин был пронзён её вышедшим из-под контроля голосом, словно бурным потоком, бешено метая чёрные занавеси. Последовала череда криков: большинство женщин Вечной Ночи вокруг паланкина были сбиты с ног, в агонии зажимая уши.
— Нет… Как в этом мире может существовать такой мужчина! Не может быть… Не может! Всё это — лживый обман… Лживый… Обман… Обман!
— А-ха-ха-ха-ха-ха!
Со звоном разбитый паланкин внезапно взмыл в небо, унося с собой Шэнь У Янье, чьи эмоции внезапно пошатнулись, прочь от Рая на вершине облаков, неизвестно куда.
— Божественная Владычица! — вскрикнула Шэнь У Юлуань, она тут же схватила запястье Шэнь У И и, взяв остальных, стремительно бросилась в погоню.
В мгновение перед прыжком с Рая на вершине облаков Шэнь У И по непонятной причине обернулась… её последний взгляд, словно ведомый незримой силой, упал на тело Юнь Чэ, в глазах мелькнула сложная, необъяснимая волна, после чего она исчезла в облаках.
Двести вдохов!
Великий Божественный Чиновник резко отвёл руку, и тысячи жёлтых лучей глубокой энергии отлетели от тела Юнь Чэ… Его божественные очи были по-прежнему прикованы к Юнь Чэ, а в сердце бушевали волны, каких не было и за миллионы лет. Он задавался вопросом: если даже его собственное тело никак не могло бы вынести этого наказания от начала до конца без единого звука, как это сделал Юнь Чэ? Что же это за воля, что за вера…
— Юань`эр!
— Брат Юань!
— Божественный Сын Юань!!!
— Старший Брат Юнь!
……
Боль отступила, словно морская волна, в ушах поднялся хаос голосов, и каждый звук был тревожнее предыдущего. Расслабленный духом Юнь Чэ, чья верхняя часть тела всё это время гордо стояла во время Наказания Опустошительным Пожиранием, больше не чувствовал ничего и беспомощно откинулся назад, неожиданно упав в мягкие объятия.
Мэн Кунчань мягко обнял его тело, его одежда мгновенно пропиталась кровью… Этот Божественный Владыка У Мэн, ведущий Божественное Царство Плетения Снов уже десять тысяч лет, сейчас был настолько растерян, что его руки, способные разрушать небеса и сокрушать горы, не смели приложить ни капли силы. Он просто оцепенело присел на корточки, долгое время не решаясь пошевелиться.
Среди множества голосов Юнь Че открыл глаза, но лишь спустя долгое время его взгляд смог уловить смутные образы.
Он скривил губы почти в торжественной ухмылке: — Видите… Наказание Опустошительным Пожиранием… всего лишь… пустяк…
Хуа Цайли прижалась головой к его груди, уже не в силах рыдать. Её сжатый кулак хотел сильно ударить его, но так и не смог опуститься.
Хуа Цинъин перевела взгляд и сказала Хуа Фучэню: — Ну как? Мужчина, которого выбрала Цайли, намного лучше того, кого выбрал ей ты.
Хуа Фучэнь усмехнулся: — Этот парень… слишком беспокойный.
Но даже после этих слов улыбка в уголках его губ не рассеялась.
Никто и не знал, что всегда спокойный и невозмутимый Император Бездны только сейчас смог вернуть взгляд к сосредоточенности.
Он повернулся спиной и равнодушно произнёс: — Теперь, когда наказание свершилось, помолвка между Хуа Цайли и Дянем Цзючжи расторгнута.
Юнь Чэ с трудом повернул голову в сторону Императора Бездны: — Благодарю… Императора Бездны… за… оказанную милость…
С этими последними словами он больше не мог держаться, и его сознание полностью погрузилось во тьму.
Дянь Лохоу внезапно развернулся и резко крикнул: — Пошли!
Никто из Безграничности не издал ни звука, молча последовав за Дянем Лохоу. Хуа Фучэнь резко шагнул вперёд, но тут же был остановлен Хуа Цинъин.
— Сейчас он в ярости и не услышит ни слова… Поговорите позже.
Хуа Фучэнь помолчал мгновение, в конце концов убрал ногу и затем тяжело вздохнул.
Закладка