Глава 3627. Трудный вопрос. Часть 2 •
Мальчик так и не понял, что время от времени его навещал Протей-Двойник, выдавая себя за Труду и Джормуна благодаря своим кровным способностям и поглощённым биологическим образцам.
Лит чувствовал себя польщённым каждый раз, когда малыш называл его отцом. Он был благодарен за то доверие, которое Валерон оказывал ему, и за то, насколько сильно мальчик хотел быть частью семьи Верхенов.
Но именно эти чувства делали задачу Лита куда тяжелее.
Если он добавит третий бутон на камелии, Валерон либо поймёт, что его родители мертвы, либо решит, что они навсегда его бросили. Что Камила и Лит заменяют Труду и Джормуна.
Если же не добавит — Валерон подумает, что приёмные родители не отвечают ему взаимностью. Что для них он лишь гость, о котором заботятся из долга или жалости.
Это был тупик для обоих. Не существовало правильного решения, и сколько бы Лит ни думал над третьим бутоном, он не находил выхода.
Даже если и нашёл бы, это стало бы лишь временной мерой, подобно пластырю на открытую рану. Чем больше Лит принимал Валерона как часть семьи и чем сильнее крепла привязанность мальчика, тем болезненнее будет неизбежный разрыв.
Лит понимал: однажды, когда Валерон станет старше, ему придётся рассказать правду о том, куда исчезли его родители. Рассказать, что Джормун и Труда мертвы — и что он сам причастен к этому.
Джормун погиб от руки Лита, а Труду казнила королева Сильфа — но лишь благодаря тому, что Лит уничтожил Золотой Грифон, ей это удалось. Лит ясно понимал: для Валерона не будет иметь значения, кто нанёс последний удар.
Всё, что он увидит — это то, что его семьи больше нет, трон потерян, и виновен в этом Лит.
Тогда гнев и предательство исказят его взгляд. Все добрые поступки будут казаться проявлением вины за убийство родителей. Всё, что сделал Лит, Валерон воспримет как попытку заслужить прощение.
Всё, что знал мальчик, окажется ложью, а его детство — жестокой насмешкой.
— «Трудный вопрос» даже близко не передаёт сути, — вздохнул Лит. — Это бомба с коротким фитилём. В любой другой ситуации я бы предложил воспользоваться детской забывчивостью и рассказать правду, когда он подрастёт. Но у нас нет такой роскоши.
— Валерон знает своих родителей, и никакая магия не заставит его забыть. Хуже того, Война Грифонов уже вошла в учебники истории. — Он пододвинул Камиле том, открытый на нужной странице.
— Рано или поздно он сам прочтёт это, — Лит указал на строки, где его имя значилось как убийцы Джормуна и разрушителя Затерянной Академии. — А если нет, то кто-нибудь обязательно скажет.
— И это случится, как только Валерон начнёт расспрашивать о родителях и его кто-нибудь услышит. Имя Труды слишком узнаваемо, а серебряные глаза Валерона не оставят сомнений, о какой Труде идёт речь.
— Боги! — Камила перестала есть. — Ты сможешь тянуть максимум до его четырёх лет, если не меньше.
— Значит, у меня один-два года, — вздохнул Лит.
— Бедный Валерон. И бедный ты, — Камила сжала его руку. — Не представляю, как четырёхлетний ребёнок воспримет такие слова. Но приятного в этом будет мало.
— Вот потому-то я и спрашиваю, — он ткнул пальцем в вазу. — Что мне делать с этим?
Камила долго молчала, прежде чем ответить.
— Скажи честно. Ты заботишься о Валероне из-за чувства вины?
— Нет, — Лит покачал головой. — Иначе я бы оставил его на попечение Легайна...
— Дедушки! — раздался голос Салаарк, перебив его.
— Да чтоб тебя, бабушка! У нас серьёзный разговор! — огрызнулся Лит, но ответа не последовало.
— На попечение дедушки и Салаарк, — упрямо продолжил он, в отместку за вмешательство.
— Не вынуждай меня приходить к вам, мальчишка!
— Тогда Валерон рос бы, не зная меня. А когда узнал бы правду, у него были бы годы, чтобы обдумать всё и прийти к своим выводам, прежде чем решать вопрос мести.
— Как и Элизию, дед и бабушка не оставили бы его без присмотра до совершеннолетия. У меня было бы пятнадцать лет на подготовку, и наши отношения ничем не отягощались бы.
— Мы были бы чужими, и Валерон достаточно умен, чтобы понять: я не бездушный убийца. Я не убивал его родителей хладнокровно — просто мы оказались по разные стороны войны. Моё выживание стояло против их жизни.
— Тогда почему ты взял его к себе? — спросила Камила, кивая.
— Потому что я дал обещание Джормуну, — Лит сжал руки. — Потому что мы оба были готовы убить друг друга ради будущего своих детей. Джормун не был чудовищем. Он был всего лишь обеспокоенным отцом. Таким же, как я.
— Я не мог оставить его сына сиротой, заточённым в золотой клетке до совершеннолетия. Я слишком хорошо знаю, каково это — жить в страхе быть отвергнутым не за то, что сделал, а за то, кто ты есть.
— Даже имея любящую семью, я чувствовал одиночество и отчуждение большую часть жизни. Но хотя бы это был мой выбор. У Валерона же выбора нет. Война Грифонов лишила его его судьбы.
— Если бы не смерть Флории, я бы взял его сразу после битвы за Белый Грифон. Я знал, что он невиновен, но...
— Но каждый раз, глядя на Валерона, ты видел Труду, — мягко сказала Камила, переплетая его пальцы со своими. — Ты видел тело Флории.
— Да, — резко выдохнул Лит. — Так что же мне делать?
— Для начала у меня есть признание, — Камила кивнула, и он позволил ей продолжить. — Я ездила в Кровавую Пустыню, чтобы заботиться о Валероне до того, как ты привёз его домой.
— Прости, что действовала за твоей спиной. Но я знаю, насколько для тебя важно сдержать обещание, и как ты разрывался между клятвой Джормуну и горем по Флории. Я хранила свои визиты в тайне лишь затем, чтобы помочь Валерону и дать тебе время.
— Так вот почему переход оказался таким лёгким, и Валерон будто сразу тебя полюбил! — глаза Лита распахнулись от осознания. — Спасибо за извинения, но они не нужны. Ты поступила правильно.
— А потому мой совет такой: расскажи Валерону правду, когда придёт время. Но сделай это через мысленную связь и убери все кровавые детали, — сказала Камила. — Он всё ещё ребёнок. Покажи ему всё, и я имею в виду всё.
— От вашей первой встречи с Джормуном в Хюриоле до последнего боя в Золотом Грифоне. Покажи, каким человеком был Джормун, и кем являешься ты. Покажи ваши отношения.
Лит чувствовал себя польщённым каждый раз, когда малыш называл его отцом. Он был благодарен за то доверие, которое Валерон оказывал ему, и за то, насколько сильно мальчик хотел быть частью семьи Верхенов.
Но именно эти чувства делали задачу Лита куда тяжелее.
Если он добавит третий бутон на камелии, Валерон либо поймёт, что его родители мертвы, либо решит, что они навсегда его бросили. Что Камила и Лит заменяют Труду и Джормуна.
Если же не добавит — Валерон подумает, что приёмные родители не отвечают ему взаимностью. Что для них он лишь гость, о котором заботятся из долга или жалости.
Это был тупик для обоих. Не существовало правильного решения, и сколько бы Лит ни думал над третьим бутоном, он не находил выхода.
Даже если и нашёл бы, это стало бы лишь временной мерой, подобно пластырю на открытую рану. Чем больше Лит принимал Валерона как часть семьи и чем сильнее крепла привязанность мальчика, тем болезненнее будет неизбежный разрыв.
Лит понимал: однажды, когда Валерон станет старше, ему придётся рассказать правду о том, куда исчезли его родители. Рассказать, что Джормун и Труда мертвы — и что он сам причастен к этому.
Джормун погиб от руки Лита, а Труду казнила королева Сильфа — но лишь благодаря тому, что Лит уничтожил Золотой Грифон, ей это удалось. Лит ясно понимал: для Валерона не будет иметь значения, кто нанёс последний удар.
Всё, что он увидит — это то, что его семьи больше нет, трон потерян, и виновен в этом Лит.
Тогда гнев и предательство исказят его взгляд. Все добрые поступки будут казаться проявлением вины за убийство родителей. Всё, что сделал Лит, Валерон воспримет как попытку заслужить прощение.
Всё, что знал мальчик, окажется ложью, а его детство — жестокой насмешкой.
— «Трудный вопрос» даже близко не передаёт сути, — вздохнул Лит. — Это бомба с коротким фитилём. В любой другой ситуации я бы предложил воспользоваться детской забывчивостью и рассказать правду, когда он подрастёт. Но у нас нет такой роскоши.
— Валерон знает своих родителей, и никакая магия не заставит его забыть. Хуже того, Война Грифонов уже вошла в учебники истории. — Он пододвинул Камиле том, открытый на нужной странице.
— Рано или поздно он сам прочтёт это, — Лит указал на строки, где его имя значилось как убийцы Джормуна и разрушителя Затерянной Академии. — А если нет, то кто-нибудь обязательно скажет.
— И это случится, как только Валерон начнёт расспрашивать о родителях и его кто-нибудь услышит. Имя Труды слишком узнаваемо, а серебряные глаза Валерона не оставят сомнений, о какой Труде идёт речь.
— Боги! — Камила перестала есть. — Ты сможешь тянуть максимум до его четырёх лет, если не меньше.
— Значит, у меня один-два года, — вздохнул Лит.
— Бедный Валерон. И бедный ты, — Камила сжала его руку. — Не представляю, как четырёхлетний ребёнок воспримет такие слова. Но приятного в этом будет мало.
— Вот потому-то я и спрашиваю, — он ткнул пальцем в вазу. — Что мне делать с этим?
Камила долго молчала, прежде чем ответить.
— Нет, — Лит покачал головой. — Иначе я бы оставил его на попечение Легайна...
— Дедушки! — раздался голос Салаарк, перебив его.
— Да чтоб тебя, бабушка! У нас серьёзный разговор! — огрызнулся Лит, но ответа не последовало.
— На попечение дедушки и Салаарк, — упрямо продолжил он, в отместку за вмешательство.
— Не вынуждай меня приходить к вам, мальчишка!
— Тогда Валерон рос бы, не зная меня. А когда узнал бы правду, у него были бы годы, чтобы обдумать всё и прийти к своим выводам, прежде чем решать вопрос мести.
— Как и Элизию, дед и бабушка не оставили бы его без присмотра до совершеннолетия. У меня было бы пятнадцать лет на подготовку, и наши отношения ничем не отягощались бы.
— Мы были бы чужими, и Валерон достаточно умен, чтобы понять: я не бездушный убийца. Я не убивал его родителей хладнокровно — просто мы оказались по разные стороны войны. Моё выживание стояло против их жизни.
— Тогда почему ты взял его к себе? — спросила Камила, кивая.
— Потому что я дал обещание Джормуну, — Лит сжал руки. — Потому что мы оба были готовы убить друг друга ради будущего своих детей. Джормун не был чудовищем. Он был всего лишь обеспокоенным отцом. Таким же, как я.
— Я не мог оставить его сына сиротой, заточённым в золотой клетке до совершеннолетия. Я слишком хорошо знаю, каково это — жить в страхе быть отвергнутым не за то, что сделал, а за то, кто ты есть.
— Даже имея любящую семью, я чувствовал одиночество и отчуждение большую часть жизни. Но хотя бы это был мой выбор. У Валерона же выбора нет. Война Грифонов лишила его его судьбы.
— Если бы не смерть Флории, я бы взял его сразу после битвы за Белый Грифон. Я знал, что он невиновен, но...
— Но каждый раз, глядя на Валерона, ты видел Труду, — мягко сказала Камила, переплетая его пальцы со своими. — Ты видел тело Флории.
— Да, — резко выдохнул Лит. — Так что же мне делать?
— Для начала у меня есть признание, — Камила кивнула, и он позволил ей продолжить. — Я ездила в Кровавую Пустыню, чтобы заботиться о Валероне до того, как ты привёз его домой.
— Прости, что действовала за твоей спиной. Но я знаю, насколько для тебя важно сдержать обещание, и как ты разрывался между клятвой Джормуну и горем по Флории. Я хранила свои визиты в тайне лишь затем, чтобы помочь Валерону и дать тебе время.
— Так вот почему переход оказался таким лёгким, и Валерон будто сразу тебя полюбил! — глаза Лита распахнулись от осознания. — Спасибо за извинения, но они не нужны. Ты поступила правильно.
— А потому мой совет такой: расскажи Валерону правду, когда придёт время. Но сделай это через мысленную связь и убери все кровавые детали, — сказала Камила. — Он всё ещё ребёнок. Покажи ему всё, и я имею в виду всё.
— От вашей первой встречи с Джормуном в Хюриоле до последнего боя в Золотом Грифоне. Покажи, каким человеком был Джормун, и кем являешься ты. Покажи ваши отношения.
Закладка