Глава 1832. Трудное начало. Часть 2 •
— Я просто волнуюсь за тебя, ведь ты никогда не проходила через прорыв такого масштаба. Даже если ты выживешь, изгнание стольких примесей может нанести тебе психическую травму, если не свести с ума.
— Тогда почему ты просто не поможешь мне, если так за меня беспокоишься? — спросила Келия.
— Потому что, как ты не моя марионетка, так и я не твоя игрушка. Когда наши мнения расходятся, последнее слово за тобой, но пока мы не найдём компромисс — не рассчитывай, что я всегда буду приходить тебе на помощь.
— Так же, как я нашёл тебя, я могу найти и нового носителя, — ответил Сумерки.
— Тем более не стоит терять время! — воскликнула Келия, активируя Накопление. — Мы оба хотим узнать, какая у меня дремлющая кровь, но для этого нужно хотя бы синее ядро.
— А раз я для тебя просто расходный сосуд, давай уж тогда ускорим процесс, вместо того чтобы тратить годы на подготовку!
Вскоре энергия мира переполнила её ярко-жёлтое ядро, по которому начали проступать зелёные прожилки. С каждой секундой оно становилось мощнее, а поток маны усиливался, выталкивая примеси, скопившиеся у ядра.
Сумерки понимал, что такой ранний прорыв — безрассудство и глупость, но не сказал ни слова.
[Если ты хочешь играть по-жесткому — пожалуйста. Посмотрим, останется ли у тебя спесь, когда ты будешь корчиться от боли,] — подумал он.
[Посмотрим, кто кого, древний маразматик,] — мысленно огрызнулась Келия. — [Я видела в твоей памяти, как проходили прорывы у твоих прошлых носителей, и до голубого ядра всё, что требуется — это перетерпеть немного чёрной блевотины.
Мои прорывы до этого были ничем по сравнению с болью от голода и отравлений, когда я ела что попало из мусора. Я жила в боли всю жизнь — и сейчас покажу, из чего я сделана.]
Сначала всё шло привычно. Всплеск маны увеличил поток, и примеси начали выходить из тела через кожу и отверстия.
Келия рухнула на колени, когда по её телу распространилось жжение, но она уже переживала лихорадки и игнорировала боль. На вкус примеси были как тухлое мясо — но она ела и такое, а выплюнуть проще, чем проглотить.
Но вскоре она ощутила нечто новое, что заставило её задуматься — вдруг Сумерки был прав?
«Бодрость» показала, что в её теле остались плотные сгустки примесей, которые не двигались. Поток маны уже смыл все мелкие, но теперь упирался в них. Конфликт между потоком и сгустками нарастал, пока не остались только они.
Келия увидела, как левая кисть, где застрял один из сгустков, вздулась, как шар. Пальцы стали как сосиски, а ладонь — словно мясная булочка. Горячая мясная булочка.
Казалось, её плоть прижали к раскалённому металлу, а потом рука взорвалась, и обрубок забрызгал всё кровью. Боль и агония заставили её кричать, но звуки тонули в крови, заполнявшей горло.
Затем опухли правая щека, левое бедро, живот и правая нога.
[Пожалуйста, помоги! Я не хочу умирать!] — в отчаянии она открыла первый с момента их связи мысленный канал.
Всадник торжествовал. Келия не послушала — и теперь расплачивалась. У него не было ни причин, ни желания помогать. До тех пор, пока из-за неопытности с мысленной связью она не передала ему больше, чем просто мольбу о помощи.
Теперь он чувствовал её ярость и недоверие, рождённые из жизни в брошенности. Сначала её оставили родители, потом Империя. Сбежав из приюта, Келия поняла: доверие — это путь к боли.
За свою короткую жизнь она уверовала, что доброта — это миф. Даже Сумерки манипулировал ею ради своей цели и только что снова напомнил, что она для него — лишь временный сосуд.
[Проклясть бы мой длинный язык,] — мысленно выругался Красное Солнце. — [Я всё ещё обращаюсь с ней как со взрослой, забывая, что она просто глупый ребёнок. Я знаю её воспоминания, но из-за того, что наши умы всегда разделены, не осознал, насколько глубока её травма.]
Нога Келии вот-вот должна была взорваться, за ней — всё остальное тело. Боль была такой, что мольбы перешли в безмолвные рыдания. Её разум, как и тело, трещал по швам.
Сумерки оказался на распутье. Если оставить всё как есть — Келия станет покорной. Урок научит её смирению, уважению, и воспоминание о боли станет поводком. Он — хозяин, она — послушная ученица.
Или же он мог вмешаться и показать, что она ему дороже, чем правота. Он разрулит её глупость, но она поймёт: он не приказывает, он заботится.
Хотя, будучи ребёнком, она могла всё понять превратно. Решить, что теперь можно рисковать бездумно — ведь Сумерки всё исправит.
Он должен был выбрать: превратить её в сломанную куклу или дать шанс стать человеком.
Красное Солнце яростно зарычал, активировал «Бодрость», чтобы найти сгустки, и выпустил импульсы тьмы, разбивая их. Соединив своё ослабленное ядро с ядром Келии, он усилил поток маны, и сгустки были вытеснены. Её тело пришло в норму.
— Спа... сибо... — прошептала она, прежде чем отключиться от боли и истощения.
Её маленькое тело лежало в луже крови и примесей, заливших пол. Обломки левой кисти валялись повсюду, а обрубок всё ещё кровоточил.
Сумерки всё очистил магией тьмы, запечатал рану с помощью кристалла и уложил Келию в постель. Со стороны казалось, что тело само парит над матрасом, а простыни укрывают её без помощи рук.
Но если бы кто-то посмотрел в зеркало напротив кровати, то увидел бы фигуру мужчины, прижимающего без сознания девочку к груди и укачивающего её, как младенца.
Когда Келия проснулась, первое, что она сделала — посмотрела на обрубок, но обнаружила свою левую руку целой, словно ничего и не было. Её также ждали горячая еда и тёплая ванна.
— Тогда почему ты просто не поможешь мне, если так за меня беспокоишься? — спросила Келия.
— Потому что, как ты не моя марионетка, так и я не твоя игрушка. Когда наши мнения расходятся, последнее слово за тобой, но пока мы не найдём компромисс — не рассчитывай, что я всегда буду приходить тебе на помощь.
— Так же, как я нашёл тебя, я могу найти и нового носителя, — ответил Сумерки.
— Тем более не стоит терять время! — воскликнула Келия, активируя Накопление. — Мы оба хотим узнать, какая у меня дремлющая кровь, но для этого нужно хотя бы синее ядро.
— А раз я для тебя просто расходный сосуд, давай уж тогда ускорим процесс, вместо того чтобы тратить годы на подготовку!
Вскоре энергия мира переполнила её ярко-жёлтое ядро, по которому начали проступать зелёные прожилки. С каждой секундой оно становилось мощнее, а поток маны усиливался, выталкивая примеси, скопившиеся у ядра.
Сумерки понимал, что такой ранний прорыв — безрассудство и глупость, но не сказал ни слова.
[Если ты хочешь играть по-жесткому — пожалуйста. Посмотрим, останется ли у тебя спесь, когда ты будешь корчиться от боли,] — подумал он.
[Посмотрим, кто кого, древний маразматик,] — мысленно огрызнулась Келия. — [Я видела в твоей памяти, как проходили прорывы у твоих прошлых носителей, и до голубого ядра всё, что требуется — это перетерпеть немного чёрной блевотины.
Мои прорывы до этого были ничем по сравнению с болью от голода и отравлений, когда я ела что попало из мусора. Я жила в боли всю жизнь — и сейчас покажу, из чего я сделана.]
Сначала всё шло привычно. Всплеск маны увеличил поток, и примеси начали выходить из тела через кожу и отверстия.
Келия рухнула на колени, когда по её телу распространилось жжение, но она уже переживала лихорадки и игнорировала боль. На вкус примеси были как тухлое мясо — но она ела и такое, а выплюнуть проще, чем проглотить.
Но вскоре она ощутила нечто новое, что заставило её задуматься — вдруг Сумерки был прав?
«Бодрость» показала, что в её теле остались плотные сгустки примесей, которые не двигались. Поток маны уже смыл все мелкие, но теперь упирался в них. Конфликт между потоком и сгустками нарастал, пока не остались только они.
Келия увидела, как левая кисть, где застрял один из сгустков, вздулась, как шар. Пальцы стали как сосиски, а ладонь — словно мясная булочка. Горячая мясная булочка.
Казалось, её плоть прижали к раскалённому металлу, а потом рука взорвалась, и обрубок забрызгал всё кровью. Боль и агония заставили её кричать, но звуки тонули в крови, заполнявшей горло.
[Пожалуйста, помоги! Я не хочу умирать!] — в отчаянии она открыла первый с момента их связи мысленный канал.
Всадник торжествовал. Келия не послушала — и теперь расплачивалась. У него не было ни причин, ни желания помогать. До тех пор, пока из-за неопытности с мысленной связью она не передала ему больше, чем просто мольбу о помощи.
Теперь он чувствовал её ярость и недоверие, рождённые из жизни в брошенности. Сначала её оставили родители, потом Империя. Сбежав из приюта, Келия поняла: доверие — это путь к боли.
За свою короткую жизнь она уверовала, что доброта — это миф. Даже Сумерки манипулировал ею ради своей цели и только что снова напомнил, что она для него — лишь временный сосуд.
[Проклясть бы мой длинный язык,] — мысленно выругался Красное Солнце. — [Я всё ещё обращаюсь с ней как со взрослой, забывая, что она просто глупый ребёнок. Я знаю её воспоминания, но из-за того, что наши умы всегда разделены, не осознал, насколько глубока её травма.]
Нога Келии вот-вот должна была взорваться, за ней — всё остальное тело. Боль была такой, что мольбы перешли в безмолвные рыдания. Её разум, как и тело, трещал по швам.
Сумерки оказался на распутье. Если оставить всё как есть — Келия станет покорной. Урок научит её смирению, уважению, и воспоминание о боли станет поводком. Он — хозяин, она — послушная ученица.
Или же он мог вмешаться и показать, что она ему дороже, чем правота. Он разрулит её глупость, но она поймёт: он не приказывает, он заботится.
Хотя, будучи ребёнком, она могла всё понять превратно. Решить, что теперь можно рисковать бездумно — ведь Сумерки всё исправит.
Он должен был выбрать: превратить её в сломанную куклу или дать шанс стать человеком.
Красное Солнце яростно зарычал, активировал «Бодрость», чтобы найти сгустки, и выпустил импульсы тьмы, разбивая их. Соединив своё ослабленное ядро с ядром Келии, он усилил поток маны, и сгустки были вытеснены. Её тело пришло в норму.
— Спа... сибо... — прошептала она, прежде чем отключиться от боли и истощения.
Её маленькое тело лежало в луже крови и примесей, заливших пол. Обломки левой кисти валялись повсюду, а обрубок всё ещё кровоточил.
Сумерки всё очистил магией тьмы, запечатал рану с помощью кристалла и уложил Келию в постель. Со стороны казалось, что тело само парит над матрасом, а простыни укрывают её без помощи рук.
Но если бы кто-то посмотрел в зеркало напротив кровати, то увидел бы фигуру мужчины, прижимающего без сознания девочку к груди и укачивающего её, как младенца.
Когда Келия проснулась, первое, что она сделала — посмотрела на обрубок, но обнаружила свою левую руку целой, словно ничего и не было. Её также ждали горячая еда и тёплая ванна.
Закладка