Глава 134: Миссия •
Глава 134: Миссия
Марло и Лекс продолжали идти молча. Тихий гул толпы вдалеке был приятной переменой в обычной безмятежности гостиницы и значительно улучшал настроение. По мнению Лекса, всё было хорошо, так как ситуация не была безнадёжной. Со временем Рафаэль, в конечном счете, исцелится, даже от травм души. Лекс не сомневался, что если он продолжит улучшать Комнату Восстановления, то рано или поздно появится функция для исцеления души.
На самом деле, он даже был уверен, что когда-нибудь найдет способ исцелить повреждённую культивацию Рафаэля. Это не означало, что он немедленно вернется к прежней силе, но что он вновь обретёт способность к культивации.
Покалеченная культивация была очень странной вещью в мире культиваторов, подобной повреждённому золотому ядру Марло. Даже те, у кого царство было ниже Золотого Ядра[5], не смогли бы больше культивировать обычным образом, даже если бы их тело полностью исцелилось и не осталось бы проблем. Лекс не знал и не понимал причины этого, но именно так всё и было.
В конце концов, они вдвоём добрались до холмов, где располагалась Комната для Медитаций. По сравнению с остальным Полуночным Миром, здесь было меньше людей. Ночное небо, освещённое небесными фонариками, создавало впечатление, что звёзды светят совсем рядом. Это заставляло чувствовать, что если протянуть руку, то можно просто схватить одну. Но, конечно, это только казалось. Даже птицеподобным зверям, обитающим в Полуночном Мире, было запрещено прикасаться к ним, просто в целях безопасности.
– Рафаэль родился всего через пару лет после того, как мы поженились, – внезапно сказал Марло глубоким и мрачным голосом, – он был пухлым маленьким ребёнком и играл практически со всеми, кто уделял ему хоть немного внимания.
– Всю его жизнь мать слишком баловала его. Я тогда тоже был на пике своей карьеры, и, учитывая происхождение моей семьи и Софии, не было никого, кто не пытался бы заискивать перед ним. По сравнению с той жизнью, которую я прожил, наполненной болью, борьбой и безостановочными сражениями, он был похож на тепличный цветок.
– Возможно, я должен был радоваться, что мне удалось уберечь своего сына от страданий, которые выпали на мою долю, но тогда я мог думать только о том, что если он будет так жить, то вырастет слабым. Поэтому я сильно на него давил.
– С раннего возраста я начал тренировать его тело. Я начал вдалбливать ему дисциплину до мозга костей. Я относился к нему как к солдату, а не как к сыну. Чтобы оптимизировать развитие мышц, он принимал лечебные ванны. Слишком большая нагрузка на организм была бы вредна в раннем возрасте, поэтому я заставлял его заниматься йогой, чтобы повысить гибкость тела, а также проводил с ним боевые тренировки.
– Ему было семь лет, когда я заставил его убить человека в первый раз.
В этот момент Марло снова замолчал. Он не выглядел печальным или сожалеющим, и его голос звучал ровно. Можно было предположить, что он говорил о чём-то второстепенном, например, как о покупке обуви. Только он сам знал, как сильно страдал.
– Я совершил много ошибок, воспитывая его, но хуже всего было сравнивать его жизнь со своей собственной. На каждом уровне, при каждом достижении, при каждом прорыве я говорил ему, что в его возрасте мне приходилось намного хуже, чем ему, но у меня было гораздо больше достижений. Я не пытался унизить его. Я всего лишь имел в виду, что у него были лучшие возможности, чем у меня, и он мог превзойти меня. Больше всего на свете я хотел, чтобы он стал лучше, чем я когда-либо был. Больше всего на свете я хотел, чтобы он добился большего успеха, чем его отец.
– Парень был хорош. Он терпел всё, что я ему предлагал, и упорно старался, чтобы преодолеть все трудности. Но в какой-то момент... я даже не знаю когда, его характер изменился. Из весёлого, дружелюбного парня он превратился в отчаянного человека. Он отчаянно тренировался, отчаянно работал... Отчаянно искал всё, что могло бы сделать его сильнее. Вместо того, чтобы тренировать его, показывать, каким он может быть и уже стал сильным, всё, что я делал, это постоянно напоминал ему, что в его возрасте он не так хорош, как был я.
– Много лет спустя, когда я услышал, что семья Моррисон безумно тренирует своего наследника, я заставил их принять меня в качестве одного из его учителей. Вместо того чтобы давить на него силой, я учил ребенка на каждом уровне, как он должен мыслить, как ему следует преодолевать трудности и как он должен смотреть на мир. Я не мог позволить кому-то другому совершать те же ошибки, что и я.
– Несмотря на то, что парень тренировался на уровне, превосходящем тот, который должен был бы быть у любого человека его возраста, он испытывал то же отчаяние, что и Рафаэль. И всё же, был простой выбор, возможность всё бросить, когда он захочет. Этот простой выбор превратил всё происходящее из того, что ему навязывали, в то, что он сам выбирал. Каждый раз, когда он преодолевал препятствие, это было результатом его собственной подготовки. Каждый раз, когда он завершал миссию, это был его собственный успех, а не успех семьи. Каждый раз, когда он чувствовал себя подавленным, это был его собственный выбор продолжать, а не то, что ему навязывали.
– Честно говоря, такая небольшая разница привела к таким огромным различиям. Вместо того, чтобы впасть в отчаяние, как Рафаэль, мальчик вырос уверенным в себе молодым человеком, потому что всё, что он делал, было его собственным выбором, направленным на саморазвитие, а не на то, что за него выбирала семья. Если бы только я поступил так же со своим ребёнком.
– Тогда я не видел проблемы и исказил его личность. Хотел бы я сказать, что причина, по которой Рафаэль сейчас в таком состоянии, в том, что на него напал мой враг, или он попал в засаду, или случилось что-то ужасное. Однако простая истина заключается в том, что он заставлял себя слишком усердно культивировать. Он заставил себя выйти за пределы возможностей своего тела.
– Когда ему было чуть за двадцать, он был близок к тому, чтобы пробиться в Царство Основания[4]. Это не может сравниться с тем парнем Александром, но, с другой стороны, у моего сына не было такого огромного количества ресурсов. Но он совершил прорыв раньше, чем был готов, что привело к дестабилизации духовной энергии внутри его тела и взрыву.
– Там, на Земле, техники культивации проверяются на стабильность, чтобы убедиться, что вероятность отклонения минимальна, но устранить их полностью невозможно. Плохое душевное состояние, отчаянное стремление к успеху, всё это привело его на этот путь.
– Нас с Софией не было дома, когда это случилось, но, к счастью, там были его бабушка и дедушка. Им удалось сохранить ему жизнь, но это всё, что они могли сделать. Вылечить его было невозможно.
– София обвинила меня. Она сказала, что я убил её сына, слишком сильно на него давя. Честно говоря, я не могу сказать, что она неправа.
– Знаешь, когда я вспоминаю то время, я не могу вспомнить, что это была за спешка. Не могу вспомнить, почему я так торопился, чтобы он поскорее окреп. У нас было всё время мира. Вместо того, чтобы делать его таким же несчастным, каким был я, мне следовало научить его жить. Вместо того, чтобы заставлять его убивать людей, я должен был научить его защищаться и жить так, как он хотел. Я просто... Не могу вспомнить.
Пока Марло изливал свои чувства, Лекс молчал. Он всё равно не был уверен, что ему следует сказать, и не был настолько бестактен, чтобы снова спросить его об артефакте, когда тот рассказывал ему о своём сыне. Но это открыло Лексу ещё один вопрос, который его давно интересовал.
Ему всегда казалось странным, что мультимиллионер, высокоуровневый культиватор, тратит своё время на занятия по самообороне для кучки ничтожеств. Но внезапно Лекс понял. С их помощью Марло пытался хоть немного облегчить свою вину. Он делал для них то, что хотел бы сделать для своего сына. Обучая их выживанию, он давал им достаточно времени, чтобы прожить достаточно долго и по-настоящему насладиться жизнью. По выражению его лица нельзя было сказать, что безумному гиганту было больно, но если проанализировать его действия, то это было ясно как божий день.
– Что касается артефакта, – продолжил Марло, – я понятия не имею, о чём вы говорите. Как бы мне ни хотелось подарить ему что-нибудь из этого, ни у меня, ни у Софии не было таких сокровищ, которые позволили бы кому-то продолжать жить в таком ужасном состоянии. Мы сможем спросить его об этом только после того, как я найду способ исцелить его душу, – сказал Марло с непоколебимой решимостью.
В его голосе не было боли, а в глазах сожаления. Была только миссия.