Глава 1811. Новые и старые воспоминания. Часть 1

Верховный Маг

— Святые боги, я что, так сильно растерял форму, или ты набрала пару тонн?— сказал Синий Феникс, когда у него хрустнула спина от усилия.

— И то и другое. Существа твоих размеров должны были бы без труда поднимать меня, — Солус кивнула в сторону Лита, мягко, но твёрдо убирая руки Аэрта с себя.

Феникс, возможно, помнил её хорошо, но она его — нет, и внезапная близость казалась жуткой.

— О, прошу прощения за манеры. Я Аэрт, — он протянул Литу руку. — Ты её парень, муж или нечто среднее?

— Я Лит Верхен. И я её партнёр.

— Определённо какой-то сленг, с которым я не знаком. Чёрт, мне надо бы почаще выходить в свет, — кивнул Аэрт. — А Эльфин говорила тебе, как мы познакомились? Ей было жутко интересно узнать про брачный ритуал Фениксов, и на той вечеринке она выбрала меня.

— Один из моих знакомых упоминал про ритуал. И что в нём такого особенного? — спросил Лит чисто из научного интереса, конечно же.

— Ну, Фениксы рождены и воспитаны как воины. Когда мы выбираем себе пару, то вступаем в жестокую и чувственную схватку, которая заканчивается только тогда, когда один из участников оказывается прижат к земле. А потом победитель оседлает проигравшего и...

— Да по Матери моей, мы поняли! — перебила его Солус, пока Аэрт сопровождал рассказ наглядными жестами.

Её лицо залилось пурпурным до самых ушей, голос сорвался на визг и стал сухим. Она застыла в смущении, пока не смогла больше терпеть.

— Кто выиграл? — спросил Лит исключительно в научных целях.

— Конечно, она. Тогда я был слабым, а она тренировалась как одержимая из-за того, что случилось с её отцом, — сказал Аэрт с задумчивым видом. — Кстати, Эльфин, ты ведёшь себя очень странно.

— В том, что мы тогда сделали, нет ничего постыдного, и вся Пробуждённая община знает, как проходит ритуал спаривания.

— Позволь мне прояснить ситуацию, — прорычала Солус на Лита за то, что он копался в её прошлой жизни. — У меня почти полная амнезия. Что бы ни сделала моя мать, чтобы спасти мне жизнь, я впала в спячку, которая длилась до пятнадцати лет назад.

— Сейчас меня зовут Солус, и всё, о чём ты говоришь, мне абсолютно незнакомо. Ты только доводишь меня до позора.

— Удивительно, — пробормотал Феникс в раздумье. — Это объясняет спад в твоей магической силе, увеличение массы тела и изменившуюся личность. Менадион, должно быть, связала тебя с какой-то филактерией, чтобы спасти, но процедура дала неожиданные побочные эффекты.

— Ты всё это понял по объятиям и неловкой истории? — спросила она в изумлении.

— Ну, бабушка сказала, что он умён, — пожал Лит плечами.

— Бабушка? Значит, ты и есть тот самый Лит Верхен, — в глазах Аэрта вспыхнул огонёк узнавания. — Тиамат.

— Самый что ни на есть, — Лит принял свою истинную форму и слегка поклонился.

Затем он объяснил Аэрту причину их визита.

— После того как мы встретились вновь спустя столько лет, я надеялся, что ты придёшь ко мне не просто с поручением, Солус. Ты можешь меня не помнить, но даже после расставания мы остались хорошими друзьями.

— Я с радостью помогу вам. Прошу, следуйте за мной, — он провёл их через ряд идеально сглаженных каменных коридоров.

Потолок возвышался на тридцать с лишним метров, и, кроме дверей и замков, мебели не было вовсе. Пол привлёк внимание Лита. Он был выложен мрамором с золотыми прожилками — одним из немногих природных материалов, устойчивых к магии.

— Что, и всё? Ни вопросов, как она выжила, ни кто я ей такой? — удивился Тиамат.

— В Пробуждённой общине вообще, а особенно в моей сфере деятельности, секреты — наивысшая ценность. Совать нос — значит искать неприятности, — ответил Аэрт. — К тому же мать считает тебя частью семьи. Этого мне достаточно.

— У тебя отец — Дракон? — спросила Солус, поражённая тем, как невозмутим и хладнокровен был Феникс.

— Нет, человек. Именно поэтому ты и выбрала меня, а я принял твое ухаживание. Для чистокровного Феникса ты была бы почти младенцем, но для парня моего возраста — ты была невероятно горячей. Ум гения и тело...

— Я всё поняла! — снова перебила она, когда его руки стали обводить в воздухе точные очертания её фигуры.

— Извини, — пожал он плечами, хотя голос совсем не звучал извиняюще.

— У меня вопрос, — сказал Лит, получив от Солус испепеляющий взгляд, который он проигнорировал. — Бабушка говорила, что ты входишь в её команду исследований и разработок по кристаллам памяти.

— Верно, — кивнул Аэрт.

— Зачем ей вообще нужны исследования? Она изучила мои кристаллы и, похоже, всё поняла.

— По той же причине, по которой ей нужны гнездо, Перья и по которой она не стала помогать Заре столетия назад. Мать хочет, чтобы мы учились стоять на своих ногах. Она помогает только тогда, когда мы сами не можем справиться, и лишь после того, как выложились на полную, — ответил Феникс.

— Мы на месте. Галерея, — взмахом руки он открыл дверь человеческого размера.

Комната внутри была освещена магически, пол и стены покрыты плиткой, окрашенной соответственно в красный и белый цвета. На стенах висели картины с повторяющимся мотивом.

На всех был изображён мужчина, сидящий на большом диване рядом с женщиной.

Лит узнал в них Трейна и Менадион. На первой картине Повелительница Пламени держала на руках новорождённую.

На следующей — на его коленях сидела маленькая девочка. Потом — уже подросшая девочка, которая теперь сидела по другую сторону от Трейна. Лит узнал в ней Солус. Каждая картина была подписана годом, в который её нарисовали, и изображала взросление Солус до того момента, когда она стала выглядеть так же, как сейчас.

Остальные картины были пейзажами или натюрмортами и не вызывали у них интереса.

— Это копии? — спросила Солус, не отрывая глаз от фигуры отца.

— Да. Я хранил их, чтобы тебе было уютно, когда ты оставалась здесь на ночь, — кивнул Аэрт. — Оригиналы ты держала у себя в комнате в башне.

— Разве отец не должен был умереть, когда я была подростком? Почему он на всех картинах?

— Трейн и твоя мать были Пробуждёнными. Они не старели, как ты. Отец всегда сначала рисовал тебя и Рифу, а потом добавлял свой автопортрет. После его смерти ты продолжила традицию и просила художника добавлять Трейна, даже когда его уже не было.

Аэрт снял с стены последнюю картину и протянул её Солус.

— Это один из немногих оригиналов, что у меня остались, и он твой.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала она, её глаза затуманились от слёз, пока она читала дату на картине.

Её создали всего через несколько месяцев после того, как она и её мать были убиты, но на изображении все они выглядели живыми — даже Трейн.

— Я научился рисовать ради тебя и настолько хорошо подражал стилю твоего отца, что ты поручила мне рисовать твою портретную картину на каждый день рождения. Я делал одну для тебя и одну для себя, — ответил он.

И по картине было видно, что любовь и страсть, вложенные в неё, ничуть не уступали работам Трейна.