Глава 134.3. Недоразумение •
Сердце Дун фужэнь подпрыгнуло. Она посмотрела на Цзян Жуань, встретив её нежные, улыбающиеся глаза, которые, казалось, обладали какой-то магической силой, чтобы успокоить и вызвать доверие. Она немного расслабилась и вздохнула, прежде чем сказать:
– Я не боюсь смеха Цзюньчжу. Ин’эр, эта девушка, никогда не давала мне повода для беспокойства, будучи очень разумной с юных лет. Жуань Нян, возможно, слышала, что Ин’эр была помолвлена по договорённости с третьим сыном семьи Чан с юности, но… Айя, именно в этот критический момент она влюбилась в кого-то, а потому пошла и сказала третьему молодому господину Чану по собственной воле. В результате семья Чан разорвала это соглашение.
Она заметила, что Цзян Жуань не выказывает никакого презрения, поэтому смело продолжила:
– Если бы такая ситуация произошла в нашем фу, это было бы недопустимо, и то же самое касается семьи Чан. После расторжения брачного соглашения новости об этом начали циркулировать. В её возрасте, Ин’эр должна быть просватана гораздо раньше, но после этой суеты, семьи, которые думали устроить брак с Ин’эр все отказались от этой идеи. Скоро люди скажут, что у Ин’эр нет выбора, кроме как остаться в фу. В порыве досады Лаое написал портрет Ин’эр и представил его для отбора Императорских супруг.
– Ин’эр Цзе цзе не хочет? – спросила Цзян Жуань.
– Она не хочет, – выражение беспокойства на лице Дун фужэнь стало ещё глубже, когда она сказала: – Когда Ин’эр узнала, у неё был большой спор с Лаое. Лаое грубый и резкий по своей природе, и, имея дело с таким иррациональным поведением своей собственной дочери, он отреагировал, заперев Ин’эр в её комнате и приказав слугам смотреть, как она ест. Он сказал, если она использует своё собственное тело, чтобы угрожать ему, он забьёт до смерти служанок во дворе. У Ин’эр не было выхода. Она ест пищу, поставленную перед ней ежедневно, но она заметно более печальна с каждым днём, – женщина сказала Цзян Жуань: – Доброе дитя, я знаю, что у тебя хорошие отношения с Ин’эр, и она, возможно, прислушается к тому, что ты скажешь. Пожалуйста, убеди её отказаться от этих нереалистичных идей и останови её от дальнейшего погружения в эту одержимость.
Цзян Жуань слегка улыбнулась и сказала:
– Естественно, Жуань Нян не может не спросить, кто тот человек, который так прочно поселился в сердце Ин Цзе цзе?
Когда она услышала эти слова, выражение лица Дун фужэнь изменилось, и она склонила голову, словно не в силах вынести тяжести ответа. Женщина не смела смотреть в лицо Цзян Жуань. Потребовалось мгновение, прежде чем слова были произнесены с большим трудом:
– Он дагэ Цзюньчжу… заместитель генерала Цзян.
* * *
Служанка раздвинула занавески.
– Убирайся, – нетерпеливо сказала Дун Ин’эр. – Я хочу побыть одна.
Дун Ин’эр лежала на мягком диване. Услышав слова служанки, она вздрогнула. Как будто не в состоянии понять слова «Хун’ань Цзюньчжу», прошло некоторое время, прежде чем девушка внезапно отреагировала. Она поспешно села, чтобы посмотреть, и действительно, Цзян Жуань шла к ней.
– Жуань Мэй мэй, – сказала Дун Ин’эр, вставая во внезапной тревоге. Когда старая госпожа Цзян умерла, она должна была навестить семью Цзян вместе с людьми фу, чтобы выразить свои соболезнования, но Дун дажэнь запер её в своей комнате и запретил ей выходить, поэтому девушка не могла видеть Цзян Жуань. На самом деле, они не видели друг друга в течение значительного периода времени. За последние несколько дней Дун Ин’эр не встретила никого за пределами фу. Таким образом, то, что Цзян Жуань нанесла ей визит из ниоткуда, немного подняло девушке настроение.
Дун Ин’эр внимательно оценила Цзян Жуань. Поскольку это был всё ещё период траура, Цзян Жуань не могла носить красное. Вместо этого она надела зелёное тонкое платье, чрезвычайно простое и приглушённого цвета, которое, что, наоборот, придавало ей утончённую мягкость, которой Цзян Жуань обычно не проявляла. Она всё ещё выглядела полной жизненных сил; она явно не погрузилась в печаль в результате смерти старой госпожи Цзян.
– Жуань Мэй мэй, как ты? Я не могу покинуть фу, но я слышала, что ты была арестована и заключена в тюрьму. Ты не испытывала никаких обид? – с беспокойством спросила Дун Ин’эр.
Цзян Жуань покачала головой, и её взгляд на мгновение остановился на лице Дун Ин’эр. Дун Ин’эр всегда была жизнерадостной и воодушевлённой. Дун дажэнь хорошо защищал её, и девушка казалась беззаботной и свободной от беспокойства всё время. Теперь жизнерадостность, которая постоянно присутствовала на её лице, исчезла, и осталась только глубокая меланхолия.
Дун Ин’эр заметила пристальный взгляд Цзян Жуань и неловко опустила голову, прежде чем спросить:
– Жуань Мэй мэй, почему ты пришла навестить меня?
Дело было не в том, что Чжао Цзинь, Линь Цзы Сян, Вэнь Фэй Фэй и другие не приходили навестить её, но Дун дажэнь сказал им, что она больна, и отправил их домой. То, что Цзян Жуань была допущена в фу Дун дажэнем, указывало на то, что должна быть какая-то веская причина.
– Дун фужэнь пригласила меня прийти.
– Моя мать? – с подозрением проговорила Дун Ин’эр. – Почему она пригласила тебя сюда?
Цзян Жуань молча смотрела на неё. Дун Ин’эр ненадолго замолчал, прежде чем сказать:
– Ты всё знаешь, не так ли?