Глава 284

Мир, где мне не рады

— Ебанулась? — щёлкнул я её по лбу пальцем, от чего она зажмурилась и пискнула; но тем не менее мой голос был ласковым. — Снимай рубашку.

— Рубашку?

— Да, рубашку, снимай её, — кинул я. — Будем… бл**ь, да не штаны снимай! Ау, рубашку! Это такая вещь, что тебе грудь закрывает. Ты о чём думаешь, малолетняя извращенка?

— Я… думала, что ты хотел… — начала было Мишель.

— Тебе четырнадцать! — я сложил ладони в рупор. — ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ, МИШЕЛЬ! У вас в роду написано быть такими извращёнными натурами?

Все в мать.

— В роду? — не поняла она. — Я не понимаю…

— Снимай рубашку, — повторил я.

Мишель слегка озадачено расстегнула пуговицы непослушными пальцами и стянула с себя рубашку. Пф-ф-ф, здесь даже смотреть не на что, если реально брать. И о чём она только думала… Стоило ей избавиться от рубашки, как я, не церемонясь, сбросил с неё одеяло и рывком за ноги стащил на середину кровати, чтоб она лежала, а не облокачивалась на спинку.

— Я… что? — она выглядела слегка испуганной. — Зачем… что…

— Не ссать, можешь довериться мне, я буду ссаться за нас обоих, — уверенно сказал я. — Чего у тебя там рак? Точно не груди.

— Ну… да… — пробормотала она. — Рак лёгких. Неизлечимый и неоперабельный. А что ты делаешь?

— Лечить тебя буду, — сказал я, доставая яйцо. Яйцо исцеления, хитрый Роскомнадзор, знаем мы тебя.

— Ты же говорил, что не умеешь…

— Поверь, я много чего умею и много чего преодолел. Так что и твою заразу преодолею. С горем пополам, давясь слезами. А теперь закрывай глаза и не открывай, если не хочешь заместо рака ослепнуть.

Вообще это необязательно, но просто я не хотел, чтоб она видела, как я это делаю. Ещё испугается, дёрнется или ещё чего сделает. Короче, уберегу её от глупости, которую она может от испуга совершить.

Мишель послушно закрыла глаза. Я сел на край кровати около неё, вытянул руки с яйцом и, аккуратно надавив, расколол пополам.

— Сейчас ты должна почувствовать жидкость на груди, она будет холодной и освежающей, словно ментол. И ещё током будет слегка биться.

Мишель кивнула, однако стоило жидкости коснуться её груди, как всем телом просто вздрогнула и напряглась. Я аккуратно выливал содержимое на её грудь, наблюдая, как оно растекается подобно обычному гелю и медленно всасывается. Вскоре и сама скорлупа превратилась в этот гель, вытекая без остатка из моих пальцев.

В том месте под рёбрами появилось зелёное свечение, будто фонарик включили, и он теперь мягко светил зеленоватым светом. Это светопреставление распространилось на всё тело, от кончиков пальцев на её ногах, до носа. Сама Мишель медленно светилась, подобно какой-то пластмассовой игрушке, в которой включился свет.

Её синяки начали сходить на нет. Бледная кожа снова окрашивалась в телесные цвета, на щёчках проявился лёгкий румянец. Сам её черты стали куда более мягкими, не такими острыми, делая из сестры обычную худую девушку, которая просто мало кушает. Но, думаю, с этим проблем у неё не будет, не в голодное время живёт.

Это всё дело заняло минут пять, прежде чем свет перестал литься из неё. Всё прошло настолько просто, что казалось, чего медицина не может его вылечить? Действительно удивительно, насколько всё просто и сложно одновременно.

— Ну как? — спросил я, тем самым показывая, что всё закончилось.

— Спать расхотелось, — честно ответила она и открыла глаза. Её взгляд был слегка недоверчивый, однако куда более живой чем пятью минутами назад. — Ты… вылечил меня? Я… чувствую себя странно. Более энергичной что ли.

Я усмехнулся, подошёл к тумбочке и вытащил из-за стены лекарств небольшое зеркальце, после чего протянул ей.

— Любуйся, малышка.

Мишель слегка неуверенно взяла в руки зеркальце и начала недоверчиво рассматривать себя.

— Я… я не больна? — она пощупала своё лицо рукой. — Я… более здоровая…

— Ну, если не считать природную извращённость болезнью, то ты абсолютно здорова.

— Значит… я не умру? — Мишель перевела взгляд на меня. Её губы слегка дрогнули.

— Когда-нибудь умрёшь. Но не в ближайшие несколько десятков лет эдак до семидесяти или сколько там отмерено.

— Я не умру… — пробормотала она. — Не умру.

Она начала повторять это раз за разом, словно пытаясь убедить себя в этом, после чего вскочила с кровати.

— Я не умру! Я не больна! Я не умру! Я хочу кушать!

Эм, последняя фраза слегка не вписывается в общий трогательный контекст, ты не находишь? Но она уже была на своей волне: кричала, что не умрёт, щупала себя, стащила… О господи, ты решила себя всю проверить?

Я тактично отвернулся, чтоб не смущать… Блин, кого я обманываю, у меня семья вся такая, никто даже не смутиться, если их целый мир голыми увидит. А Мишель продолжала прыгать и кричать, что она не умрёт.

Буквально через десяток секунд на крики в комнату стремглав ворвалась Роза с глазами на выкате и с лицом «чо здесь происходит?!» и практически сразу оказалась в объятиях буйной младшей сестры, которая, не мелочась, бросилась прямо с кровати ей на шею. Та аж покачнулась.

— Я здорова! Я снова могу ходить! Я здорова!!!

А ты до этого разве не могла ходить?

Она принялась расцеловывать свою ошарашенную сестру. Роза не сразу смогла прийти в себя, словно смысл слов до неё доходил не сразу. Она несколько секунд стояла, смотря куда-то в стену, прежде чем сморщиться… и расплакаться, прижав Мишель к себе. И тут же схватила ей за лицо и давай расцеловывать такую же мокрую от слёз мордаху.

— Ты будешь жить, ты здорова, — это уже бормотала сестра, расцеловывая мелкую.

Её ноги слегка подогнулись, и они вдвоём осели прямо здесь на пол, продолжая лобызаться и распространять свои телячьи нежности. Сёстры так мило обнимались между собой, что мне даже стало слегка неловко. Поэтому я попытался выскользнуть тихонечко из комнаты, чтоб никого не смущать. Однако стоило мне пройти мимо этих двух обнимающихся и ревущих подружек, как чья-то рука схватила меня за шиворот и дёрнула в этот большой клубок семейного счастья.

Обнимашки с младшими сёстрами, которые на пару тебя расцеловывают и благодарят. Заебись, жизнь удалась… всегда о таком мечтал… Да, целуйте и обнимайте меня, я молодец…

— Значит ты уходишь, — утёрла Роза слезу. Пусть одну, ну всё равно пустила, глядя на меня.

— Прости, но меня ждут там, — улыбнулся я вздохнув. — У некоторых жизнь зависит от меня, поэтому я не могу здесь остаться. К сожалению.

— А мама? — спросила уже одевшаяся Мишель, которая за это время с чудовищной скоростью успела опустошить холодильник. Ах ты мой проглотик.

Мы сидели внизу уже около часа, разговаривая о том, о сём. Именно так и проводят хорошо время, разговаривая о мелочах и радуя себя хорошей компанией. Что ещё надо для тёплой и доброй атмосферы, которая запомнится тебе надолго. В основном спрашивали меня про тот мир, и я рассказывал, стараясь упускать некоторые шокирующие, странные или не очень приятные подробности.

Но время наше подходило к концу и наставал момент распрощаться. Как это не печально, но всё хорошее всегда заканчивается. Сказал бы я, потому что на смену приходит что-то другое хорошее, но увы, не у меня. Моя стихия, как показала практика, это разрушения.

Но даже так, это было приятное и счастливое время. Эти несколько дней и особенно несколько часов. Я сохраню это в своих воспоминаниях и поставлю в рамочке на отдельном пьедестале, чтоб каждый раз этим моментом любоваться.

— Нет, боюсь, что нам надо спешить, иначе… — я сделал глубокий вдох. — Иначе потом уже не сможем выбраться. Был бы у меня выбор и возможность, я бы выбрал вас, но… у меня возможности такой нет.

Это было правда лишь отчасти.

— Но там же опасно, — сказала Роза.

— Там мои люди, которым я нужен. Я очень люблю свою мать, Роза, люблю её сильнее всех, потому что… да ты и сама видела, какая она заботливая. Она мне дала очень много чего, и мне бы хотелось сказать ей спасибо напоследок и поцеловать, обнять и просто почувствовать её запах. Но я не могу. Сделаю как хочу и погибнут люди. Поверь, мне тоже хочется… и остаться… и повидаться с ней. Я не смогу остаться, а если ма увидит меня…

Роза молчала. Как молчала и Мишель, которая сидела за столом и болтала ногами. Они обе поняли, почему я не могу увидеть и обнять маму. Это была основная причина, почему я ухожу раньше. И отчего мне так же тяжело.

— Наверное… ты прав. Ты прав, Патрик. Ставить свои интересы выше жизни других… это слишком, — попыталась найти оправдание этому Роза, поддержав меня. — Просто мы бы могли жить вместе, могли бы… быть семьёй, — но смутилась, понимая, как сыпет соль на рану. — Прости.

— Мы и так семья. И этого ничто не изменит, — улыбнулся я и взъерошил ей волосы.

— Ты прав. Даже в другом мире ты останешься нашей семьёй, — у Мишель глаза были на мокром месте. — Жаль, что я познакомилась только-только с крутым братцем, но уже надо расставаться.

— И мы будем знать, что наш брат крутой засранец, который сможет поставить на уши всю страну, — поддакнула Роза кивнув.

Мы обнялись. Ещё раз. А потом ещё раз. А потом сопливые и мокрые от слёз сёстры меня заслюнявили, расцеловывая и обнимая. Маленькая счастливая семейная кучка мала. Моя единственная семья, которой я всегда рад, и которая всегда рада мне.

Отпустив меня, мои сёстры проводили до выхода.

— Мы будем скучать по тебе, — чуть ли не одновременно сказали они, потом переглянулись и рассмеялись. И тут же хором добавили. — Правду молвим.

— Я тоже буду скучать по вам, мои любимые сестрёнки, — кивнул я улыбаясь.

Знаете, а мне плакать хочется. Просто плакать. И непонятно, отчего. То ли от грусти, что покидаю их, то ли от радости, что с ними теперь всё будет хорошо, то ли оттого, что я больше не увижу свою семью.

Но я не буду плакать. Нельзя. Дам волю, потом будет поток соплей как от них, так и от меня. А ещё Юи тут молчит, наблюдает за мной, следит. Нельзя значит нельзя!

Я напоследок обнял их, вдохнув полной грудью запах что одной, что другой. Хотелось бы запомнить, как они пахнут, но я знаю, что в будущем не вспомню, даже если захочу. Мне бы хотелось их обнимать так долго, на сколько только хватит. Чувствовать тепло, дыхание и прочие телячье нежности, но…

Я знаю, что если сейчас не оторву их от себя, то уже никогда не смогу оторвать. А потом приедет ма, и у меня не найдётся ни сил, ни смелости разбить ей повторно сердце.

— Ладно девчата, — я вытащил четыре золотые монеты, что привёз из того мира. — Держите. На память о том, что мы встретились.

А эти плачут обе. Блин, харе, я сейчас тоже плакать буду.

— Мы будем хранить их, — улыбнулись они, вновь потянулись и чмокнули меня обе в щёки. Одна в одну, другая в другую. — Мы будем тебе всегда рады. Ты знаешь, где наш дом. И мы будем всегда помнить о тебе, что бы не случилось. О том, что ты для нас сделал.

— Я люблю вас, милые сестрёнки.

Я сейчас расплачусь. Серьёзно, без шуток. Поэтому отвернулся и зашагал по дорожке к тротуару, после чего повернул по направлению к машине. Не оборачивался, пока не дошёл до угла.

И здесь всё же обернулся.

Они заметили это и хором крикнули.

— Мы любим тебя и всегда будем любить, братик.

Это было очень мило. Так мило и трогательно, что я даже не хочу материться, чтоб не осквернять этот момент. Я поднял руку и пробормотал:

— Я тоже. Всегда. Потому что вы моя семья.

И скрылся за забором.

Это было больно. Я покидал свою семью на этот раз навсегда. А впереди меня ждала только смерть и разрушения. Но всё же я схитрю. Один раз схитрю, чтоб повидать абсолютно всех. Поэтому свернул на улицу и дворами пробрался на противоположную сторону, чтоб меня видно не было.

Так из-за дома между кустов встал и стал наблюдать.

И ждать мне пришлось недолго.

Вскоре к дому подъехала довольно неплохая машина. Мне хватало зрения даже разглядеть номер на ней. Речи о том, чтоб увидеть лицо женщины вообще был не вопрос.

Я лишь и смог что поджать губы.

Мама… Ма… я так скучал… я столько прошёл…

И вот я снова могу увидеть тебя, пусть и из кустов, как бы смешно это не звучало.

Она обернулась, словно что-то почувствовав, как чувствуют только мамы. Её взгляд скользнул по округе, но меня она так и не заметила. А через секунду ей было не до этого.

Дверь в дом распахнулась и ей на встречу выскочила Роза. Вся в слезах. Пулей пронеслась к матери и прыгнула ей на шею. Мать даже не дрогнула, поймала спокойно её. А через секунду к маме уже бросилась Мишель. И моя стальная ма поймала ту второй рукой. Силачка.

Их плач я слышал даже отсюда. Слышал, как Роза просила прощения, как Мишель просто плакала. Как плакала ма и как их отец, довольно цивильный и образованный на вид дядька, который смахивал на профессора, обнял их.

Они буквально расцеловывали друг друга. Уверен, что ма уже поняла, что Мишель здорова, на то она и мать. Да и та что-то говорила, по любому сказала, что с ней всё в порядке, и она чувствует себя отлично. И они гурьбой так и просидели вместе несколько минут, дружно плача. Только после этого они такой дружной кучей отправились домой, оставляя меня на улице.

На мгновение обе сестры обернулись в мою сторону и невзначай махнули рукой. Заметили, засранки. Я махнул украдкой рукой в ответ, вызвав у них улыбку.

А потом дверь закрылась, и…

Всё.

Плотные шторы не давали мне возможности увидеть их в доме. Но зная ма, та сейчас или состряпает что-то, или, что более вероятно, закажет еду. Будет внимательно и тщательно откармливать Мишель с Розой. Девчонки в надёжных руках, я за это ручаюсь.

— Мать увидеть не хотел? — спросила Юи, искоса глядя на меня.

— Хотел, — пробормотал я.

— Отчего же? Так иди, мать родную обними.

— Залепи еб**ьник, Юи. Ты знаешь, отчего я не могу туда идти. Не дура же.

— Не дура, — кивнула она.

— Ну приду я к ней, увижу её, будет истерика у неё. А потом… потом всё равно расставание, потом ей будет опять больно. Повторно. И мне будет больно, что подорвёт мою… эффективность. Она уже смерилась с моей пропажей, с тем, что меня нет и что быть может я даже умер. Смирилась, пережила боль и живёт дальше. Я не могу заставлять её проходить через это ещё раз. Дарить надежду своим появлением и вновь исчезать, заставляя её убиваться. У неё уже есть семья, есть то, чему она будет радоваться до скончания жизни и что даст ей веру в будущее. Я же всё уничтожу.

Потому что ты правильно сказала, Юи. У всех есть свой талант. Мой талант — убивать и разрушать.

— Отвергнуть всё ты можешь сейчас, забыть про людей своих. И жить дальше, не скучая, новую жизнь здесь обретая, всего лишь жертвуя другими.

— Очень смешно, — пробормотал я. — Я этого никогда не сделаю. Я знаю, чего ты боишься и хочешь. Боишься, что я действительно побегу к ней и таким способом пытаешься давить на совесть и ответственность. Но это лишнее, я выбрал свой путь, и мне не нужны ни оправдания, ни мотиваторы.

И я просто отпущу её, вот и всё. Отпущу своё прошлое. Естественно, я никогда не забуду, кто был со мной, и кто меня любит. Не забуду ни её, ни сестёр. Однако для меня эта часть окончательно закрыта, и я никогда к нему не вернусь. Для меня теперь его не будет. Я буду просто антигероем из неоткуда.

Спасибо за всё, ты была лучшей, я тебя никогда не забуду, мама.

Вздохнув, я отвернулся и двинулся от дома. От моего дома и моей семьи, которая наконец будет жить счастливо. Я выполнил свою миссию, свой долг и свой квест.

— Пошли Юи, нас ждут великие дела.

— Как угроза прозвучало, меня насторожило это.

— Да неужели? А по мне вроде как нормально прозвучало.

— Быть может, но скажи, куда теперь мы держим путь.

— Надо вызвать нашего железного монстра, — оглянулся я. — После этого уже ты призовёшься в тот мир. В нужный нам мир.

— А если выбросит же нас на континент другой?

— Так постарайся найти того, кто не находится на другом континенте, — ответил я. — А если ещё и в океан призовёмся, то вообще весело будет.