Глава 3877. Буря. Часть 2 •
«Собственная моя жизнь внушает мне отвращение. Я — позорный отпечаток нежити на чести драконьего рода. Хуже всего то, что я — трус. Я слишком боюсь смерти, чтобы позволить себе быть убитым. Я предпочёл жить в позоре как убийственная Мерзость, чем умереть благородным Туманным Драконом, которого любила моя семья.
С сегодняшнего дня я отказываюсь от имени Азит и называю себя Раум. Это имя ничего не значит — и это как нельзя лучше подходит. С этого дня я — ничто.»
Легайн перестал читать, задумавшись над этими словами.
— Понятно. Значит, Азит бежал много дней, — сказал он спустя паузу. — Его облик Мерзости появился уже задолго после похорон и достаточно далеко, чтобы члены его Братства ничего не заметили.
— Его чего? — переспросил Арк.
— Не сейчас, ребёнок, — отрезал Легайн, притягивая к себе новые тома с помощью Духовной Магии и перелистывая их так же безразлично, словно список покупок. — Мне нужно понять, с чем я имею дело.
Хранитель уже разгадал систему расположения дневниковых записей в хронологическом порядке, но ему предстояло пролистать 40 000 лет дневников, чтобы найти нужное.
Новый порыв ветра перенёс троицу на другую сторону книжной стены, а оттуда — дальше по библиотечным коридорам, к востоку, почти под самый потолок.
«Год 1201. День 245. Не верится, что потребовалось так много времени, чтобы стать Элдричем. Ещё невероятнее то, что я встретил существо в облике Легайна во второй, и, по его словам, последний раз. Оно назвало меня неудачником, отвернулось и исчезло.
Теперь я знаю, кто это был. Это был сам Могар. Как же глупо, что я не узнал его раньше. Несмотря на странный выбор облика, Могар вел себя точно так, как в сказках моего отца.
Я понимаю его гнев, но всё равно считаю его реакцию нелогичной. Я сильнее, чем когда-либо. Пусть я лишился сил Туманного Дракона, моя прежняя жизнь ничто по сравнению с этой новой формой.
Единственная настоящая проблема — голод. Он не утихает. Никогда. Даже несколько слов на бумаге стоят жизни несчастного существа — без пищи я не способен собраться с мыслями.»
Легайн пропускал все бредовые записи о том, кого и сколько Раум убил, и сосредотачивался лишь на описаниях его новых сил.
«Год 5364. День 12. Теперь я понимаю, почему Могар гневался. Я осознал глубину своей глупости. Я достиг предела своей формы Элдрича — и всё равно не приобрёл ничего, что стоило бы потерь.
Я убил миллионы. Я уничтожал невинных. И ради чего? Белое ядро, едва окрепшее, избило меня так, что пришлось бежать, поджав хвост. Могар был прав — я неудачник.
У меня нет Духовной Магии, и подросток вполовину моложе меня с парой элементальных печатей лишил меня силы. У меня нет Драконьих Глаз, и единственное, что я вынес из битвы, — это то, что победить я не смогу.
Да помогут мне боги, я знаю: впереди ещё множество унизительных поражений… но я всё равно не хочу умереть.»
Быстрый перелёт: 300 метров на запад, 24 на север и 5000 лет безумных записей — и Легайн нашёл первый фрагмент того, что искал.
«Год 10 940. День 71.
Обычный день безумной резни и жадного пиршества снова вернул мне рассудок. Меня осенила чудесная мысль. Что есть Элдрич, если не живая масса энергии? Что есть Кузнечество, если не искусство придавать энергии форму и назначение?
Что будет, если я применю Кузнечество к собственной энергии, превратив её в псевдоядра? Если я прав — я нашёл способ преодолеть пределы, что ограничивают и Мерзостей, и Элдричей.
Если я прав, значит, Могар ошибался. Ошибался даже отец. Значит, возможно, я не неудачник.»
«Год 12 147. День 358.
Я сделал это. Я нашёл решение своей проблемы. Как и многие великие открытия, моё произошло случайно. Я извлекал светлый элемент для экспериментов из последней партии подопытных, когда меня озарило.
Почему довольствоваться лишь их маной, тратя впустую жизненную силу и плоть? Раз всё равно им предстоит умереть — почему не использовать их существование до конца? Да, Запретная Магия вызывает всеобщее отвращение, но разве моя жизнь не вызывает того же?
Эти букашки погибнут тысячами в бессмысленной войне, так пусть хотя бы послужат делу выше прихотей деспота. Я тут же попробовал превратить заклинание Кузнечества в Запретное. Не вышло, разумеется. Но погибло всего около сотни пленников — куда меньше, чем в обычных опытах. Редко когда провал сулит столько надежды.»
Легайн перелистывал тома, изучая описания неудач и выводов Раума.
«Год 12 691. День 78.
Противно признавать, но, несмотря на дурную славу, Запретная Магия отнюдь не проста. Я исследую относительно примитивные заклинания, требующие крохи энергии по сравнению с созданием, например, затерянного города, — но и для них количество жертв чудовищно.
Каждая неудача чему-то учит, но их слишком много, даже для меня. Я понимаю, что, в отличие от безумцев прошлого, работаю в одиночку и ради благой цели, но… а что, если я ошибаюсь?
Даже будучи Драконом, венцом Могара, я поглощал лишь столько жизней, сколько требовалось телу. Моя сила и жизненная энергия поддерживали сами себя.
Им не был нужен постоянный поток крови, чтобы не распасться. И теперь мне начинает казаться, что я всё это время бежал от самой смерти — а моя гордыня мешала это признать.
Мой голод — лишь симптом погони. Те, кого я убиваю, — не для меня, а для бури, что всё время следует за мной. То, что я называю «питанием», — не более чем подбрасывание ей наживки.
Жизненная сила, что я поглощаю, утекает в бурю, давая ей иллюзию, что она настигла меня. Это удерживает бурю от того, чтобы настигнуть и поглотить меня окончательно.
Так вот почему Могар сердился? Может, Мерзость — это всего лишь глупое создание, которое обманывает само себя, думая, что обмануло смерть? За годы многие жертвы называли меня безумцем… и вот впервые я думаю, что они могли быть правы.»
Легайн поморщился, читая первые проблески Азита, которого когда-то знал, среди бесконечных записей Раума — чудовища, занявшего его место.
[Мой сын был потерян, но ещё не исчез. По крайней мере тогда,] — вздохнул Хранитель. — [Тот, кто похитил Зорет и сразился со мной, — это Раум, и финал этой истории очевиден. Но я должен понять, как на самом деле погиб мой сын.]
Легайн оставил всякие надежды на счастливый исход и продолжил чтение.
С сегодняшнего дня я отказываюсь от имени Азит и называю себя Раум. Это имя ничего не значит — и это как нельзя лучше подходит. С этого дня я — ничто.»
Легайн перестал читать, задумавшись над этими словами.
— Понятно. Значит, Азит бежал много дней, — сказал он спустя паузу. — Его облик Мерзости появился уже задолго после похорон и достаточно далеко, чтобы члены его Братства ничего не заметили.
— Его чего? — переспросил Арк.
— Не сейчас, ребёнок, — отрезал Легайн, притягивая к себе новые тома с помощью Духовной Магии и перелистывая их так же безразлично, словно список покупок. — Мне нужно понять, с чем я имею дело.
Хранитель уже разгадал систему расположения дневниковых записей в хронологическом порядке, но ему предстояло пролистать 40 000 лет дневников, чтобы найти нужное.
Новый порыв ветра перенёс троицу на другую сторону книжной стены, а оттуда — дальше по библиотечным коридорам, к востоку, почти под самый потолок.
«Год 1201. День 245. Не верится, что потребовалось так много времени, чтобы стать Элдричем. Ещё невероятнее то, что я встретил существо в облике Легайна во второй, и, по его словам, последний раз. Оно назвало меня неудачником, отвернулось и исчезло.
Теперь я знаю, кто это был. Это был сам Могар. Как же глупо, что я не узнал его раньше. Несмотря на странный выбор облика, Могар вел себя точно так, как в сказках моего отца.
Я понимаю его гнев, но всё равно считаю его реакцию нелогичной. Я сильнее, чем когда-либо. Пусть я лишился сил Туманного Дракона, моя прежняя жизнь ничто по сравнению с этой новой формой.
Единственная настоящая проблема — голод. Он не утихает. Никогда. Даже несколько слов на бумаге стоят жизни несчастного существа — без пищи я не способен собраться с мыслями.»
Легайн пропускал все бредовые записи о том, кого и сколько Раум убил, и сосредотачивался лишь на описаниях его новых сил.
«Год 5364. День 12. Теперь я понимаю, почему Могар гневался. Я осознал глубину своей глупости. Я достиг предела своей формы Элдрича — и всё равно не приобрёл ничего, что стоило бы потерь.
Я убил миллионы. Я уничтожал невинных. И ради чего? Белое ядро, едва окрепшее, избило меня так, что пришлось бежать, поджав хвост. Могар был прав — я неудачник.
У меня нет Духовной Магии, и подросток вполовину моложе меня с парой элементальных печатей лишил меня силы. У меня нет Драконьих Глаз, и единственное, что я вынес из битвы, — это то, что победить я не смогу.
Да помогут мне боги, я знаю: впереди ещё множество унизительных поражений… но я всё равно не хочу умереть.»
Быстрый перелёт: 300 метров на запад, 24 на север и 5000 лет безумных записей — и Легайн нашёл первый фрагмент того, что искал.
«Год 10 940. День 71.
Что будет, если я применю Кузнечество к собственной энергии, превратив её в псевдоядра? Если я прав — я нашёл способ преодолеть пределы, что ограничивают и Мерзостей, и Элдричей.
Если я прав, значит, Могар ошибался. Ошибался даже отец. Значит, возможно, я не неудачник.»
«Год 12 147. День 358.
Я сделал это. Я нашёл решение своей проблемы. Как и многие великие открытия, моё произошло случайно. Я извлекал светлый элемент для экспериментов из последней партии подопытных, когда меня озарило.
Почему довольствоваться лишь их маной, тратя впустую жизненную силу и плоть? Раз всё равно им предстоит умереть — почему не использовать их существование до конца? Да, Запретная Магия вызывает всеобщее отвращение, но разве моя жизнь не вызывает того же?
Эти букашки погибнут тысячами в бессмысленной войне, так пусть хотя бы послужат делу выше прихотей деспота. Я тут же попробовал превратить заклинание Кузнечества в Запретное. Не вышло, разумеется. Но погибло всего около сотни пленников — куда меньше, чем в обычных опытах. Редко когда провал сулит столько надежды.»
Легайн перелистывал тома, изучая описания неудач и выводов Раума.
«Год 12 691. День 78.
Противно признавать, но, несмотря на дурную славу, Запретная Магия отнюдь не проста. Я исследую относительно примитивные заклинания, требующие крохи энергии по сравнению с созданием, например, затерянного города, — но и для них количество жертв чудовищно.
Каждая неудача чему-то учит, но их слишком много, даже для меня. Я понимаю, что, в отличие от безумцев прошлого, работаю в одиночку и ради благой цели, но… а что, если я ошибаюсь?
Даже будучи Драконом, венцом Могара, я поглощал лишь столько жизней, сколько требовалось телу. Моя сила и жизненная энергия поддерживали сами себя.
Им не был нужен постоянный поток крови, чтобы не распасться. И теперь мне начинает казаться, что я всё это время бежал от самой смерти — а моя гордыня мешала это признать.
Мой голод — лишь симптом погони. Те, кого я убиваю, — не для меня, а для бури, что всё время следует за мной. То, что я называю «питанием», — не более чем подбрасывание ей наживки.
Жизненная сила, что я поглощаю, утекает в бурю, давая ей иллюзию, что она настигла меня. Это удерживает бурю от того, чтобы настигнуть и поглотить меня окончательно.
Так вот почему Могар сердился? Может, Мерзость — это всего лишь глупое создание, которое обманывает само себя, думая, что обмануло смерть? За годы многие жертвы называли меня безумцем… и вот впервые я думаю, что они могли быть правы.»
Легайн поморщился, читая первые проблески Азита, которого когда-то знал, среди бесконечных записей Раума — чудовища, занявшего его место.
[Мой сын был потерян, но ещё не исчез. По крайней мере тогда,] — вздохнул Хранитель. — [Тот, кто похитил Зорет и сразился со мной, — это Раум, и финал этой истории очевиден. Но я должен понять, как на самом деле погиб мой сын.]
Легайн оставил всякие надежды на счастливый исход и продолжил чтение.
Закладка