Глава 308

Мир, где мне не рады

— За что они с тобой так? — спросил солдат, внимательно осматривая окрестности на поиск как врагов, так и добычи. Но как и первого, так и второго ему на глаза не попадалось. И если первое было к счастью, то от второго у него ныло в душе, словно его обманули как мальчишку.

Взамен вкусного обеда он получил…

Печальный взгляд скользнул на босую девчушку с огненно-рыжими волосами, что тихо и скромно вышагивала рядом, быстро семеня сбоку от него, подобно голодному котёнку.

— Я рыжая.

— Это я понял. Но много сейчас людей цветов разных. Я и голубоволосых видел, — ответил он.

— Ну… — она нервно улыбнулась. — Наверное потому, что людям надо кого-то ненавидеть?

— Слишком взрослые слова для маленького ребёнка, — внимательно посмотрел солдат на девчонку. — Сколько тебе, дитя, двенадцать? Четырнадцать?

— Десять.

— Десять? Выглядишь старше, — нахмурился он.

— Но мне десять, — девочка шутливо поклонилась.

Несмотря на погоду, что всем видом показывала серость и безысходность этого мира, от девочки чувствовалась какая-то сильная невидимая энергия тепла. Тепла, которое невозможно почувствовать кожей, однако можно уловить душой.

«Нет», — покачал головой солдат. — «Это не тепло, оно скорее вселяет воодушевление. Словно смотришь, и уже не всё так плохо».

Словно стремясь подтвердить свои догадки, он оглянулся.

Всё тот же лес, был вокруг него, всё тот же туман, однако теперь он был другим. Ни цветом, ни погодой, а просто другим. Иным. Это был тихий, спокойный, отдалённый от людей лес, чей туман подсвечивался солнцем, что пока не пробивалось сюда. Здесь можно было закрыть глаза и на мгновение забыть о всех невзгодах и проблемах, ощутив свежесть и бодрящую прохладу. Куда более чистый, своим мягким светом он скрывал всё чернь этого мира, словно стараясь заштриховать белым цветом.

Теперь, вместо навязчивых мыслей о самоубийствах, такая погода предрасполагала к тому, чтоб просто прогуляться, насладиться тишиной и спокойствием, оказаться наедине со своими мыслями, отделённым от остального мира.

Солдат глянул на мягко улыбающуюся девочку.

— Это магия, верно?

— Людям просто необходимо всё назвать магией, когда что-то непонятно, — разулыбалась она. — Но да, это можно назвать магией. Или аурой.

— Интересная способность, — пробормотал он.

Солдат не раз слышал о способностях, которые возникают у тех или иных людей. Активные или пассивные, все они отличались на любой вкус и цвет, иногда бывая полезными, иногда абсолютно безумными. И у девушки была одна из тех способностей, которые бы хорошо было иметь у себя, чтоб защититься от всепоглощающего отчаяния, что навалилось на эту часть королевства.

— Получается… тебя из-за неё хотели сжечь?

— Получается, что так, — спокойно ответила девчушка. — Они испугались таких перемен. Испугались жить не в страхе перед будущим, без постоянного отчаяния в сердцах, словно оно стало их вторым я. Может они чувствовали, что я другая, что отличаюсь от них.

— Они были правы, — задумчиво пробормотал он, разглядывая её. — Ты действительно странная.

— Наверное это так, — пожала она плечами. — Но такова я и этого не изменят даже эти бедные люди.

— Бедные люди? Ты их даже после этого считаешь бедными?

— А разве нет? Они не видят больше ничего хорошего, не видят добра и тепла, им холодно, голодно и страшно. Мне кажется, что это повод жалеть их.

— Да не уж-то? А как же тогда те, кто живёт в тех же условиях, но не превратились в злобных животных? — задал он встречный вопрос. Такая странная постановка вопроса с её стороны его немного раздражала. — Разве это был не их выбор стать такими?

— Не всем быть сильными.

— Отличное оправдание, — буркнул он. — Самое то, чтоб оправдать любое злодеяние. Когда люди убивают слабых, они не виноваты, это всё мир. Когда они грабят, то не виноваты, это всё мир. Когда издеваются, пытают, насилуют, это всё не они, это мир. Удобно сваливать все свои проблемы и слабости на мир.

Он произнёс это с невиданной для себя в последнее время жёсткостью с примесью ненависти. Он буквально выплюнул это залпом и не на кого-то, а на ребёнка. Ребёнка, который оказался куда чище остальных. А он своими словами словно хотел втоптать обратно её в грязь.

От этого солдату стало стыдно и грустно на душе.

— Прости, — пробормотал он. — Просто я насмотрелся уже всего этого. И слова твои слишком опасны для нынешнего мира, от которого отвернулись даже боги. Остались только люди со своими нерешаемыми проблемами и вечное противостояние добра и зла.

Только сейчас солдат заметил, что девчушка до сих пор топала босиком по дороге, хотя на улице уже пошёл снег. Первый снег за этот год. Его настолько захватил в плохом смысле этот разговор, что он даже перестал уделять внимание мелочам. Как будто ему умудрились наступить на больную мозоль.

Вздохнув, солдат окинул взглядом местность; лес, что медленно, но верно покрывался тонким слоем снега.

— Идём, встанем на привал, девочка.

— На привал? — вопросительно посмотрела она на него.

— Верно. Или ты будешь разгуливать босиком по снегу? — кивнул он на её ноги. — Отморозишь ножки-то свои и умрёшь. Не для этого же я тебя спасал, верно?

— Верно, — как-то неуверенно и слабо улыбнулась девчушка.

Потому, подхватив её на руки, чтоб она лишний раз не морозила себе ноги, солдат двинулся в лес на поиски прибежища на эту ночь. И пусть день только начинался, в этот раз он путешествовал не один. Казалось, что от этой мысли, внутри него стало тяжелее. Приятная тяжесть, что сменила внутреннюю пустоту за многие годы.

Солдат вернулся к лагерю только к вечеру. За это время мир успел знатно побелеть и стать чище, не вызывая уже тех чувств, что были раньше. Теперь каждая ветка, каждая кочка, каждый сантиметр этого мира стал белым и пушистым. Хотелось на мгновение остановиться и насладиться тишиной и красотой этого места, почувствовать свежесть жизни, которая пришла с новой погодой в этот мир. Просто стоять и смотреть, как лес мирно укрывается, словно пухом, белым снегом, в тишине потрескивая ветками, и иногда сбрасывая вниз снежные шапки.

Вся округа стала светлее.

Однако солдату было не до этого, он молча шёл через снег, которого было ещё не так много к своему… к их временному укрытию. Теперь не стоило забывать, что пока их двое. К счастью или горю, но теперь их двое.

Их лагерь расположился в корнях огромного поваленного дерева, где образовалась своеобразная нора. Густые, облепленные землёй корни стали отличным навесом, который уберегал от падающего сверху снега маленькую жительницу этого временного пристанища. Сейчас она, расположившись в утробе этого места, сидела перед костром, греясь и изредка подбрасывая в огонь ветви.

И она ни капельки не испугалась, когда из белизны внешнего мира вышел солдат, словно уже чувствуя его.

— Я принёс всё, что было у них. Не думаю, что мёртвым это понадобиться, однако теперь ты не замёрзнешь.

Вглубь этой норы, где было сухо и уже тепло от жара костра, солдат сбросил кучу вещей, которые снял с тел убитых ранее. Он постарался отобрать самые чистые из них, которыми можно было обернуть тощее тело девчушки, защитив от надвигающихся морозов. В это непростое время не приходилось выбирать и привередничать, стоило пользоваться всем, что имеешь.

— Спасибо, — улыбнулась девчушка, выудив из одежды пару поношенных, слегка отвердевших вонючих носок. Она даже глазом не повела от такого наряда, хотя самого солдата немного перекосило.

— Наверное… надо постирать их, — пробормотал он, сняв шлем и взглянув на вещи. — А то меня аж пробирает от некоторых вещей.

Солдат достал ещё один носок, который был очень толстым и задубевшим, после чего постучал им о небольшой камень. Таким можно было кидаться во врагов, и они вполне могли бы погибнуть как от переломов, так и от удушения.

— Точно надо постирать. Лучше бы тебе обмотать ноги ветошью, чтоб не носит такое на голой ноге, пока не постираем их, девочка.

— Да… — пробормотала она, глядя на носок, который был подобно сапогу на её ноге. В нём наверняка можно было ходить по земле и не бояться проколоть ногу. — Вы правы…

Она взяла одну из ветошей и принялась наматывать её на ногу. Однако делала это девочка не умеючи; ветошь постоянно сваливалась с её ноги, стоило ей обмотать её вокруг. Она упорно боролась, стараясь закрепить эту повязку на ноге, пока солдат не вздохнул и сам не взялся за это дело.

— Вот же дети пошли… — пробормотал он. — Ничего не умеют.

Его большие мозолистые пальцы ловко накручивали толстую ткань на ногу девочки. Для таких огромных лапищ подобное действие выглядело по истине изящной и ловкой работой.

— Вы добрый, — улыбнулась девчушка, глядя как он наматывает второй слой ветоши на ногу; аккуратно, не туго, но и не так, чтоб та слетела при первом же шаге. — Никак Бог Добра и Богиня Любви коснулись вас.

— Богиня Любви? Бог Добра? Навряд ли, мелкая, навряд ли…

— Почему же? Вы такой большой, такой сильный, но проявляете все признаки послушника Бога Добра и Богини Любви.

— Я поклоняюсь Богу Чести. И Богу Отваги тоже. Но боюсь, что Богиня Любви и Бог Добра избегают подобных мне. Мы слишком много проливаем крови, чтоб быть их последователями. Не заслуживаем подобного. Только двое богов из восьми могут принять нас и то, если повезёт.

Он закончил с одной ногой девочки и принялся за вторую, продолжая ровно так же ловко утеплять ей ноги.

— Люди не выбирают богов, это боги выбирают людей, — сказала настоятельно девочка.

— Да как же, — усмехнулся он. — Понимаешь, девочка… — он запнулся, словно вспомнив о чём-то. — Слушай, а как твоё имя-то?

Девчушка удивлённо моргнула, как будто она и не задумывалась над этим вопросом.

— Моё имя?

— Да, родителями данное.

Она слегка покраснела, впервые за это время показав иные эмоции, кроме своего удивительного, несвойственного детям спокойствия.

— У тебя не было родителей? — спросил солдат, озвучив свою догадку, но она оказалась неверной.

— Были… но…

— Они тебя бросили?

— Умерли, — слишком спокойно ответила девочка, хотя и было видно, что ей от этого немного грустно.

— А имя?

— У меня нет имени, — улыбнулась она.

— Быть не может, чтоб у тебя не было имени, — нахмурился солдат, даже перестав обматывать ногу. — У всех есть имя и всем его дают. Ты забыла его?

— Возможно, — пожала она плечами. — Я была ещё маленькой, когда они умерли.

— Ну да, раньше время было другое, — согласился он.

Ещё год назад останься ты сиротой, всегда нашлись бы те, кто приютит тебя. Сейчас всё иначе. Оттого оставшись без родителей ещё будучи маленьким ребёнком, девочка вполне могла выжить, так как были бы те, кто прикормил бы её. Сейчас же лишних мест для ртов не водилось.

— Непорядок, когда имени нет, — покачал головой солдат. — Имя, это отражение твоей души. Давай будем звать тебя… Клисенциу римбори линоя.

— Какое смешное имя, — рассмеялась девочка, прикрыв рот ладошкой. — Где же так детей называют?

— Ну… — смутился солдат. — Это и не имя, это старое высказывание. Сейчас этого народа уже нет, но я знавал одного представителя, наверное, последнего, он был моим братом по оружию. Он любил это высказывание. Оно переводится как «Надежда сдвинет горы».

— Надежда сдвинет горы? — задумалась девчушка, после чего широко улыбнулась. — Мне подходит, мне нравится. Только длинное больно.

— Ну можно и сократить его. Взять по первым буквам из каждого слова. Получится Кли-ри-ли… что-то странновато звучит, не находишь?

— Точно, — рассмеялась девочка. — Словно клирик или кто-то похожий. Может последнюю букву убрать? Вернее, сменить на последнюю.

— Ли?

— Ага, сменить на «я». И получится Клирия, — она хлопнула в ладоши, словно ей это имя идеально подходило. — Клирия, надежда сдвинет горы, мне кажется, что это очень удачное имя.

Солдат улыбнулся. Его каменное грубое лицо, широченное как валун и хмурое, как грозовые тучи, стало немного приветливее, когда его губы тронула улыбка. А на душе стало ещё немного теплее оттого, что в этом мире хоть у кого-то хватает силы радоваться. Пусть даже и мелочам.

А за его спиной всё валил и валил густой белый снег. От него снаружи стало очень светло несмотря на то, что солнце даже не выглянуло. Серый цвет был завален белоснежной чистотой, которая морозом отчищала округу от удушливого воздуха, что был пропитан серостью. Каждая ветка, каждый ствол дерева стали более чистыми, более насыщенными в своём цвете, слегка укутанные снегом. И снежинки не переставали кружиться друг с другом, продолжая сдабривать собой и без того добротный слой снега.

Мир словно в мгновение ока очистился от грязи.

Только здесь, под корнями в норе не было этой белизны; здесь властвовало тепло от огня и приподнятое настроение, которые создавало свой, неповторимый, пусть и суровый уют.

— Тебя так это радует, — усмехнулся солдат.

— Мне приятно иметь красивое имя с глубоким смыслом, — кивнула девчушка по имени Клирия. — А как тебя зовут?

— Мор Стелкори.

— Стелкори, — протянула Клирия. — Звучит богато…

— Я родом из столицы, — пожал Мор плечами. — Мои родители умерли ещё когда я родился, тогда было не лёгкое время. А потом я пошёл служить и вот теперь здесь.

— Мор Стелкори… — вновь протянула она, после чего посмотрела на Мора. — Так почему ты не веришь в богов?

— Я верю в богов, я не верю, что они выбирают кого-то. Что они вообще обращают взор на эту бренную землю, что раскинулась под их ногами, после случившегося. Мне кажется, что их уже просто нет. Поглядели, что творится, да и ушли. Ведь незачем им такое место, что сжирает само себя во имя не понять чего.

— Это не правда, — покачала головой Клирия. — Боги не покинули это место. Они до сих пор живут здесь. Тебе просто нужно верить в них. Верить, что они есть, что они следят за этим миром, и идти дальше. Ведь сами они не могут всего сделать.

— Да как же, — взглянул он ей в глаза. — Идти дальше? Мне бы очень хотелось сделать то, что ты говоришь. И мне бы очень хотелось верить, что боги не покинули наш мир, но я не верю.

— Но это так, — мягко ответила Клирия, словно пыталась утихомирить грусть и горечь в его сердце.

— Хорошо, если это так, то покажи мне хотя бы одного?

Это должно было быть концом спора. Концом её препирательств, ведь откуда она возьмёт с места доказательства? Несмотря на то, что она была через чур смышлёной, и что Мору уже неоднократно казалось, что перед ним отнюдь не ребёнок, а как минимум юная умная девушка, даже она не могла доказать обратное. Доказать то, что в принципе невозможно доказать. Это как сорвать с неба звезду.

Но девчушка Клирия улыбнулась. Улыбнулась мягко, глядя застенчиво исподлобья на Мора, на его суровое лицо, повидавшее многое, словно стесняясь.

— Ну, например… я, — робко пробормотала Клирия, ткнув пальцем в свою грудь.

Лицо Мора в мгновение отупело, превратив его из сурового воина с умными глазами в деревенского дурачка, которому не хватало ещё пустить слюны для полноты картины. И он выдал удивлённое…

— Что?

Она медленно встала и прошла мимо Мора, проведя своими нежными пальчиками по его грубой в шрамах щеке.

— Смотри, — едва ли не шёпотом произнесла она, встав у края на границе, где начинался снег.

Клирия негромко хлопнула в ладоши, после чего резко развела руки, словно распахивала занавески в другой мир. И снег перед ней раскинуло невидимой волной по кругу, оголив тёмную сырую землю, заваленную старыми ветками и высохшей травой. На это место даже не падал снег, его словно разводило что-то по сторонам.

Клирия шагнула на этот клочок земли, остановилась в центре и развернулась, мягко улыбаясь. После этого она нагнулась и коснулась ладонью земли, постояла так немного и хлопнула ладошкой, отчего земля издала влажный чавкающий звук.

И тут же от места, где она хлопнула, словно разбежалась золотистая волна. Волна, вслед за которой очень быстро из-под земли начали появляться зелёные яркие росточки и стебельки. За какие-то мгновения перед Мором раскинулась ярко-зелёная лужайка с густой невысокой травой, окружённая белоснежным чистым снегом и белыми хлопьями.

— Мне приятно познакомится с тобой, Мор. Я Богиня Надежды и повелительница весны. — Она хихикнула. — А ещё я теперь и Клирия.

— Но… — он замялся, — Богиня Надежды разве не светленькая?

— Светленькая, но… я рождена в данный момент от людей, — она посмотрела на свои волосы и погладила их. — Они были рыжими, вот и я рыжая. Но когда стану старше, лет так в двенадцать, они начнут светлеть и примут свой окончательный вид, и я стану похожа на ту, кем являюсь в действительности. Моя божественная душа изменит эту телесную оболочку по моему образу и подобию.

— Но… почему ты рождаешься от людей? — пытался понять Мор, не веря в услышанное. Вернее, он верил, но в тоже время и не верил одновременно. — Ты же Богиня.

— Да, но… я потеряла свои силы, — пожала она плечами. — Потеряла их все, когда отдала людям ради победы над злом. Но они проиграли, а я осталась здесь. Теперь я не могу вернуться обратно, и я привязана к этому миру. Обречена умирать и возрождаться в новом теле.

— И ты не можешь отвязаться от него?

— Могу, но, — она грустно улыбнулась, — я же Богиня Надежды. Как же это, мир без меня, без богини жить то будет? Без капельки надежды в сердце?

— А другие боги и богини? — спросил ошарашенный Мор. — Они тоже в этом мире? Тоже среди нас?

— Кто-то да, а кто-то нет, — вздохнула Клирия.

— Но почему ты не оставила этот мир? Это неблагодарное болото?!

— Потому что надежда умирает последней или не умирает вовсе, — улыбнулась она. — И я так же, как и ты хочу, чтоб мир стал лучше. Оттого несу этот крест.

— Я не хочу сделать мир лучше, — пробурчал низким голосом Мор. — Теперь я ничего не хочу. Хочу лишь найти свой дом.

— Но ты же хотел…

— Это в прошлом, Богиня Надежды, — посмотрел он ей в глаза. — Теперь это в прошлом. Сейчас я просто хочу найти свой дом.

Она улыбнулась.

— И всё же ты хочешь изменить этот мир. Но пусть так, пусть отстроить свой дом и жить в нём. Я считаю, что это тоже прекрасная цель.