Глава 3333. Молот и Кузница. Часть 2 •
— Когда я наконец-то вытащила голову из собственной задницы, ты уже привыкла жить без меня. Училась магии у Малышки и всему остальному — сама. Когда ты нуждалась во мне больше всего, меня рядом не оказалось. А когда я поняла, как сильно нужна ты мне — ты отплатила тем же. Ты так мало помнишь меня взрослой, потому что и помнить-то особо нечего, и ничего хорошего там не было.
— Мы были настолько несчастной семьёй? — спросила Солус.
— Хуже. Но я не хочу обсуждать такие мрачные воспоминания сейчас, когда мы наконец снова вместе, — вздохнула Менадион.
— Тогда и не будем, мам. — Солус крепко обняла её. — Моя амнезия даёт нам шанс начать заново. У тебя есть вторая возможность снова быть моей матерью, а у меня — твоей дочерью. Что скажешь?
— Что это прекрасная мысль, — всхлипнула Рифа.
— Но при двух условиях, — добавила Солус. — Зови меня Солус и больше никогда не хвастайся прессом передо мной. Договорились?
— Договорились. Но это распространяется и на мою пижаму? — Рифа отступила, превращая броню Оборотень в укороченный топ и свободные шорты.
— Мам! Эта броня может копировать только те вещи, что хранит. Ты подготовила это заранее!
— Виновна, — кивнула Менадион. — Но в таких вещах я всегда спала. В этом нет злого умысла.
— Да это же... — Солус нахмурилась, но, вспомнив, как в детстве врывалась в их спальню и видела мать в точно таких же нарядах, махнула рукой. — Хотя, верно. Но почему?
— Потому что так было удобно, когда ты влетала в комнату, пока твой отец и я... обнимались. И ещё потому, что я могла сразу бежать в Кузницу, когда приходило вдохновение. Тогда ведь не существовало брони Оборотень.
— Ах да... «Протокол Элфи». Теперь помню, — простонала Солус.
— Боги, ты знала?
— Конечно. Но я поняла это только много позже, — ответила она. — В детстве я думала, что речь о мягких игрушках, что вы с папой держали в комнате.
— Это была лишь часть плана, дорогая, — Менадион смущённо откашлялась. — Чтобы занять тебя, пока мы одевались.
— Мам! Слишком много информации! Особенно после того, как я видела тебя голой! — Солус издала звуки тошноты. — Давай сменим тему.
— Хорошо. Спроси меня что угодно, — кивнула Рифа.
— Для начала: можешь надеть что-нибудь другое? Я чувствую, как твой пресс прожигает меня взглядом, и это убивает мою самооценку.
— Прости, милая. — Рифа переоделась во что-то более свободное. — Следующий вопрос.
— Как ты познакомилась с Валероном Первым?
— Дядя Вал пришёл ко мне сам, — Рифа сотворила голограмму: молодая Менадион работала в кузнице, а рядом стоял молодой, но уже потрёпанный Валерон, выглядевший старше её. — Ему нужны были лучшие оружия для его друзей. Тогда я ещё была ученицей Локры, но мои навыки Кузнеца уже превосходили её...
Мать и дочь проговорили так несколько часов, восполняя пробелы в историях друг друга. Солус с радостью просидела бы так всю ночь, но вскоре отправила Менадион обратно в Печать Пустоты.
[У нас впереди достаточно времени, а мама и так уже столько для меня пожертвовала. После семи сотен лет беспокойного скитания она заслуживает отдых.]
――――――――――――――――rаnоbes.сom――――――――――――――――
Комната, в которой Менадион открыла глаза утром, была и знакомой, и чужой, что сбило её с толку.
Мгновение она забыла, что мертва, что её муж погиб, а башня ей больше не принадлежит. Но, оглядев спальню Лита и увидев рядом улыбающуюся Камилу, быстро вспомнила, где и когда находится.
— Сама не верю, что скажу это, но я бы с радостью поспала ещё, — вздохнула Рифа, прислушиваясь к себе.
Гнев и одержимость, терзавшие её семь веков, всё ещё были при ней, но уже не такие острые, не такие жгучие. Бесконечные страдания остались позади, новые и старые счастливые воспоминания смывали боль, а Печать Пустоты лечила её душу.
— Как ты себя чувствуешь, Рифа? — спросила Камила.
— Я спала всего две ночи после семисот лет бодрствования, но... я словно обрела равновесие, — ответила Менадион.
Если жизнь блуждающей души можно было сравнить с бесконечным маршем под грохот военных барабанов, то сон в Печати Пустоты походил на удары молота по металлу на наковальне.
Между ударами был перерыв, дававший время оценить силу и угол следующего. Гнев разогревал горн, одержимость вела руку, но всему был метод и порядок. Когда молот падал — Рифа ясно видела свои ошибки, упущенные шансы и несказанные слова. Когда задерживался в воздухе — Печать показывала счастливые мгновения её жизни.
Боль была столь же сильной, как и раньше, но теперь она имела иной оттенок. В страдании и в покое теперь был смысл. Одно показывало, что она сделала неправильно и что можно исправить. Другое напоминало о том хорошем, что она совершила, и подталкивало творить больше.
Блуждающая душа не могла взаимодействовать с живыми и лишь множила собственные страдания, чтобы удержаться в этом мире. Демон же имел подобие жизни и потому нуждался в цели. Печать Пустоты сохраняла первое и давала второе.
— Почему я голая? И где Лит? — только сейчас Менадион заметила, что не носит брони Оборотня, а Лита рядом нет.
— Он вызвал тебя из ванной, чтобы мы могли побыть наедине, — Камила показала на аккуратно разложенные на кровати вещи. — Вчера всё было в спешке, и Лит дал тебе то, что было под рукой. Сегодня можем спокойно выбрать. Посмотри, что тебе нравится. Скажешь, и наш портной подготовит такие наряды к нашему возвращению в Лутию.
— Ты серьёзно? — удивилась Менадион.
— Разумеется, Рифа. Смерть отняла у тебя всё. Кроме молота, собранного из украденных частей, у тебя ничего нет. Лит хочет это исправить.
— Это трогательно и благородно, — призналась она, почти растрогавшись. — Но совсем не похоже на Лита. Это твоя идея?
Она знала: именно Камила всегда относилась к Демонам по-человечески. Лит же обычно просто соглашался.
— Нет, это он сам придумал, — улыбнулась Камила. — Иногда он бывает чересчур резким, но плохим человеком его точно не назовёшь.
— Пожалуй, ты права, — Рифа вспомнила, как Лит купил Солус собственный амулет связи и целый гардероб, и выбрала свободное белое льняное платье в стиле Кровавой Пустыни. — Возьму это, это и вот это...
— Мы были настолько несчастной семьёй? — спросила Солус.
— Хуже. Но я не хочу обсуждать такие мрачные воспоминания сейчас, когда мы наконец снова вместе, — вздохнула Менадион.
— Тогда и не будем, мам. — Солус крепко обняла её. — Моя амнезия даёт нам шанс начать заново. У тебя есть вторая возможность снова быть моей матерью, а у меня — твоей дочерью. Что скажешь?
— Что это прекрасная мысль, — всхлипнула Рифа.
— Но при двух условиях, — добавила Солус. — Зови меня Солус и больше никогда не хвастайся прессом передо мной. Договорились?
— Договорились. Но это распространяется и на мою пижаму? — Рифа отступила, превращая броню Оборотень в укороченный топ и свободные шорты.
— Мам! Эта броня может копировать только те вещи, что хранит. Ты подготовила это заранее!
— Виновна, — кивнула Менадион. — Но в таких вещах я всегда спала. В этом нет злого умысла.
— Да это же... — Солус нахмурилась, но, вспомнив, как в детстве врывалась в их спальню и видела мать в точно таких же нарядах, махнула рукой. — Хотя, верно. Но почему?
— Потому что так было удобно, когда ты влетала в комнату, пока твой отец и я... обнимались. И ещё потому, что я могла сразу бежать в Кузницу, когда приходило вдохновение. Тогда ведь не существовало брони Оборотень.
— Ах да... «Протокол Элфи». Теперь помню, — простонала Солус.
— Боги, ты знала?
— Конечно. Но я поняла это только много позже, — ответила она. — В детстве я думала, что речь о мягких игрушках, что вы с папой держали в комнате.
— Это была лишь часть плана, дорогая, — Менадион смущённо откашлялась. — Чтобы занять тебя, пока мы одевались.
— Мам! Слишком много информации! Особенно после того, как я видела тебя голой! — Солус издала звуки тошноты. — Давай сменим тему.
— Хорошо. Спроси меня что угодно, — кивнула Рифа.
— Для начала: можешь надеть что-нибудь другое? Я чувствую, как твой пресс прожигает меня взглядом, и это убивает мою самооценку.
— Прости, милая. — Рифа переоделась во что-то более свободное. — Следующий вопрос.
— Как ты познакомилась с Валероном Первым?
— Дядя Вал пришёл ко мне сам, — Рифа сотворила голограмму: молодая Менадион работала в кузнице, а рядом стоял молодой, но уже потрёпанный Валерон, выглядевший старше её. — Ему нужны были лучшие оружия для его друзей. Тогда я ещё была ученицей Локры, но мои навыки Кузнеца уже превосходили её...
Мать и дочь проговорили так несколько часов, восполняя пробелы в историях друг друга. Солус с радостью просидела бы так всю ночь, но вскоре отправила Менадион обратно в Печать Пустоты.
――――――――――――――――rаnоbes.сom――――――――――――――――
Комната, в которой Менадион открыла глаза утром, была и знакомой, и чужой, что сбило её с толку.
Мгновение она забыла, что мертва, что её муж погиб, а башня ей больше не принадлежит. Но, оглядев спальню Лита и увидев рядом улыбающуюся Камилу, быстро вспомнила, где и когда находится.
— Сама не верю, что скажу это, но я бы с радостью поспала ещё, — вздохнула Рифа, прислушиваясь к себе.
Гнев и одержимость, терзавшие её семь веков, всё ещё были при ней, но уже не такие острые, не такие жгучие. Бесконечные страдания остались позади, новые и старые счастливые воспоминания смывали боль, а Печать Пустоты лечила её душу.
— Как ты себя чувствуешь, Рифа? — спросила Камила.
— Я спала всего две ночи после семисот лет бодрствования, но... я словно обрела равновесие, — ответила Менадион.
Если жизнь блуждающей души можно было сравнить с бесконечным маршем под грохот военных барабанов, то сон в Печати Пустоты походил на удары молота по металлу на наковальне.
Между ударами был перерыв, дававший время оценить силу и угол следующего. Гнев разогревал горн, одержимость вела руку, но всему был метод и порядок. Когда молот падал — Рифа ясно видела свои ошибки, упущенные шансы и несказанные слова. Когда задерживался в воздухе — Печать показывала счастливые мгновения её жизни.
Боль была столь же сильной, как и раньше, но теперь она имела иной оттенок. В страдании и в покое теперь был смысл. Одно показывало, что она сделала неправильно и что можно исправить. Другое напоминало о том хорошем, что она совершила, и подталкивало творить больше.
Блуждающая душа не могла взаимодействовать с живыми и лишь множила собственные страдания, чтобы удержаться в этом мире. Демон же имел подобие жизни и потому нуждался в цели. Печать Пустоты сохраняла первое и давала второе.
— Почему я голая? И где Лит? — только сейчас Менадион заметила, что не носит брони Оборотня, а Лита рядом нет.
— Он вызвал тебя из ванной, чтобы мы могли побыть наедине, — Камила показала на аккуратно разложенные на кровати вещи. — Вчера всё было в спешке, и Лит дал тебе то, что было под рукой. Сегодня можем спокойно выбрать. Посмотри, что тебе нравится. Скажешь, и наш портной подготовит такие наряды к нашему возвращению в Лутию.
— Ты серьёзно? — удивилась Менадион.
— Разумеется, Рифа. Смерть отняла у тебя всё. Кроме молота, собранного из украденных частей, у тебя ничего нет. Лит хочет это исправить.
— Это трогательно и благородно, — призналась она, почти растрогавшись. — Но совсем не похоже на Лита. Это твоя идея?
Она знала: именно Камила всегда относилась к Демонам по-человечески. Лит же обычно просто соглашался.
— Нет, это он сам придумал, — улыбнулась Камила. — Иногда он бывает чересчур резким, но плохим человеком его точно не назовёшь.
— Пожалуй, ты права, — Рифа вспомнила, как Лит купил Солус собственный амулет связи и целый гардероб, и выбрала свободное белое льняное платье в стиле Кровавой Пустыни. — Возьму это, это и вот это...
Закладка