Глава 750 - Эпилог (❀) •
Прибыл ордоннанц и объявил, что господин Фердинанд и правящая герцогиня будут принимать пищу в кабинете ауба в замке. Гретия, Лизелетта и Юстокс тут же отправились в комнату для последователей, соседствующую с этим кабинетом.
Гретия терпеливо подождала, пока лифт для еды остановится, затем открыла его дверцу и выкатила изнутри небольшую тележку.
— Как обычно, проверьте всё на яд, — приказал Юстокс, сузив глаза в резком взгляде.
Вместе с Лизелеттой Гретия начала проверять еду своей госпожи. Они протирали тарелки и столовые приборы тканью, смоченной в специальном лекарстве, реагирующем на яд, а затем использовали то же лекарство на небольшом образце каждого блюда. Подобные процедуры преподавались в дворянской академии на курсах слуг, поэтому их мог выполнять любой приличный слуга, но в свите Розмайн обучали и нестандартным, более тщательным методам — разумеется, по наущению Юстокса.
— Суп с арспиумом требует особой осторожности, — отметил он. — Безвредный сам по себе, он становится ядовитым, когда смешивается с дорхю. Извлеките полную ложку супа из миски, вылейте её на смоченную лекарством ткань, затем для верности проверьте ободок миски.
Уроки Юстокса были посвящены различным ядам, которые не изучались в дворянской академии. Его знания растений, произрастающих в Аренсбахе, и инструментов, используемых только в Ланценавии, были необходимы Гретии и Лизелетте, слугам будущего ауба.
«Знания последователей господина Фердинанда о ядах кажутся даже чрезмерными», — мысленно отметила Гретия.
В её голове мелькнуло лицо Лазафама. Он отличался спокойным характером, всегда улыбался и даже принимал простолюдинов в библиотеке, в которой служил. Однако когда дело доходило до приготовления еды, полного доверия от него не получало ничто и никто, включая личных поваров Розмайн.
Во время эвакуации Лазафам лично проверял каждое блюдо, приготовленное вызвавшимися готовить простолюдинками, а после их ухода с кухни обыскал её сверху донизу в поисках всего, что могло бы представлять угрозу. Воспользовавшись случаем, тогда он показал Лизелетте и Гретии, на что следует обращать внимание при приготовлении эренфестской еды, и предупредил их, чтобы впредь они были ещё более осторожны. Придворные повара готовили одни и те же блюда для всех в замке, но это не означало, что Гретии не следует проверять приготовленные ими яства на яды. Лазафам также посоветовал ей как можно скорее изучить опасности, связанные с продуктами из других регионов.
«Тогда я думала, что он проявляет излишнюю осторожность из-за наших планов переехать в Центр. Но сейчас…» — задумалась Гретия.
Предупреждения Лазафама теперь прочно сидели у неё в голове. Они перебрались не в Центр, а в Аренсбах, герцогство, изобилующее сторонниками Дитлинды и теми, кто был не согласен с тем, что эренфестская дворянка украла их основание. Интриги строили даже члены фракции Летиции, подумывающие сделать девочку аубом вместо Розмайн. Самой Летиции, разумеется, о подобных планах ничего не сообщалось. Хотя цели у них были самые разные, противники новой герцогини нашли общий язык в желании убить Розмайн до следующего собрания герцогов, когда её официально признают аубом.
«Мы смогли узнать об этом только благодаря последователям господина Фердинанда».
Присутствие Фердинанда и Юстокса, которые полтора года назад переехали в Аренсбах и потратили немало времени на изучение уникальных растений и ядов этого региона, было благословением для Розмайн и её свиты. Гретия была благодарна им больше, чем могла выразить словами: без подобного бесценного источника мудрости последователям Розмайн пришлось бы особенно нелегко, учитывая презрение, обрушенное на их госпожу как на несовершеннолетнюю правящую герцогиню.
— Положите немного в рот, а затем выплюньте в ткань, — объяснял Юстокс. — Сок азрессе вступает в реакцию со слюной и становится ядовитым, если его проглотить.
Только после того, как блюда были тщательно проверены на наличие яда, их разрешалось подавать на стол. Обычно Розмайн старалась ужинать в столовой вместе с Летицией, но в этот раз она отправилась в кабинет ауба вместе с Фердинандом. Они отослали своих рыцарей, готовясь к масштабному ритуалу, и попасть к ним могли только те, кто мог посещать жилые покои ауба. В данный момент это разрешение распространялось исключительно на эренфестских дворян. Никто из Аренсбаха, даже те, кто служил Фердинанду, не мог добраться до пары в их нынешнем месте.
Некоторые дворяне были против того, чтобы Фердинанд пользовался жилыми помещениями герцогини, когда даже не был как следует помолвлен, но их протесты остались без внимания. До сих пор было неясно, кому из аренсбахских дворян можно доверять, а Фердинанду было совершенно необходимо принять участие в ритуале.
***
— Тем, кто не посвятил имена, следует уйти, — приказал Фердинанд после ужина.
Лизелетта выкатила из комнаты тележку с тарелками, а Леонора и Ангелика стали охранять дверь с внешней стороны.
— Гретия, отправь ордоннанц, когда госпожа Розмайн вернётся из основания, — попросила Леонора.
При обычных обстоятельствах, когда ауб посещал зал основания, в его комнату допускались только высшие дворяне, принадлежащие к одной из ветвей герцогского рода. Гретия была всего лишь средней дворянкой. Ей разрешили остаться только потому, что остальные посвятившие имя отправились в другое место, чтобы помочь подготовиться к заклинанию.
— Господин Фердинанд, вы действительно можете войти в зал основания? — уточнила Розмайн, с тревогой смотря вслед удаляющейся свите.
Обычно ауб входил в зал основания в одиночестве — все, кроме герцога, должны были ожидать в комнате последователей или хотя бы быть отделены ширмой. Но сейчас было сделано много исключений.
— Это не имеет значения, — ответил он. — Мы собираемся воссоздать всё герцогство как Александрию, и любого, кто мог бы распространить слух о моём вторжении, легко заставить замолчать. Однако имей в виду, что это никогда не повторится. Как только дворец будет отстроен, ни я, ни кто-либо из посвятивших имя не будет иметь права на подобные исключения.
Это было чрезвычайно нетипичным заявлением для Фердинанда. Он был известен тем, что без раздумий нарушал обычаи, когда считал это необходимым.
Фердинанд взял в руки камень посвящения имени:
— Юстокс, я запрещаю тебе распространять любую информацию об основании Аренсбаха. Розмайн, передай Гретии и мне тот же приказ.
Розмайн скривилась, потянулась к клетке, висевшей у неё на поясе, и коснулась одного из камней внутри. Она получила имена многих своих последователей, но обычно не любила использовать их камни для отдачи приказов. Фердинанд же, напротив, судя по всему пользовался своими довольно регулярно.
— Господин Фердинанд, Гретия, — произнесла она, — я запрещаю вам обоим распространять какую-либо информацию об основании Аренсбаха.
— Конечно, — кивнула Гретия.
Фердинанд вставил ключ в дверь, ведущую в зал основания. В другой руке он держал несколько магических камней с магической силой Розмайн, как всегда, когда выступал в роли герцога. По всей видимости, он действовал так же, как и учителя дворянской академии, хранящие магические камни с магической силой королевских особ, но ни Гретия, ни её товарищи по службе не могли этого подтвердить: они не проходили курс кандидатов в аубы.
— Руку, Розмайн, — потребовал Фердинанд, протягивая ей ладонь.
Она приняла её, затем сделала шаткий шаг вперед.
— Всего доброго, госпожа Розмайн, — сказала Гретия. — Я приготовлю всё необходимое, чтобы вы могли отдохнуть по возвращении.
Розмайн оглянулась и слабо улыбнулась в знак признательности. На её лице, к всеобщему неудивлению, отчетливо читалось изнеможение: последние три дня она провела, откровенно мучаясь, пока её божественная сила бушевала. Гретия служила ей в это время больше, чем кто-либо ещё, и она тоже считала это невыносимым испытанием.
«О, почему моя госпожа должна терпеть такие муки?!» — Гретия была в ярости от того, что боги оказались столь неразумны. Однако она скрыла эти эмоции и просто улыбнулась Розмайн в ответ, как всегда.
***
Пара вошла в зал основания, и дверь закрылась сама собой. Как только Розмайн скрылась из виду, зрение Гретии затуманилось. Она вытерла слезы с голубовато-зелёных глаз и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
— Господин Юстокс, — спросила она, — моя улыбка выглядит нормально?
— Да, думаю, неплохо.
Гретии уже рассказали о плане её госпожи. Розмайн предстояло использовать масштабное заклинание, чтобы истощить свою магическую и божественную силы, а затем вернуться в прежнее состояние. Других вариантов у неё не было: только оказавшись на краю жизни и смерти, она могла избавиться от причины своих мучений. Сила богов вздымалась и сталкивалась в ней, причиняя боль, превышающую ту, которую обычно может пережить человек.
«Что за буйство богов!»
Гретия была возмущена тем, что её госпоже приходится идти на такие крайние меры, чтобы остаться в живых, но её утешало то, что с Розмайн был Фердинанд. Он отчаянно искал способ спасти свою подопечную и делал всё, что было в его силах, чтобы помочь ей.
— Господин Фердинанд сказал, что они будут использовать жидкую магическую силу, сделанную из золотой пыли и магических камней, полностью окрашенных её магической силой, — задумалась Гретия. — Должна признаться, я потрясена тем, что такое вообще возможно.
Чтобы сделать жидкую магическую силу, нужно было удалить всевозможную магическую силу из воды и заменить её своей собственной. Любой, кто выполнял этот процесс, всегда направлял в смесь лишь свою магическую силу, поэтому Гретия ожидала, что только сама Розмайн могла бы сделать жидкую магическую силу для себя.
И всё же Фердинанд утверждал, что смог всё подготовить самостоятельно.
— На подобное способны все высшие дворяне? — спросила Гретия.
— Это определённо не в моих силах, — ответил Юстокс. — Есть много вещей, в которых никто не сравнится с господином Фердинандом.
Многие служащие сочли это подозрительным, но жидкая магическая сила действительно соответствовала силе, содержащейся в магических камнях Розмайн. Конечно, имелись слабые отклонения, но этого следовало ожидать: магическая сила всегда в той или иной степени изменяется, когда ею манипулируют. Хартмут и Юстокс пришли к выводу, что эти отклонения не помешают попыткам перекрасить Розмайн.
— Меня огорчает, как мало я могу сделать для госпожи Розмайн… — пробормотала Гретия.
— Ха. Если ты сравниваешь себя с господином Фердинандом, то это естественно. Хартмут и Лизелетта стали достаточно подкованы, чтобы служить лекарями для госпожи Розмайн, но они всё ещё сокрушаются, что способны лишь на то, чему их научил господин Фердинанд.
Гретия прекрасно понимала это чувство. Она была не единственной, кто расстраивался из-за неспособности стать полезным в новых обстоятельствах Розмайн. Фердинанд, напротив, казалось, принял всё как должное.
— Да, есть причина, по которой госпожа доверяет ему больше, чем кому-либо другому… — продолжила Гретия. — Даже учитывая, сколько они были разлучены.
Возможно, потому, что он уже переехал в Аренсбах, когда она стала слугой Розмайн, Гретии казалось странным, что Фердинанд постоянно находился рядом с её госпожой. Ей также было трудно поверить, что даже Хартмуту, чрезвычайно внимательному служащему, так много делающему для своей госпожи за кулисами, не удалось заменить кого-то, кто так долго отсутствовал.
Юстокс усмехнулся:
— Всего полтора года. Это даже меньше срока, который госпожа Розмайн провела в юрэве. Господин Фердинанд оберегал её здоровье и положение с тех пор, как она была хрупкой девочкой в храме, и дал ей образование, чтобы она могла выжить как приёмная дочь герцога. Найти кого-то, кто мог бы заменить его, всегда было огромной задачей. Муж мог бы превзойти его, но никто и никогда не займёт его место теперь, когда они помолвлены.
Гретия понимала, но это не делало ситуацию проще. Должно быть, недовольство отразилось на её лице, потому что Юстокс поднял бровь.
— Ты выглядишь недовольной. Тебе не нравится господин Фердинанд?
— Вовсе нет, — сразу же ответила Гретия.
Даже если бы она и была в чём-то не согласна с женихом Розмайн, едва ли девушка стала бы высказывать свои жалобы последователю, посвятившему Фердинанду имя. Её госпожа попадала во множество необычных ситуаций, и Гретия искренне верила, что Фердинанд лучше всего подходит для того, чтобы обеспечить Розмайн безопасность.
— Я посвятила своё имя госпоже Розмайн, потому что она спасла меня, — продолжала девушка, опустив глаза. — Моё недовольство вызвано тем, что я не могу вернуть ей свой долг.
Она ничего не могла сделать, чтобы спасти свою госпожу от богов, которые теперь играли с жизнью Розмайн.
— Ты сама себе спасительница, — ответил Юстокс . — То, что ты решилась сбежать от дурного обращения с собой и преуспела в этом, заслуживает большого уважения. Гордись своим решением и тем, что довела его до конца.
Гретия не смогла подавить вздох:
— Вы… знаете обо мне, господин Юстокс? Откуда?
Она многое намеренно скрывала от своих товарищей по службе. Сколько же знал стоящий перед ней мужчина?
Юстокс пожал плечами:
— Неужели ты ожидала, что господин Фердинанд не станет тебя изучать только потому, что вы из одного герцогства? Игровая комната, в частности, ускользает от внимания многих взрослых. Он изучил историю каждого ребёнка, который будет посещать школу вместе с госпожой Розмайн, и особенно пристальное внимание уделил тем, кто, по его мнению, мог посвятить ей своё имя. Мы знаем о тебе всё: где ты работала, когда ты развила чувство восприятия магической силы…
***
Будучи дочерью священника и священницы, происходящих из средних дворян, Гретия выросла в пристройке в родовом поместье своей матери. Уже в детстве она беспокоилась о том, что ждет её в будущем: с тех пор как её мать вернули из храма, к ней относились не лучше, чем к подносящей цветы священнице в серых одеждах, и Гретия, дитя храма, боялась, что её ждёт та же участь.
Вместо этого Гретию забрали из пристройки и крестили как свою дочь её дядя по материнской линии и его первая жена. Это решение было принято по нескольким причинам: из-за нехватки дворян после чистки, из-за того, что у неё было больше магической силы, чем у других детей, которым предстояло стать дворянами, и из-за желания рода иметь дочь для политического брака.
После становления дворянкой жизнь Гретии ничуть не облегчилась. Почти полное игнорирование в пристройке сменилось постоянным дотошным вниманием в главном здании. Братья издевались над ней за её происхождение, критиковали при малейшей ошибке, а когда она достигла половой зрелости, стали безжалостно дразнить за не по годам развитое тело. Каждый день был похож на вечное мучение.
Воспитанная как пешка для политического брака, Гретия молилась о том, чтобы однажды сбежать из родного дома. Только тогда с ней будут обращаться как с обычной дворянкой. Она решила, что пойдёт на всё, чтобы сбежать, даже если ей придётся выйти замуж за кого-то старше своего отца.
Но её желание так и не исполнилось. Как только она обрела способность чувствовать магическую силу, Гретию стали представлять не потенциальным женихам, а мужчинам, ищущим наложниц. Она должна была переехать к ним в дом, став слугой одной из их жён или дочерей. Её отец назвал это идеальной работой для дитя храма и продал Гретию тому, кто больше заплатил: гибу Вильтору.
Позднее во время чистки были казнены и сам гиб, и его старший сын, но Гретия не обрадовалась. Возвращение «домой» в любом случае обрекало её на бесконечные страдания. Именно поэтому она искала защиты, посвятив имя Розмайн.
***
— Теперь, когда гиб Вильтор и его семья казнены, о твоём прошлом знают только господин Фердинанд, трое посвятивших ему имя и твои бывшие родственники, — сказал Юстокс. Это было гораздо меньше, чем ожидала Гретия. — Хартмут и Корнелиус также проверили тех, кто посвятил имя госпоже Розмайн, но стены фракций ограничили их возможности. Подозреваю, тогда они узнали лишь то, что уже было известно общественности. Если бы они попытались сделать это сейчас, то, вероятно, копнули бы глубже.
Исследование Хартмута подтвердило рассказ Гретии о её прошлом, и он решил больше не лезть не в своё дело — к её большому облегчению.
— Хотя я теперь служу госпоже Розмайн, я чувствую себя совершенно бесполезной, — кивнула Гретия. — Пока у госпожи есть господин Фердинанд, я не понимаю, зачем ей нужен кто-то ещё. Я расстраиваюсь из-за собственной неполноценности и завидую вашему господину, от которого она зависит во всем. Хотела бы я, чтобы была хоть одна область, в которой я превосходила бы его.
Она сетовала на ситуацию, в которой оказалась, а не на Фердинанда.
Юстокс кивнул и сказал:
— Я понимаю, что ты чувствуешь.
Ошеломлённая, Гретия могла лишь потрясённо смотреть на происходящее. Она никак не ожидала, что Юстокс, опытный служащий и слуга, а также очень способный рыцарь, согласится с ней.
— Я посвятил своё имя господину Фердинанду в знак преданности, но постоянно проигрываю госпоже Розмайн, когда дело доходит до его спасения. Я рад видеть его здоровым и умиротворённым, но это поражение не может не расстраивать меня.
Юстокс говорил лёгким, немного дразнящим голосом, и Гретия не смогла удержаться от лёгкого смеха. Утешало, что даже столь компетентный человек сталкивался с той же проблемой.
***
— Ах. Началось, — сказал Юстокс, глядя на улицу.
Гретия тоже посмотрела и увидела в небе над головой зелёный свет, такой яркий, что она почти забыла, что сейчас ночь. Через окно доносились возбуждённые крики, но их источник был вне поля зрения. Гретия начала размышлять о том, что может происходить, когда в комнату влетел ордоннанц и сел ей на руку.
— Это Хартмут. Луч зелёного света только что вырвался из замка и поднимается высоко-высоко в небо. Это прекрасная возможность поведать дворянам Аренсбаха о великолепии госпожи Розмайн, но что ещё можно сказать, чего ещё не заключает в себе это божественное зрелище? В любом случае, поскольку вы и господин Юстокс не сможете увидеть всей полноты чуда, я оценю его достаточно за вас обоих. А-а-а, свет забрезжил в направлении врат герцогства! Хвала госпоже Розмайн!
К восторженной тираде Хартмута примешивались возгласы и крики тех, кто находился снаружи. Стоял такой оживлённый шум, что можно было подумать, будто здесь проходит фестиваль.
— В небе сейчас формируется круг. Как досадно, что он всё это видит… — проворчал Юстокс. Он прижался лицом к окну в отчаянной, но, в конечном итоге, тщетной попытке увидеть как можно больше зрелища. Это было неприглядное поведение для человека, который всего несколько минут назад вёл себя так правильно, и Гретия задумалась, стоит ли ей вообще продолжать их разговор.
— Хартмут и Кларисса наверняка будут записывать происходящее с помощью магического инструмента, — наконец сказала она.
— Это не обычное заклинание: оно предвещает возрождение эпохи мифов! Никто не согласится на простую запись!
Гретия не могла ему сочувствовать: её больше волновала судьба её госпожи в зале основания. Она, конечно, следила бы за светом, будь у них лучший обзор, но она была не настолько взволнована, чтобы отбросить маску приличия.
Вскоре прибыл ещё один ордоннанц. Получать корреспонденцию, предназначенную для ауба, должна была Гретия. Хотя Юстокс находился в комнате вместе с ней, его обязанностью было при первых признаках беды спешить на помощь.
— Это Штраль, — сказала птица. — Мы только что видели свет у наших врат герцогства, огромный магический круг начал растягиваться по небу. Свет, по всей видимости, направляется сейчас к вратам с Дункельфельгером.
Это был краткий отчёт, но в каждом слове сквозило удивление рыцаря. Он высказал некоторые сомнения, когда ему вручили радужный магический камень с белой веткой, торчащей из него, и велели отнести его к вратам герцогства, так что, должно быть, он был потрясён больше других. У Гретии возникло внезапное желание выглянуть наружу, но оно исчезло, когда она увидела Юстокса, прижавшегося щекой к стеклу.
— О, ещё один ордоннанц, — отметила она. С момента предыдущего прошло совсем немного времени.
— Это Экхарт. Зелёный свет только что прибыл к нашим вратам, и в небе уверенно формируется магический круг. Однако у нас есть проблема. Рыцари Дункельфельгера… Эй! Я же сказал вам держаться подальше! Держите дистанцию!
Экхарт говорил повышенным голосом, стараясь, чтобы его услышали среди суеты у пограничных с Дункельфельгером врат. Гретия практически видела, как он отпихивает в сторону зазевавшихся рыцарей, и только тогда поняла, зачем именно ему из всех других, было поручено там находиться.
«Как и говорил господин Фердинанд, этот пост был бы слишком тяжёл для Матиаса или Корнелиуса…» — отметила про себя девушка.
— Ооо! — воскликнул Юстокс, заставив Гретию подпрыгнуть. — Круг становится виден, Гретия! Он идёт с севера на восток! Хочешь взглянуть?
Гретия покачала головой и сделала шаг назад. Окно немного запотело из-за тяжёлого дыхания Юстокса. Его напористость была довольно пугающей.
— Я буду ждать здесь, когда прибудет следующий ордоннанц, — ответила она.
Вскоре после этого прибыл ордоннанц с границы с бывшим Веркштоком:
— Это Лауренц. Свет достиг этой ветви и продолжил распространяться. Полагаю, на очереди врата на границе с Эренфестом. Это впечатляющее зрелище. Некоторые люди говорят, что им жаль, что бывший Веркшток не будет включён в заклинание.
Гретия недовольно скривила лицо. Если бы подобные замечания исходили от Аренсбаха, она могла бы понять, но от дворян Эренфеста? Неужели они забыли о причастности бывшего Веркштока к недавнему вторжению? Розмайн не обязана им помогать, считала девушка.
«И даже если бы она это сделала, они наверняка нашли бы способ обвинить её за это», — посетовала Гретия.
Она вспомнила обсуждения, ведущиеся перед встречей с королевской семьёй. Фердинанд спросил тогда последователей о том, что они думают по поводу присоединения части бывшего Веркштока, принадлежащей Аренсбаху, к Александрии. Аренсбахская часть его свиты поддержала эту идею, заявив, что за десять лет у них появилось немало родственников в бывшем Веркштоке, и что лучше расширять свою территорию, когда появляется такая возможность, но все из Эренфеста выступили против.
«Госпоже Розмайн совершенно незачем рисковать своей жизнью, восстанавливая земли своих врагов», — нахмурила брови Гретия, наблюдая за магическим кругом, который теперь можно было увидеть, не прижимаясь лицом к окну. Она видела красоту в заклинании, способном восстановить всё герцогство разом, но от невероятных размеров круга у неё перехватило дыхание. Трудно было поверить, что Розмайн создала его в одиночку, а мысль о том, что он ставит её на грань гибели, приводила в ужас. Гретия нервно обернулась к двери, ведущей в зал основания.
Ещё один ордоннанц уселся на её руке.
— Это Матиас. Свет прибыл без проблем. Он действительно внушает благоговение. Мне почти хочется вскинуть руки, как Хартмут, и молиться госпоже Розмайн.
«Тогда зачем сдерживаться?» — недоумевала Гретия.
Божественная магическая сила Розмайн вызвала изменения в её последователях. Они стали ещё более преданными ей, чем прежде, и часто испытывали желание преклонить колени перед своей госпожой. Корнелиус говорил, будто все посвятившие имя превратились в Хартмута, и действительно, Гретия стала во многом согласна с преданным служащим. Она гордилась тем, что отдала всю себя служению столь великой особе, и понимала, что у неё развивается своего рода слепая одержимость.
«Возможно, именно поэтому я не боюсь умереть вместе с ней, если случится худшее».
Гретия всё ещё размышляла над этим вопросом, когда прибыл ещё один ордоннанц.
— Это Корнелиус. Свет достиг Эренфеста.
Это было короткое и простое сообщение, но его голос дрогнул, и громогласное «ОООООО! РОЗМАЙН!» рисковало заглушить его.
«Интересно, помнит ли госпожа господина Бонифация…» — задумалась Гретия.
Девушка знала об утраченных воспоминаниях Розмайн. Это была плата за то, что в неё спустилась богиня, и по тому, как Фердинанд отнёсся к этому вопросу, можно было догадаться, что восстановить их будет нелегко.
«Тем не менее госпожа Розмайн твёрдо намерена это сделать».
Это была неприятная ситуация, но утраченные воспоминания Розмайн, похоже, не доставляли ей никаких проблем. Гретия не видела причин для того, чтобы её госпожа предпринимала опасные попытки вернуть их — не тогда, когда она могла бы просто идти дальше, повторно знакомясь с теми, кого забыла. Что бы ни решила Розмайн, Гретия будет продолжать служить ей.
— Ааа, я не вижу! — воскликнул Юстокс. — Я не вижу больше никаких изменений! Это ведь был ордоннанц от эренфестских врат герцогства, верно? Это должно означать, что магический круг скоро будет закончен. Я хочу увидеть его завершённым своими глазами. Как он должен выглядеть с высоты небес?
Опомнившись, Гретия выглянула в окно и посмотрела на круг, который теперь покрывал всё небо. Он перестал меняться, но заклинание казалось незавершённым. Она ждала отчёта Клариссы в состоянии, близком к панике.
Гретия больше смотрела на зал основания, чем в окно. Она ужасно беспокоилась о здоровье Розмайн. В голову лезли неприятные мысли: о том, что её госпожа может упасть в обморок на середине заклинания или не сможет полностью избавиться от магической силы, — и тут же всплывало важное предупреждение:
«Это заклинание почти полностью истощит магическую силу Розмайн. Есть вероятность, что она умрёт, и если это произойдёт, то посвятившие ей имя поднимутся по высокой лестнице вместе с ней. Будьте готовы к худшему сценарию».
Эти слова предостережения исходили от Фердинанда и были даны только тем, кто посвятил ей имя и должен был уйти из жизни вместе со своей госпожой. Леонора и Корнелиус, скорее всего, смутно понимали, чем это чревато, но напрямую им об этом не говорили.
«Если она погибнет, то и мир тоже. Вы, я, новый зент — все мы умрём, и Юргеншмидт вскоре последует за нами».
Часть Гретии не одобряла риск, на который шёл Фердинанд — судьба всей страны зависела от Розмайн, — но она также соглашалась с его безумием.
«Если боги действительно хотят, чтобы Юргеншмидт выжил, то им достаточно сохранить жизнь моей госпоже».
Им особенно нравилась Розмайн, которая молилась и посвящала больше магической силы, чем кто-либо другой, но они слишком увлеклись миром людей. Заставлять ребёнка превращаться во взрослую девушку или наполнять её божественной силой было неправильно, учитывая пределы человеческого тела.
«Боги могут поразмыслить над своими глупыми поступками, из-за которых вся страна оказалась в опасности, а затем посвятить себя сохранению жизни госпожи Розмайн».
Если бы ей пришлось выбирать между жизнью своей госпожи и дальнейшим существованием Юргеншмидта, Гретия всегда выбрала бы первое. Не боги спасли её, а Розмайн.
«А жизнь вне её службы была бы недостойной».
Гретия была ещё несовершеннолетней. В случае если она каким-то образом переживёт смерть Розмайн, её отправят обратно в родной дом. Она предпочла бы умереть рядом со своей госпожой, чем допустить такое развитие событий. При этой мысли пришёл ордоннанц, которого Гретия так отчаянно ждала.
— Это Кларисса. Всё готово! Это огромный успех! Небо над герцогством полностью занято, и на нас льётся зелёный свет. Это божественно! Великолепнее, чем я могу выразить словами! Я не ожидала меньшего от нашего божественного воплощения!
На фоне сообщения Гретия услышала аплодисменты и радостные возгласы.
— Похоже, заклинание прошло успешно, — отметила она.
— Точно, — ответил Юстокс. — Я хочу посмотреть, как обстоят дела снаружи. Я вернусь сразу после того, как… — он сделал паузу и посмотрел на дверь, ведущую к основанию, и в его лице промелькнуло сожаление. — Нет… Заклинание прошло успешно, так что они должны скоро выйти. Мы не можем уйти отсюда.
Гретия тоже ждала их возвращения.
Время шло, но дверь не открывалась. Волнение, которое Гретия испытывала по поводу успеха заклинания, быстро сменилось тревогой.
— Моя госпожа в порядке?.. — спросила она.
— Должна быть. Мой господин с ней, — ответил Юстокс. Его прежнего энтузиазма уже не было видно — тревожный знак, подумала Гретия.
«Должно же быть хоть что-то, хоть что-то, что я могу сделать…» — не в силах просто смотреть на дверь, Гретия осмотрела комнату. Если бы она могла сделать что-нибудь полезное, возможно, это уменьшило бы её беспокойство. Но как бы она ни старалась, делать было нечего: они уже закончили подготовку к возвращению Розмайн. На столе стояли всевозможные лекарства восстановления, и кровать — готовая к использованию.
— Гретия, я присмотрю за дверью. Не могла бы ты заварить чай?
— Да, немедленно.
Гретия практически влетела в комнату для последователей. Юстокс дал ей возможность отвлечься. Она согрела чайник и чашки, достала несколько чайных листьев и налила в чайник горячей воды. Этот процесс был ей хорошо знаком, но руки так сильно дрожали, что приходилось работать медленнее. Когда она взяла в руки одну из чашек, пришёл ещё один ордоннанц.
— Это Лизелетта. Заклинание прошло успешно, не так ли? Наша госпожа всё ещё не вернулась из основания?
Гретия вздрогнула. Лизелетта ждала в другой комнате, а Леонора и остальные охраняли дверь. Должно быть, они были так же обеспокоены тем, что не получили никаких новостей о Розмайн. Гретия не знала, как реагировать, разрываясь между желанием выплеснуть своё беспокойство и заверить своих товарищей, что им не о чем беспокоиться.
«Поторопитесь вернуться, госпожа Розмайн. Все ждут».
Но когда эта мысль пронеслась у неё в голове, Гретия вспомнила кое-что важное — совет своей госпожи:
«Молитесь не за себя, а за других. Это самое главное правило молитвы».
В прошлом Гретия беспрестанно молилась, чтобы боги спасли её. Но они так и не спасли. Может, потому, что она молилась за себя? Боги были беспокойными существами, не понимающими границ простых смертных, но встречи с Розмайн, по крайней мере, доказывали, что они существуют.
«Если я буду молиться за кого-то другого — за госпожу Розмайн, — то, возможно, мои слова дойдут до них».
Всё ещё сжимая в руках одну из чашек, Гретия обратилась к богам с просьбой. Не ради прохождении занятий, получения божественной защиты или по чьему-то приказу, а ради дорогого ей человека. Это был первый раз, когда она молилась в истинном смысле этого слова.
— Пожалуйста, пусть госпожа Розмайн вернётся целой и невредимой.
Гретия терпеливо подождала, пока лифт для еды остановится, затем открыла его дверцу и выкатила изнутри небольшую тележку.
— Как обычно, проверьте всё на яд, — приказал Юстокс, сузив глаза в резком взгляде.
Вместе с Лизелеттой Гретия начала проверять еду своей госпожи. Они протирали тарелки и столовые приборы тканью, смоченной в специальном лекарстве, реагирующем на яд, а затем использовали то же лекарство на небольшом образце каждого блюда. Подобные процедуры преподавались в дворянской академии на курсах слуг, поэтому их мог выполнять любой приличный слуга, но в свите Розмайн обучали и нестандартным, более тщательным методам — разумеется, по наущению Юстокса.
— Суп с арспиумом требует особой осторожности, — отметил он. — Безвредный сам по себе, он становится ядовитым, когда смешивается с дорхю. Извлеките полную ложку супа из миски, вылейте её на смоченную лекарством ткань, затем для верности проверьте ободок миски.
Уроки Юстокса были посвящены различным ядам, которые не изучались в дворянской академии. Его знания растений, произрастающих в Аренсбахе, и инструментов, используемых только в Ланценавии, были необходимы Гретии и Лизелетте, слугам будущего ауба.
«Знания последователей господина Фердинанда о ядах кажутся даже чрезмерными», — мысленно отметила Гретия.
В её голове мелькнуло лицо Лазафама. Он отличался спокойным характером, всегда улыбался и даже принимал простолюдинов в библиотеке, в которой служил. Однако когда дело доходило до приготовления еды, полного доверия от него не получало ничто и никто, включая личных поваров Розмайн.
Во время эвакуации Лазафам лично проверял каждое блюдо, приготовленное вызвавшимися готовить простолюдинками, а после их ухода с кухни обыскал её сверху донизу в поисках всего, что могло бы представлять угрозу. Воспользовавшись случаем, тогда он показал Лизелетте и Гретии, на что следует обращать внимание при приготовлении эренфестской еды, и предупредил их, чтобы впредь они были ещё более осторожны. Придворные повара готовили одни и те же блюда для всех в замке, но это не означало, что Гретии не следует проверять приготовленные ими яства на яды. Лазафам также посоветовал ей как можно скорее изучить опасности, связанные с продуктами из других регионов.
«Тогда я думала, что он проявляет излишнюю осторожность из-за наших планов переехать в Центр. Но сейчас…» — задумалась Гретия.
Предупреждения Лазафама теперь прочно сидели у неё в голове. Они перебрались не в Центр, а в Аренсбах, герцогство, изобилующее сторонниками Дитлинды и теми, кто был не согласен с тем, что эренфестская дворянка украла их основание. Интриги строили даже члены фракции Летиции, подумывающие сделать девочку аубом вместо Розмайн. Самой Летиции, разумеется, о подобных планах ничего не сообщалось. Хотя цели у них были самые разные, противники новой герцогини нашли общий язык в желании убить Розмайн до следующего собрания герцогов, когда её официально признают аубом.
«Мы смогли узнать об этом только благодаря последователям господина Фердинанда».
Присутствие Фердинанда и Юстокса, которые полтора года назад переехали в Аренсбах и потратили немало времени на изучение уникальных растений и ядов этого региона, было благословением для Розмайн и её свиты. Гретия была благодарна им больше, чем могла выразить словами: без подобного бесценного источника мудрости последователям Розмайн пришлось бы особенно нелегко, учитывая презрение, обрушенное на их госпожу как на несовершеннолетнюю правящую герцогиню.
— Положите немного в рот, а затем выплюньте в ткань, — объяснял Юстокс. — Сок азрессе вступает в реакцию со слюной и становится ядовитым, если его проглотить.
Только после того, как блюда были тщательно проверены на наличие яда, их разрешалось подавать на стол. Обычно Розмайн старалась ужинать в столовой вместе с Летицией, но в этот раз она отправилась в кабинет ауба вместе с Фердинандом. Они отослали своих рыцарей, готовясь к масштабному ритуалу, и попасть к ним могли только те, кто мог посещать жилые покои ауба. В данный момент это разрешение распространялось исключительно на эренфестских дворян. Никто из Аренсбаха, даже те, кто служил Фердинанду, не мог добраться до пары в их нынешнем месте.
Некоторые дворяне были против того, чтобы Фердинанд пользовался жилыми помещениями герцогини, когда даже не был как следует помолвлен, но их протесты остались без внимания. До сих пор было неясно, кому из аренсбахских дворян можно доверять, а Фердинанду было совершенно необходимо принять участие в ритуале.
***
— Тем, кто не посвятил имена, следует уйти, — приказал Фердинанд после ужина.
Лизелетта выкатила из комнаты тележку с тарелками, а Леонора и Ангелика стали охранять дверь с внешней стороны.
— Гретия, отправь ордоннанц, когда госпожа Розмайн вернётся из основания, — попросила Леонора.
При обычных обстоятельствах, когда ауб посещал зал основания, в его комнату допускались только высшие дворяне, принадлежащие к одной из ветвей герцогского рода. Гретия была всего лишь средней дворянкой. Ей разрешили остаться только потому, что остальные посвятившие имя отправились в другое место, чтобы помочь подготовиться к заклинанию.
— Господин Фердинанд, вы действительно можете войти в зал основания? — уточнила Розмайн, с тревогой смотря вслед удаляющейся свите.
Обычно ауб входил в зал основания в одиночестве — все, кроме герцога, должны были ожидать в комнате последователей или хотя бы быть отделены ширмой. Но сейчас было сделано много исключений.
— Это не имеет значения, — ответил он. — Мы собираемся воссоздать всё герцогство как Александрию, и любого, кто мог бы распространить слух о моём вторжении, легко заставить замолчать. Однако имей в виду, что это никогда не повторится. Как только дворец будет отстроен, ни я, ни кто-либо из посвятивших имя не будет иметь права на подобные исключения.
Это было чрезвычайно нетипичным заявлением для Фердинанда. Он был известен тем, что без раздумий нарушал обычаи, когда считал это необходимым.
Фердинанд взял в руки камень посвящения имени:
— Юстокс, я запрещаю тебе распространять любую информацию об основании Аренсбаха. Розмайн, передай Гретии и мне тот же приказ.
Розмайн скривилась, потянулась к клетке, висевшей у неё на поясе, и коснулась одного из камней внутри. Она получила имена многих своих последователей, но обычно не любила использовать их камни для отдачи приказов. Фердинанд же, напротив, судя по всему пользовался своими довольно регулярно.
— Господин Фердинанд, Гретия, — произнесла она, — я запрещаю вам обоим распространять какую-либо информацию об основании Аренсбаха.
— Конечно, — кивнула Гретия.
Фердинанд вставил ключ в дверь, ведущую в зал основания. В другой руке он держал несколько магических камней с магической силой Розмайн, как всегда, когда выступал в роли герцога. По всей видимости, он действовал так же, как и учителя дворянской академии, хранящие магические камни с магической силой королевских особ, но ни Гретия, ни её товарищи по службе не могли этого подтвердить: они не проходили курс кандидатов в аубы.
— Руку, Розмайн, — потребовал Фердинанд, протягивая ей ладонь.
Она приняла её, затем сделала шаткий шаг вперед.
— Всего доброго, госпожа Розмайн, — сказала Гретия. — Я приготовлю всё необходимое, чтобы вы могли отдохнуть по возвращении.
Розмайн оглянулась и слабо улыбнулась в знак признательности. На её лице, к всеобщему неудивлению, отчетливо читалось изнеможение: последние три дня она провела, откровенно мучаясь, пока её божественная сила бушевала. Гретия служила ей в это время больше, чем кто-либо ещё, и она тоже считала это невыносимым испытанием.
«О, почему моя госпожа должна терпеть такие муки?!» — Гретия была в ярости от того, что боги оказались столь неразумны. Однако она скрыла эти эмоции и просто улыбнулась Розмайн в ответ, как всегда.
***
Пара вошла в зал основания, и дверь закрылась сама собой. Как только Розмайн скрылась из виду, зрение Гретии затуманилось. Она вытерла слезы с голубовато-зелёных глаз и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
— Господин Юстокс, — спросила она, — моя улыбка выглядит нормально?
— Да, думаю, неплохо.
Гретии уже рассказали о плане её госпожи. Розмайн предстояло использовать масштабное заклинание, чтобы истощить свою магическую и божественную силы, а затем вернуться в прежнее состояние. Других вариантов у неё не было: только оказавшись на краю жизни и смерти, она могла избавиться от причины своих мучений. Сила богов вздымалась и сталкивалась в ней, причиняя боль, превышающую ту, которую обычно может пережить человек.
«Что за буйство богов!»
Гретия была возмущена тем, что её госпоже приходится идти на такие крайние меры, чтобы остаться в живых, но её утешало то, что с Розмайн был Фердинанд. Он отчаянно искал способ спасти свою подопечную и делал всё, что было в его силах, чтобы помочь ей.
— Господин Фердинанд сказал, что они будут использовать жидкую магическую силу, сделанную из золотой пыли и магических камней, полностью окрашенных её магической силой, — задумалась Гретия. — Должна признаться, я потрясена тем, что такое вообще возможно.
Чтобы сделать жидкую магическую силу, нужно было удалить всевозможную магическую силу из воды и заменить её своей собственной. Любой, кто выполнял этот процесс, всегда направлял в смесь лишь свою магическую силу, поэтому Гретия ожидала, что только сама Розмайн могла бы сделать жидкую магическую силу для себя.
И всё же Фердинанд утверждал, что смог всё подготовить самостоятельно.
— На подобное способны все высшие дворяне? — спросила Гретия.
— Это определённо не в моих силах, — ответил Юстокс. — Есть много вещей, в которых никто не сравнится с господином Фердинандом.
Многие служащие сочли это подозрительным, но жидкая магическая сила действительно соответствовала силе, содержащейся в магических камнях Розмайн. Конечно, имелись слабые отклонения, но этого следовало ожидать: магическая сила всегда в той или иной степени изменяется, когда ею манипулируют. Хартмут и Юстокс пришли к выводу, что эти отклонения не помешают попыткам перекрасить Розмайн.
— Меня огорчает, как мало я могу сделать для госпожи Розмайн… — пробормотала Гретия.
— Ха. Если ты сравниваешь себя с господином Фердинандом, то это естественно. Хартмут и Лизелетта стали достаточно подкованы, чтобы служить лекарями для госпожи Розмайн, но они всё ещё сокрушаются, что способны лишь на то, чему их научил господин Фердинанд.
Гретия прекрасно понимала это чувство. Она была не единственной, кто расстраивался из-за неспособности стать полезным в новых обстоятельствах Розмайн. Фердинанд, напротив, казалось, принял всё как должное.
— Да, есть причина, по которой госпожа доверяет ему больше, чем кому-либо другому… — продолжила Гретия. — Даже учитывая, сколько они были разлучены.
Возможно, потому, что он уже переехал в Аренсбах, когда она стала слугой Розмайн, Гретии казалось странным, что Фердинанд постоянно находился рядом с её госпожой. Ей также было трудно поверить, что даже Хартмуту, чрезвычайно внимательному служащему, так много делающему для своей госпожи за кулисами, не удалось заменить кого-то, кто так долго отсутствовал.
Юстокс усмехнулся:
— Всего полтора года. Это даже меньше срока, который госпожа Розмайн провела в юрэве. Господин Фердинанд оберегал её здоровье и положение с тех пор, как она была хрупкой девочкой в храме, и дал ей образование, чтобы она могла выжить как приёмная дочь герцога. Найти кого-то, кто мог бы заменить его, всегда было огромной задачей. Муж мог бы превзойти его, но никто и никогда не займёт его место теперь, когда они помолвлены.
Гретия понимала, но это не делало ситуацию проще. Должно быть, недовольство отразилось на её лице, потому что Юстокс поднял бровь.
— Ты выглядишь недовольной. Тебе не нравится господин Фердинанд?
— Вовсе нет, — сразу же ответила Гретия.
Даже если бы она и была в чём-то не согласна с женихом Розмайн, едва ли девушка стала бы высказывать свои жалобы последователю, посвятившему Фердинанду имя. Её госпожа попадала во множество необычных ситуаций, и Гретия искренне верила, что Фердинанд лучше всего подходит для того, чтобы обеспечить Розмайн безопасность.
— Я посвятила своё имя госпоже Розмайн, потому что она спасла меня, — продолжала девушка, опустив глаза. — Моё недовольство вызвано тем, что я не могу вернуть ей свой долг.
Она ничего не могла сделать, чтобы спасти свою госпожу от богов, которые теперь играли с жизнью Розмайн.
— Ты сама себе спасительница, — ответил Юстокс . — То, что ты решилась сбежать от дурного обращения с собой и преуспела в этом, заслуживает большого уважения. Гордись своим решением и тем, что довела его до конца.
Гретия не смогла подавить вздох:
— Вы… знаете обо мне, господин Юстокс? Откуда?
Она многое намеренно скрывала от своих товарищей по службе. Сколько же знал стоящий перед ней мужчина?
Юстокс пожал плечами:
— Неужели ты ожидала, что господин Фердинанд не станет тебя изучать только потому, что вы из одного герцогства? Игровая комната, в частности, ускользает от внимания многих взрослых. Он изучил историю каждого ребёнка, который будет посещать школу вместе с госпожой Розмайн, и особенно пристальное внимание уделил тем, кто, по его мнению, мог посвятить ей своё имя. Мы знаем о тебе всё: где ты работала, когда ты развила чувство восприятия магической силы…
***
Будучи дочерью священника и священницы, происходящих из средних дворян, Гретия выросла в пристройке в родовом поместье своей матери. Уже в детстве она беспокоилась о том, что ждет её в будущем: с тех пор как её мать вернули из храма, к ней относились не лучше, чем к подносящей цветы священнице в серых одеждах, и Гретия, дитя храма, боялась, что её ждёт та же участь.
Вместо этого Гретию забрали из пристройки и крестили как свою дочь её дядя по материнской линии и его первая жена. Это решение было принято по нескольким причинам: из-за нехватки дворян после чистки, из-за того, что у неё было больше магической силы, чем у других детей, которым предстояло стать дворянами, и из-за желания рода иметь дочь для политического брака.
После становления дворянкой жизнь Гретии ничуть не облегчилась. Почти полное игнорирование в пристройке сменилось постоянным дотошным вниманием в главном здании. Братья издевались над ней за её происхождение, критиковали при малейшей ошибке, а когда она достигла половой зрелости, стали безжалостно дразнить за не по годам развитое тело. Каждый день был похож на вечное мучение.
Воспитанная как пешка для политического брака, Гретия молилась о том, чтобы однажды сбежать из родного дома. Только тогда с ней будут обращаться как с обычной дворянкой. Она решила, что пойдёт на всё, чтобы сбежать, даже если ей придётся выйти замуж за кого-то старше своего отца.
Но её желание так и не исполнилось. Как только она обрела способность чувствовать магическую силу, Гретию стали представлять не потенциальным женихам, а мужчинам, ищущим наложниц. Она должна была переехать к ним в дом, став слугой одной из их жён или дочерей. Её отец назвал это идеальной работой для дитя храма и продал Гретию тому, кто больше заплатил: гибу Вильтору.
Позднее во время чистки были казнены и сам гиб, и его старший сын, но Гретия не обрадовалась. Возвращение «домой» в любом случае обрекало её на бесконечные страдания. Именно поэтому она искала защиты, посвятив имя Розмайн.
***
— Теперь, когда гиб Вильтор и его семья казнены, о твоём прошлом знают только господин Фердинанд, трое посвятивших ему имя и твои бывшие родственники, — сказал Юстокс. Это было гораздо меньше, чем ожидала Гретия. — Хартмут и Корнелиус также проверили тех, кто посвятил имя госпоже Розмайн, но стены фракций ограничили их возможности. Подозреваю, тогда они узнали лишь то, что уже было известно общественности. Если бы они попытались сделать это сейчас, то, вероятно, копнули бы глубже.
Исследование Хартмута подтвердило рассказ Гретии о её прошлом, и он решил больше не лезть не в своё дело — к её большому облегчению.
Она сетовала на ситуацию, в которой оказалась, а не на Фердинанда.
Юстокс кивнул и сказал:
— Я понимаю, что ты чувствуешь.
Ошеломлённая, Гретия могла лишь потрясённо смотреть на происходящее. Она никак не ожидала, что Юстокс, опытный служащий и слуга, а также очень способный рыцарь, согласится с ней.
— Я посвятил своё имя господину Фердинанду в знак преданности, но постоянно проигрываю госпоже Розмайн, когда дело доходит до его спасения. Я рад видеть его здоровым и умиротворённым, но это поражение не может не расстраивать меня.
Юстокс говорил лёгким, немного дразнящим голосом, и Гретия не смогла удержаться от лёгкого смеха. Утешало, что даже столь компетентный человек сталкивался с той же проблемой.
***
— Ах. Началось, — сказал Юстокс, глядя на улицу.
Гретия тоже посмотрела и увидела в небе над головой зелёный свет, такой яркий, что она почти забыла, что сейчас ночь. Через окно доносились возбуждённые крики, но их источник был вне поля зрения. Гретия начала размышлять о том, что может происходить, когда в комнату влетел ордоннанц и сел ей на руку.
— Это Хартмут. Луч зелёного света только что вырвался из замка и поднимается высоко-высоко в небо. Это прекрасная возможность поведать дворянам Аренсбаха о великолепии госпожи Розмайн, но что ещё можно сказать, чего ещё не заключает в себе это божественное зрелище? В любом случае, поскольку вы и господин Юстокс не сможете увидеть всей полноты чуда, я оценю его достаточно за вас обоих. А-а-а, свет забрезжил в направлении врат герцогства! Хвала госпоже Розмайн!
К восторженной тираде Хартмута примешивались возгласы и крики тех, кто находился снаружи. Стоял такой оживлённый шум, что можно было подумать, будто здесь проходит фестиваль.
— В небе сейчас формируется круг. Как досадно, что он всё это видит… — проворчал Юстокс. Он прижался лицом к окну в отчаянной, но, в конечном итоге, тщетной попытке увидеть как можно больше зрелища. Это было неприглядное поведение для человека, который всего несколько минут назад вёл себя так правильно, и Гретия задумалась, стоит ли ей вообще продолжать их разговор.
— Хартмут и Кларисса наверняка будут записывать происходящее с помощью магического инструмента, — наконец сказала она.
— Это не обычное заклинание: оно предвещает возрождение эпохи мифов! Никто не согласится на простую запись!
Гретия не могла ему сочувствовать: её больше волновала судьба её госпожи в зале основания. Она, конечно, следила бы за светом, будь у них лучший обзор, но она была не настолько взволнована, чтобы отбросить маску приличия.
Вскоре прибыл ещё один ордоннанц. Получать корреспонденцию, предназначенную для ауба, должна была Гретия. Хотя Юстокс находился в комнате вместе с ней, его обязанностью было при первых признаках беды спешить на помощь.
— Это Штраль, — сказала птица. — Мы только что видели свет у наших врат герцогства, огромный магический круг начал растягиваться по небу. Свет, по всей видимости, направляется сейчас к вратам с Дункельфельгером.
Это был краткий отчёт, но в каждом слове сквозило удивление рыцаря. Он высказал некоторые сомнения, когда ему вручили радужный магический камень с белой веткой, торчащей из него, и велели отнести его к вратам герцогства, так что, должно быть, он был потрясён больше других. У Гретии возникло внезапное желание выглянуть наружу, но оно исчезло, когда она увидела Юстокса, прижавшегося щекой к стеклу.
— О, ещё один ордоннанц, — отметила она. С момента предыдущего прошло совсем немного времени.
— Это Экхарт. Зелёный свет только что прибыл к нашим вратам, и в небе уверенно формируется магический круг. Однако у нас есть проблема. Рыцари Дункельфельгера… Эй! Я же сказал вам держаться подальше! Держите дистанцию!
Экхарт говорил повышенным голосом, стараясь, чтобы его услышали среди суеты у пограничных с Дункельфельгером врат. Гретия практически видела, как он отпихивает в сторону зазевавшихся рыцарей, и только тогда поняла, зачем именно ему из всех других, было поручено там находиться.
«Как и говорил господин Фердинанд, этот пост был бы слишком тяжёл для Матиаса или Корнелиуса…» — отметила про себя девушка.
— Ооо! — воскликнул Юстокс, заставив Гретию подпрыгнуть. — Круг становится виден, Гретия! Он идёт с севера на восток! Хочешь взглянуть?
Гретия покачала головой и сделала шаг назад. Окно немного запотело из-за тяжёлого дыхания Юстокса. Его напористость была довольно пугающей.
— Я буду ждать здесь, когда прибудет следующий ордоннанц, — ответила она.
Вскоре после этого прибыл ордоннанц с границы с бывшим Веркштоком:
— Это Лауренц. Свет достиг этой ветви и продолжил распространяться. Полагаю, на очереди врата на границе с Эренфестом. Это впечатляющее зрелище. Некоторые люди говорят, что им жаль, что бывший Веркшток не будет включён в заклинание.
Гретия недовольно скривила лицо. Если бы подобные замечания исходили от Аренсбаха, она могла бы понять, но от дворян Эренфеста? Неужели они забыли о причастности бывшего Веркштока к недавнему вторжению? Розмайн не обязана им помогать, считала девушка.
«И даже если бы она это сделала, они наверняка нашли бы способ обвинить её за это», — посетовала Гретия.
Она вспомнила обсуждения, ведущиеся перед встречей с королевской семьёй. Фердинанд спросил тогда последователей о том, что они думают по поводу присоединения части бывшего Веркштока, принадлежащей Аренсбаху, к Александрии. Аренсбахская часть его свиты поддержала эту идею, заявив, что за десять лет у них появилось немало родственников в бывшем Веркштоке, и что лучше расширять свою территорию, когда появляется такая возможность, но все из Эренфеста выступили против.
«Госпоже Розмайн совершенно незачем рисковать своей жизнью, восстанавливая земли своих врагов», — нахмурила брови Гретия, наблюдая за магическим кругом, который теперь можно было увидеть, не прижимаясь лицом к окну. Она видела красоту в заклинании, способном восстановить всё герцогство разом, но от невероятных размеров круга у неё перехватило дыхание. Трудно было поверить, что Розмайн создала его в одиночку, а мысль о том, что он ставит её на грань гибели, приводила в ужас. Гретия нервно обернулась к двери, ведущей в зал основания.
Ещё один ордоннанц уселся на её руке.
— Это Матиас. Свет прибыл без проблем. Он действительно внушает благоговение. Мне почти хочется вскинуть руки, как Хартмут, и молиться госпоже Розмайн.
«Тогда зачем сдерживаться?» — недоумевала Гретия.
Божественная магическая сила Розмайн вызвала изменения в её последователях. Они стали ещё более преданными ей, чем прежде, и часто испытывали желание преклонить колени перед своей госпожой. Корнелиус говорил, будто все посвятившие имя превратились в Хартмута, и действительно, Гретия стала во многом согласна с преданным служащим. Она гордилась тем, что отдала всю себя служению столь великой особе, и понимала, что у неё развивается своего рода слепая одержимость.
«Возможно, именно поэтому я не боюсь умереть вместе с ней, если случится худшее».
Гретия всё ещё размышляла над этим вопросом, когда прибыл ещё один ордоннанц.
— Это Корнелиус. Свет достиг Эренфеста.
Это было короткое и простое сообщение, но его голос дрогнул, и громогласное «ОООООО! РОЗМАЙН!» рисковало заглушить его.
«Интересно, помнит ли госпожа господина Бонифация…» — задумалась Гретия.
Девушка знала об утраченных воспоминаниях Розмайн. Это была плата за то, что в неё спустилась богиня, и по тому, как Фердинанд отнёсся к этому вопросу, можно было догадаться, что восстановить их будет нелегко.
«Тем не менее госпожа Розмайн твёрдо намерена это сделать».
Это была неприятная ситуация, но утраченные воспоминания Розмайн, похоже, не доставляли ей никаких проблем. Гретия не видела причин для того, чтобы её госпожа предпринимала опасные попытки вернуть их — не тогда, когда она могла бы просто идти дальше, повторно знакомясь с теми, кого забыла. Что бы ни решила Розмайн, Гретия будет продолжать служить ей.
— Ааа, я не вижу! — воскликнул Юстокс. — Я не вижу больше никаких изменений! Это ведь был ордоннанц от эренфестских врат герцогства, верно? Это должно означать, что магический круг скоро будет закончен. Я хочу увидеть его завершённым своими глазами. Как он должен выглядеть с высоты небес?
Опомнившись, Гретия выглянула в окно и посмотрела на круг, который теперь покрывал всё небо. Он перестал меняться, но заклинание казалось незавершённым. Она ждала отчёта Клариссы в состоянии, близком к панике.
Гретия больше смотрела на зал основания, чем в окно. Она ужасно беспокоилась о здоровье Розмайн. В голову лезли неприятные мысли: о том, что её госпожа может упасть в обморок на середине заклинания или не сможет полностью избавиться от магической силы, — и тут же всплывало важное предупреждение:
«Это заклинание почти полностью истощит магическую силу Розмайн. Есть вероятность, что она умрёт, и если это произойдёт, то посвятившие ей имя поднимутся по высокой лестнице вместе с ней. Будьте готовы к худшему сценарию».
Эти слова предостережения исходили от Фердинанда и были даны только тем, кто посвятил ей имя и должен был уйти из жизни вместе со своей госпожой. Леонора и Корнелиус, скорее всего, смутно понимали, чем это чревато, но напрямую им об этом не говорили.
«Если она погибнет, то и мир тоже. Вы, я, новый зент — все мы умрём, и Юргеншмидт вскоре последует за нами».
Часть Гретии не одобряла риск, на который шёл Фердинанд — судьба всей страны зависела от Розмайн, — но она также соглашалась с его безумием.
«Если боги действительно хотят, чтобы Юргеншмидт выжил, то им достаточно сохранить жизнь моей госпоже».
Им особенно нравилась Розмайн, которая молилась и посвящала больше магической силы, чем кто-либо другой, но они слишком увлеклись миром людей. Заставлять ребёнка превращаться во взрослую девушку или наполнять её божественной силой было неправильно, учитывая пределы человеческого тела.
«Боги могут поразмыслить над своими глупыми поступками, из-за которых вся страна оказалась в опасности, а затем посвятить себя сохранению жизни госпожи Розмайн».
Если бы ей пришлось выбирать между жизнью своей госпожи и дальнейшим существованием Юргеншмидта, Гретия всегда выбрала бы первое. Не боги спасли её, а Розмайн.
«А жизнь вне её службы была бы недостойной».
Гретия была ещё несовершеннолетней. В случае если она каким-то образом переживёт смерть Розмайн, её отправят обратно в родной дом. Она предпочла бы умереть рядом со своей госпожой, чем допустить такое развитие событий. При этой мысли пришёл ордоннанц, которого Гретия так отчаянно ждала.
— Это Кларисса. Всё готово! Это огромный успех! Небо над герцогством полностью занято, и на нас льётся зелёный свет. Это божественно! Великолепнее, чем я могу выразить словами! Я не ожидала меньшего от нашего божественного воплощения!
На фоне сообщения Гретия услышала аплодисменты и радостные возгласы.
— Похоже, заклинание прошло успешно, — отметила она.
— Точно, — ответил Юстокс. — Я хочу посмотреть, как обстоят дела снаружи. Я вернусь сразу после того, как… — он сделал паузу и посмотрел на дверь, ведущую к основанию, и в его лице промелькнуло сожаление. — Нет… Заклинание прошло успешно, так что они должны скоро выйти. Мы не можем уйти отсюда.
Гретия тоже ждала их возвращения.
Время шло, но дверь не открывалась. Волнение, которое Гретия испытывала по поводу успеха заклинания, быстро сменилось тревогой.
— Моя госпожа в порядке?.. — спросила она.
— Должна быть. Мой господин с ней, — ответил Юстокс. Его прежнего энтузиазма уже не было видно — тревожный знак, подумала Гретия.
«Должно же быть хоть что-то, хоть что-то, что я могу сделать…» — не в силах просто смотреть на дверь, Гретия осмотрела комнату. Если бы она могла сделать что-нибудь полезное, возможно, это уменьшило бы её беспокойство. Но как бы она ни старалась, делать было нечего: они уже закончили подготовку к возвращению Розмайн. На столе стояли всевозможные лекарства восстановления, и кровать — готовая к использованию.
— Гретия, я присмотрю за дверью. Не могла бы ты заварить чай?
— Да, немедленно.
Гретия практически влетела в комнату для последователей. Юстокс дал ей возможность отвлечься. Она согрела чайник и чашки, достала несколько чайных листьев и налила в чайник горячей воды. Этот процесс был ей хорошо знаком, но руки так сильно дрожали, что приходилось работать медленнее. Когда она взяла в руки одну из чашек, пришёл ещё один ордоннанц.
— Это Лизелетта. Заклинание прошло успешно, не так ли? Наша госпожа всё ещё не вернулась из основания?
Гретия вздрогнула. Лизелетта ждала в другой комнате, а Леонора и остальные охраняли дверь. Должно быть, они были так же обеспокоены тем, что не получили никаких новостей о Розмайн. Гретия не знала, как реагировать, разрываясь между желанием выплеснуть своё беспокойство и заверить своих товарищей, что им не о чем беспокоиться.
«Поторопитесь вернуться, госпожа Розмайн. Все ждут».
Но когда эта мысль пронеслась у неё в голове, Гретия вспомнила кое-что важное — совет своей госпожи:
«Молитесь не за себя, а за других. Это самое главное правило молитвы».
В прошлом Гретия беспрестанно молилась, чтобы боги спасли её. Но они так и не спасли. Может, потому, что она молилась за себя? Боги были беспокойными существами, не понимающими границ простых смертных, но встречи с Розмайн, по крайней мере, доказывали, что они существуют.
«Если я буду молиться за кого-то другого — за госпожу Розмайн, — то, возможно, мои слова дойдут до них».
Всё ещё сжимая в руках одну из чашек, Гретия обратилась к богам с просьбой. Не ради прохождении занятий, получения божественной защиты или по чьему-то приказу, а ради дорогого ей человека. Это был первый раз, когда она молилась в истинном смысле этого слова.
— Пожалуйста, пусть госпожа Розмайн вернётся целой и невредимой.
Закладка