Глава 82.2 •
Происхождение Гуй Пинь Янь не было таким уж хорошим. Происхождение Сяньжун Чжао было достойным, но она всё ещё плохо рисовала. Поэтому многие ждали, чтобы посмотреть на то, как эти двое станут посмешищами.
Но Чжуан Лаоянь не волновало, что думают другие. Она взяла кисть и начала рисовать на шёлковом полотне, совершенно не похожая на ту, какой люди воспринимали её в прошлом.
Гуй Фэй Шу отвела взгляд от Чжуан Лаоянь. Она опустила голову с неискренней улыбкой. Затем девушка осторожно нарисовала магнолию.
Как Император, Фэн Цзинь просто относился к четырем искусствам как к развлечению. По этой причине он не был поглощён этим занятием. Он нарисовал простую гору. Нарисовав рядом с горой наполовину распустившуюся орхидею, он оставил всё как есть.
Вскоре после того, как Император закончил рисовать, императорские наложницы, естественно, перестали рисовать по очереди, глядя друг на друга.
Картина Императрицы соответствовала нормам её статуса: древовидный пион, почётный и внушительный. Это доказывало, что она происходила из влиятельной семьи. Фэн Цзинь немного похвалил его, прежде чем пойти посмотреть рисунки других императорских наложниц.
Гуй Фэй Шу была любимой императорской наложницей, чья благосклонность была непоколебима и возвышалась над благосклонностью других. Помимо умения танцевать, она была также талантлива в четырёх искусствах.
Чжуан Лаоянь отложила кисть. Она смотрела на толпу императорских наложниц, выискивающих благосклонность у Гуй Фэй Шу, и на её губах играла лёгкая улыбка.
Когда Гуй Пинь Цзян посмотрела на картину Чжуан Лаоянь, в её глазах промелькнуло удивление. Потом девушка сразу же улыбнулась.
– Картина Вашего Высочества заставит всех ахнуть от удивления.
– Я только надеюсь, что это не рассмешит других, – на её губах расцвела улыбка. Иногда женщины Императорского гарема не должны относиться к себе как к бассейну с водой, выставляя всё напоказ сразу. Чтобы другие почувствовали так называемое приятное удивление, у другой стороны не должно быть никаких ожиданий от неё, верно?
Император направился к столу Чжуан Лаоянь. Поначалу он не возлагал особых надежд на её рисунок, но когда мужчина увидел его, то удивился. На шёлковом полотне были только ветка яблони, камень и бабочка. Сбоку, лишённая всяких красок, лежала поэма Оуян Сю (1). Хотя мастерство в живописи было намного ниже, чем у Фэй Нин, оно несло в себе невыразимый подтекст.
– Цветы этого года ещё красивее, чем в прошлом. Как жаль, что цветы следующего года будут ещё красивее. Но какие годы похожи? – медленно произнёс Фэн Цзинь. Затем он внимательно посмотрел на Чжуан Лаоянь и тотчас же улыбнулся. – Хотя мастерство возлюбленной наложницы в живописи нельзя считать лучшим, смысл, стоящий за твоей картиной, очень редок. Надеюсь, в следующем году твоё мастерство в живописи улучшится.
– Эта Чэньце знает, что мои живописные способности хуже, чем у других, и просто демонстрирует своё могущество перед знатоком, – на губах Чжуан Лаоянь появилась улыбка.
Гуй Фэй Шу, сидевшая в стороне, была несколько расстроена. Что означали слова Его Величества, когда он специально упомянул о следующем году? Может быть, из-за нелепого стихотворения Чжуан Лаоянь Император пообещает ей милость «на следующий год»?
Была ли это провокация Чжуан Лаоянь по отношению к ней из-за прошлых слова Гуй Фэй Шу: «ни один цветок не может цвести сто дней»?
Императрица была очень рада видеть, как Гуй Фэй Шу теряет лицо.
– Эта Бэнь Гун думает, что картина Сяньжун Чжао свежа, чиста и приятна. Она кажется яркой, когда смотришь на неё. Ясно, что Сяньжун Чжао не слишком старалась тогда рисовать на фонарях.
– Ваше Величество слишком хвалит эту Чэньце. Эта Чэньце любит рисовать пухлые вещи. Более того, поскольку моё умение не было презентабельным, эта Чэньце нарисовала тогда на дворцовом фонаре пухлого поросёнка, – Чжуан Лаоянь слегка улыбнулся. – Эта Чэньце позволила всем стать свидетелями шутки.
– Сяньжун Чжао действительно хорошо скрывает свои навыки, – сказала Гуй Фэй Шу, также слегка улыбаясь. – Если бы сегодня все не собрались вместе, возможно, даже Его Величество не знал бы о твоём мастерстве.
– Эти слова истинны, – Фэн Цзинь поднял голову. Столкнулся с Гуй Фэй Шу. – Судя по тому, что видит этот Чжэнь, она относится к тому типу людей, которые сидят, когда им позволяют сидеть, а не стоять. Живопись для неё слишком трудна.
Улыбка на лице Гуй Фэй Шу померкла:
– Но разве Вашему Величеству нравится ленивая внешность младшей сестры Чжао?
Фэн Цзинь улыбнулся. Он не стал продолжать разговор в том же духе, повернувшись к Фэй Нин.
Все, естественно, пошли вперёд, следуя за ним. И они видели только бамбук, нарисованный на шёлковом полотне Фэй Нин. Она сделала всего несколько штрихов, но всё же смогла передать характер и форму бамбука. Даже Чжуан Лаоянь, любитель, могла сказать, что мастерство Фэй Нин было выше, чем у большинства женщин.
Конечно, все её хвалили. Гуй Фэй Шу сказала:
– Наши картины не могут сравниться с картинами Фэй Нин. Я помню, что два года назад Фэй Нин подражала «Оде богини Ло» Гу Кайчжи (2), и она выглядела точно так же, как оригинал. Возможно, только реинкарнация Гу Кайчжи обладала таким искусством подражания. Кроме оригинального художника, другие не смогут заметить разницу.
– Ваше Высочество Гуй Фэй слишком хвалит меня. Эта Чэньце обычно проводит слишком много времени в праздности и только подражает ради забавы. Как могла эта Чэньце быть настолько удивительной? – Фэй Нин улыбнулась. Выражение её лица было безразличным, без тени гордости за свою работу.
– Фэй Нин не должна быть такой скромной, – затем Гуй Фэй Шу сделала паузу, прежде чем внезапно сказать: – Если бы это не было упомянуто, эта Чэньце почти забыла бы одну вещь. Ваше Величество, поскольку Фэй Нин – лучшая в живописи и лучшая в подражании картинам, как насчёт того, чтобы мы заставили её взглянуть на картину павлина и решить, кто на самом деле скопировал и попытался подставить Сяньжун Чжао?
Дело против Сяньжун Чжао началось месяц назад. Император и Императрица уже молчаливо согласились, что кто-то пытался подставить Сяньжун Чжао. Почему Гуй Фэй Шу упомянул об этом? Может быть, она верила, что Сяньжун Чжао не подставили? Или была другая причина?
Брови Фэн Цзиня дёрнулись. Затем он снова повернулся к Гуй Фэй Шу. Он легонько постучал указательным пальцем по столу, которым пользовалась Фэй Нин. Он увидел, что Фэй Нин почтительно положила кисть из своей руки из-за его движения. После этого он убрал руку.
– Теперь, когда Гуй Фэй Шу упомянул об этом, этот Чжэнь хочет, чтобы ты посмотрела. Императрица, пусть кто-нибудь принесёт картину с павлиньим хвостом, – пауза. – В конце концов, в тот день мы с Сяньжун Чжао запускали воздушных змеев, и этот Чжэнь лично перерезал нити обоих воздушных змеев
Как только эти слова слетели с губ Императора, выражение лиц окружающих людей немного изменилось. Разве эти слова Императора не означали, что человек, который искал коршунов, не мог быть Сяньжун Чжао? В конце концов, разве Сяньжун Чжао настолько глупа, чтобы вернуть вещи, которые Император лично освободил?
Тогда почему же Император молчал раньше?
Императорские наложницы, которые в прошлом воспользовались возможностью унизить Чжуан Лаоянь, теперь все были напуганы, их лица постепенно бледнели. В Императорском саду, который прежде бурлил от возбуждения, воцарилась тишина.
Чжуан Лаоянь никак не ожидал, что Император произнесёт эти слова. Её веки дрогнули, взгляд задержался на бамбуковой картине Фэй Нин.
__________________________________________________
1. Оуян Сю – прозаик и историк династии Северная Сун.
2. Гу Кайчжи – знаменитый художник династии Восточной Цзинь, один из четырёх великих художников шести династий.